Страница 4 из 34
– Ма-а-асковский ва-а-акзал, – нараспев повторил водитель и сделал чуть потише музыку, гремевшую в салоне. – Сколько денег, уважаемый?
– Гони, разберёмся, – сказал Одинцов.
– Поехали, иначе он вас убьёт, – подал голос Мунин и нервно хихикнул.
– Шутка, – Одинцов подмигнул таксисту. – Поехали, поехали! Время дорого.
Время действительно было дорого. Мунин уже начинал отходить от шока. Раньше, чем начнётся истерика, его нужно доставить в какое-нибудь спокойное уединённое место, где Одинцов сможет задать нужные вопросы и обмозговать ситуацию.
До Московского вокзала – от силы десять минут. Пусть шофёр думает, что они опаздывают на поезд, решил Одинцов. Даже если случится чудо и преследователям удастся вычислить этого любителя громкой музыки – о пассажирах он расскажет немного: очень торопились, вышли на Лиговке, а дальше – ищи-свищи…
…потому что ни на каком поезде, конечно, Одинцов и Мунин не поехали. В привокзальной толчее Лиговского проспекта Одинцов поймал ещё одну замызганную машину и назвал сидевшему за рулём кавказцу адрес в двух кварталах от своего дома. Более подходящего места придумать так и не удалось.
Всё это заняло минут сорок – сорок пять. Вроде бы только что Одинцов хлопнул дверцей машины, выйдя за сигаретами на Кирочной, – и вот он уже распахнул дверь квартиры, кивком приглашая Мунина: заходи!
С этим жильём давным-давно помог оборотистый Варакса: тряхнул связями, провернул многоходовый обмен, ссудил деньгами, перепланировку и ремонт заставил сделать… В результате Одинцов оказался владельцем просторной трёхкомнатной хоромины в доме послевоенной постройки, где бытовал с тех пор по-армейски аккуратно и по-холостяцки незамысловато.
– Сумку верните, – потребовал Мунин, озираясь в прихожей.
До начала истерики Одинцов успел запереть замок, сбросить ботинки и повесить куртку на вешалку. Он переложил из сумки в полиэтиленовый пакет всё, что забрал у нападавших. Просмотреть документы можно позже, важнее сперва разобраться с Муниным.
– Вы мародёр и подлец, – отчеканил историк, забирая сумку. – Только мародёр и подлец может грабить мёртвых. Они же были ещё тёплые. Вы понимаете? Тёплые! Они, может быть, ещё живые были! А вы их ворочали, как мешки, и по карманам у них шарили!
– Конечно, они бы наши трупы обыскивали намного деликатнее, – согласился Одинцов. – Раздевайся, проходи, разговор есть.
Голос Мунина сорвался.
– Я с убийцами не разговариваю! Выпустите меня сейчас же! Выпустите, иначе я не знаю, что сделаю… Убийца! Мясник!
Дальше Мунин понёс какую-то сбивчивую околесицу. Одинцов не стал ждать, пока он выкричится и хоть немного придёт в себя, а кончиками пальцев коротко ткнул историка в диафрагму. Тот задохнулся и обмяк.
Одинцов вытряхнул Мунина из куртки и в ванной сунул головой под струю холодной воды. Потом наскоро вытер парню волосы махровым полотенцем, под руку довёл до гостиной и толкнул на диван. Мунин близоруко щурился и периодически издавал звук раковины, всасывающей остатки воды. Дыхание возвращалось.
На кухне, которую от гостиной отделяла только барная стойка, Одинцов откупорил бутылку виски. Вернулся к Мунину и сунул ему в руку стакан:
– Пей!
– Я… не… пью, – просипел Мунин.
Одинцов сходил к холодильнику за пакетом яблочного сока и долил стакан доверху.
– Пей! Это не просьба, это приказ.
Мунин опасливо сделал первый глоток, а потом залпом выпил смесь до дна. Выпучив глаза, задышал часто, как маленькая собачка, и уселся на диване поудобнее.
Одинцов снова налил ему виски с соком. Мунин тут же прильнул к стакану. Свой виски Одинцов разбавлять не стал и уселся в кресле напротив дивана.
– Будем здоровы! – сказал он, отхлебнул немного и закурил. – А теперь всё же давай поговорим.
Уже захмелевший Мунин нацепил очки и посмотрел на Одинцова:
– Что это было?
– Не-е-ет, парень, – покачал головой Одинцов, – это как раз мой вопрос: что это было? Что это было, твою мать?
