Страница 31 из 160
— Видели? — воскликнул гусляр. — Вы это видели?
— Ну видели, ну и что? — скривился подземник.
— А то, что точно такие же знаки я последнее время нахожу всюду, где есть дэвсы. Пять лет уж, как с ними повстречался. Мне про знаки сии Чистомысл много рассказывал. — Буян дрожал от нетерпения, как молодой горячий конь, — Здесь бывали дэвсы, сознавайся, подземник?
— Эва, удивил. — Тот скривился презрительно. — Да их тут немерено. Если бы ты, человече, на каждую картинку не останавливался, давно б уж их вживую увидел. А если бы поопытнее был, то и так бы понял, что с одним из них разговариваешь!
Буян вытаращил глаза, а Властимир отступил от необычного старичка, словно тот в зверя лютого обратился. Гусляр рассматривал их провожатого так долго, что даже терпеливый Мечислав тряхнул его за плечо:
— Пошли, что ли? И так задержались сверх меры.
— Дело говоришь, парень, —одобрительно кивнул подземник. — Застоялись мы в пустом ходе. Дальше идти надобно.
Пристыженный Буян занял свое место и до конца пути промолчал, угрюмо и внимательно косясь по сторонам.
Путь их завершился вскоре — за вторым поворотом им открылся широкий освещенный коридор, стены которого были выложены цветным камнем. Посреди пещеры высился каменный стол — видимо, для общих трапез. Но никого поблизости не было, хотя время обеда наверху давно уже настало. Не останавливаясь, подземник провел гостей в одну из дверей.
— Говоришь, князь, в путь вы отправились? — вдруг заговорил провожатый, негромко обращаясь к Властимиру.
— В путь, — коротко отмолвил князь.
— А далеко ли путь держите?
— Далеко, — еще короче бросил князь.
— А все-таки?..
Властимир сжал зубы. Вот сейчас он примется причитать, что не дело он затеял — в путь-дорогу дальнюю слепым отправляться. Послал бы друзей своих или слуг верных, а то и кинул клич по городам и весям, чтоб нашелся добрый молодец, что не побоялся бы в страны незнакомые отправиться и достать ему средство чародейное. Да и вообще, не дело князьям самим такое затевать — на то слуги да холопы имеются. Но подземник молчал выжидающе, и Властимир процедил сквозь зубы:
— За моря.
— А море какое — не Понт ли Греческий?
— Он самый.
— Тогда добираться вам до него — срок немалый…
— Сам то ведаю, да только то не твоя печаль! — перебил Властимир.
— Да что ты взъелся-то на меня так, князюшко? — Подземник выглядел озадаченно, — Али молвил я слово противное? Али в чем еще не потрафил?
— Просто ведаю я, что на языке твоем вертится — мол, не дело такое вершить убогому, а князю и вообще зазорно самому в путь пускаться — на то слуги да холопы имеются. Да только сейчас у меня есть лишь два друга, которым могу довериться, — позади меня идут, а больше в целом свете никого — все прочие враги лютые.
— Такого у меня и в мыслях не было, — заверил его подземник. — В прежние времена кому что надобно, тот сам все и вершил, на чужое слово не надеялся. Сам Перун, когда нужда пришла, для себя ковал палицу да меч звездный. Иди, куда душа и вера твоя ведут тебя. Я хотел сказать, что далековато до моря-то, а ты спешишь небось…
— Твоя правда, спешу я. По рекам да по волокам путь отсюда до моря Греческого никак не месяц, а землей, может, и столько же, коли не более. Ныне же макушка лета на исходе, изок-месяц[23] закатился. Пока туда доберемся, пока корабль найдем…
— Да, на исходе лета редко какой кормщик в путь по Греческому морю пустится. Слыхал я — там бури гуляют лютые, как скорлупки суда переворачивают. Плыть по нему хорошо весною, да зимою, да в самом начале лета, когда Морской хозяин спокоен бывает.
— Что ж мне — ждать придется на берегу моря до зимы первого корабля?
— Зачем ждать? Поспеете вы в нужный срок — хоть на самый последний корабль, а попадете!
Услыхав последние слова подземника, их догнал Буян, пошел подле.
— А ты часом не завираешься, друг любезный? — молвил он. — Как мы такое сможем? Или средство у тебя есть особое?
— Средство и в самом деле есть, — хитро мигнул подземник. — И идем мы к нему.
Но тут уже Буян сам все понял и обрадованно хлопнул себя по лбу ладонью, потому как в это время усилился знакомый запах лошадей.
Путники прошли еще немного, завернули за угол и оказались в подземной конюшне.
Узкий высокий коридор был скудно освещен двумя факелами — один в начале, другой в конце хода. С двух сторон в коридор открывались вырубленные в скале ниши, края которых оплетал узор из трав и птиц. В каждой нише, прикованный к стенам толстыми цепями, стоял жеребец, да такой, что Буян, взглянув на первого же, всплеснул руками:
— Огонек! Княже, вот куда твой Огонек запропал! Властимир невольно рванулся на голос гусляра, протягивая руки. Но подземник строго осадил его:
— Твоя правда, человече, но не вся. Жеребчик этот как две капли на отца своего похож, которого Огоньком зовут. Одна шерстинка у него золотая, другая серебряная, из глаз огонь, из ушей дым, из ноздрей искры сыплются, как взмахнет шестью крыльями — так за тридевять земель улетит. Море враз перескакивает, с горы на гору перешагивает, а во лбу у него камень-самоцвет — от него в любую ночь без огня светло.
— Все верно, подземник, — кивнул Буян. — Точно этот конь!
— Этот, да не тот. Гляди!
Сунув в руки гусляру светильник, подземник шагнул к жеребцу и откинул со лба длинную челку.
Буян даже вскрикнул с досады: камня-самоцвета во лбу не было.
Подземник опустил челку, скрывая лоб.
— Привели сюда пять годов тому уж жеребца Огонька. Время прошло — и мы его отдали, а здесь остались дети его. — Он обвел руками коридор. — Все волос к волосу, голос к голосу, у иных и камень тот заветный во лбу целехонек. Тридцать три их туточки, и троих любых мы вам с великой охотой пожалуем. Проходите, гости дорогие, выбирайте коней заговоренных.
Он повел гостей по коридору. И верно — в каждой нише позвякивал цепями и хрустел белоярой пшеницей златогривый конь. Повиснув на локте Властимира, Буян шепотом пересказывал ему все речи подземника, от себя добавляя лишь о статях осматриваемых жеребцов, и иногда советовал:
23
И з о к — кузнечик; славянское название месяца июня.