– Я не знаю, – всхлипнул Мунин.
– А кто знает? Кто эти люди? Чего они хотели?
По щекам историка потекли слёзы.
– Я не знаю, не знаю! Я просто стоял, а они взяли меня и потащили. Они не говорили ничего. Один держал, другой сумку отнимал.
Одинцов принёс из прихожей сумку Мунина и вывалил на журнальный столик её содержимое – увесистую папку с этикеткой Urbi et Orbi в окружении шариковых ручек, блокнота, кабеля для зарядки телефона, прочей мелочи и бумажного мусора.
– Им не нужен был мобильник, часы или деньги, они хотели забрать сумку, – рассудил Одинцов. – Сумка тоже дрянь. Значит, им нужно было это.
Он взял папку в руки и принялся листать прозрачные пластиковые кармашки, набитые распечатанными текстами, отсканированными страницами старинных рукописей и цветными картинками.
– Вопрос – зачем им это нужно?
– Я не знаю, – повторил Мунин, снова сняв очки и кулаком утирая глаза.
– Хорошо, – сказал Одинцов и вытащил отнятый пистолет, который, придя домой, сунул сзади за ремень. – А это что такое, знаешь?
Историк пожал плечами.
– Пистолет.
– Не простой пистолет, а Пэ-эС-эС. Пистолет самозарядный специальный. Там, во дворе, ты выстрелы слышал?
Мунин вспомнил: когда Одинцов стрелял, грохота не было; он даже подумал, что оглох.
– Нет.
– А глушитель видишь?
О глушителях Мунин имел смутное представление. В кино бандиты, перед тем как застрелить кого-нибудь исподтишка, рукой в перчатке вкручивают в ствол толстый чёрный цилиндр…
– Не вижу, – неуверенно сказал он.
– Правильно. Не видишь, потому что глушителя здесь нет. Глушителем работает сама гильза. Особая конструкция. Наши делают эти пистолеты уже лет тридцать, но ни у кого в мире ничего подобного не появилось до сих пор. Даже в Израиле повторить не смогли. Оружие редкое и мало кому известное, потому что используют его только спецподразделения. Вот и объясни мне: откуда взялись эти бойцы с Пэ-эС-эСами и почему хотели отнять папку? Чего в ней такого интересного?
– Ничего такого, – Мунин помотал головой. – То есть, как ничего… Там всё интересное! Это материалы моего исследования. Я же вам говорил. Сравнительный анализ действий Ивана Грозного, Петра Первого и Павла. Их нелогичные поступки заставляют предположить, что существовала некая предопределённость…
– Документы какие-нибудь секретные здесь есть? – перебил Одинцов.
– Нет. Всё из открытых источников. Кое-что было трудно разыскать – иллюстрации, рукописи редкие… Но для специалистов – нет, ничего секретного. Просто выводы, которые я сделал, сильно выходят за рамки обычных представлений.
– Ты это добро всегда с собой таскаешь?
– Нет, – повторил Мунин. – Часть у меня дома была, часть на работе, часть на флешке… Я только вчера остатки распечатал и утром сегодня окончательно всё собрал.
– Кто знал, что готовая папка будет при тебе?
– Кто… Нет, она не могла!
– Кто – она? – быстро спросил Одинцов.
Пистолет самозарядный специальный.
Мунин упёрся в него мутнеющим от алкоголя взглядом и покачал головой.
– Не скажу. Она тут ни при чём. И вообще речь идёт о чести дамы… Не скажу, нет. А почему вы всё время говорите мне ты?
– Та-а-ак, – протянул Одинцов, – товарищ не понимает, товарищу надо объяснить кое-что.
Он поднялся и начал прохаживаться перед Муниным, размышляя вслух.
– На тебя наехали крутые ребята. Исторические документы – явно не их профиль. Значит, ребят послал кто-то, кому нужна была папка. Если бы кроме папки был нужен ты, эти бойцы не во двор бы тебя потащили, а в машину. Ты говоришь, нащупал что-то, но окончательно сложил документы только сегодня. Значит, детали никому не известны. Если в бумагах обнаруживаются неясности, тебя всегда можно прижать и допросить. А пока задача – только отобрать сумку, и всё. Ну придёшь ты в полицию на хулиганов жаловаться. Максимум заявление примут – и забудут. Подумаешь, распечатки какие-то пропали! Кому охота ерундой заниматься?