Страница 3 из 16
Проповедник был сгорблен и молчалив, его челюсти сжались, глаза сфокусировались на дороге. Его мускулистые руки сражались с рулевым колесом в попытке не дать массивному автомобилю пойти юзом. Двигатель вопил и ревел, реагируя на ослабление тяги, а визг гигантских радиальных шин добавлялся к этой какофонии. Иеремия резко крутил руль в сторону заноса, чтобы не потерять контроль над ходом машины, когда заметил, что нечто застряло в дыре, которая зияла в стекле на его стороне. Отделенная от тела ходячего голова с дробно, глухо постукивающими челюстями была поймана зазубренной стеклянной пастью в каких-то дюймах от левого уха проповедника. Теперь она вращалась и скрежетала почерневшими резцами, уставившись на Иеремию серебристыми люминесцентными глазами. Вид головы оказался настолько неприятен, ужасен и в то же время сюрреалистичен – скрипучие челюсти щелкали так, будто это была сбежавшая от чревовещателя пустая кукла, – что проповедник испустил еще один невольный смешок, но на этот раз он звучал злее, «темнее», острее, оттененный безумием.
Иеремия отшатнулся от окна и в этот же момент увидел, что «оживший» череп был оторван от корпуса при столкновении с внедорожником, и теперь его владелец, до сих пор не поврежденный, продолжает брести в поисках живой плоти по пути пожирания, поглощения, истощения… и никогда не находя насыщения.
– БЕРЕГИСЬ!
Крик взвился из мерцающей темноты на заднем сиденье, и, пребывая в крайнем возбуждении, Иеремия не смог понять, кто вопит – Стивен или Риз. К тому же повод для восклицания неочевиден. Проповедник совершил серьезную ошибку, неправильно истолковав смысл крика. В ту долю секунды, пока его рука, метнувшись к пассажирскому сиденью, рылась среди карт, конфетных оберток, бечевки и инструментов, лихорадочно пытаясь нащупать 9-миллиметровый «глок», он предполагал, что вопль предупреждал о щелкающих челюстях оторванной головы.
В конце концов он нащупал «глок», вцепился в него и, не тратя времени, одним слитным движением вскинул оружие к окну, стреляя в упор и целясь в насаженное на осколки гротескное лицо – прямо меж бровей. Голова взорвалась облаком розового тумана, расколовшись, как спелый арбуз, и забрызгав волосы Иеремии до того, как останки успело сдуть ветром. Поток воздуха шумно гудел в разбитом стекле.
С момента первоначального импульса прошло меньше десяти секунд, но теперь Иеремия понял настоящую причину, которая заставила одного из мужчин сзади возопить в тревоге. Она не имела ничего общего с оторванной головой. То, о чем кричали сзади, и то, от чего следовало поберечься Иеремии, – темнело на противоположной стороне хайвея, приближаясь справа, надвигаясь по мере того, как они скользили по следам мертвых тел, не контролируя ход машины.
Иеремия чувствовал, как автомобиль опасно заносит в тот момент, когда он отклонился от курса, чтобы избежать столкновения с изуродованными обломками «Фольксвагена-жука», как он скользит боком по гравию на обочине, а затем ныряет вниз с насыпи – в темноту под деревьями. Сосновые иголки и лапы царапали лобовое стекло и отвешивали ему пощечины, в то время как автомобиль грохотал и рычал, летя вниз по каменистому склону. Голоса сзади превратились в исступленный вой. Иеремия чувствовал, что уклон сглаживается, и ему удалось сохранить контроль над машиной – достаточный для того, чтобы не закопаться в грязь. Он отпустил газ, и автомобиль рванулся вперед, ведомый силой собственной инерции.
Массивная решетка радиатора и гигантские шины проломили путь через заросли, приминая валежник, скашивая подлесок и прорываясь сквозь кустарник, будто это не препятствия, а всего лишь дым. В эти минуты, которые казались бесконечными, тряска грозила Иеремии переломом позвоночника и разрывом селезенки. В дрожащем отражении, которое промелькнуло в зеркале, он видел двух раненых молодых мужчин, вцепившихся в спинки сидений, чтобы удержаться и не выпасть из внедорожника. Передний бампер подпрыгнул на бревне, и зубы Иеремии клацнули, едва не раскрошившись.
Еще с минуту или около того «кадиллак» ни шатко ни валко ехал через лес. А когда выехал на открытую местность в клубах пыли, в грязи и листьях, Иеремия увидел, что они случайно выбрались на другую двухполосную дорогу. Он ударил по тормозам, из-за чего пассажиров бросило вперед в натянувшихся ремнях безопасности.
Иеремия на мгновение замер, делая глубокие вдохи, чтобы вернуть воздух обратно в легкие, и оглянулся по сторонам. Мужчины на заднем сиденье испускали коллективные стоны, откинувшись назад и обхватив себя руками. Двигатель шумел на холостом ходу, дребезжащий звук вплетался в низкий гул – возможно, во время их импровизированного внедорожного приключения раскололся подшипник.
– Что ж, – тихо произнес проповедник, – неплохой способ срезать дорогу.
На заднем сиденье – тишина, юмор не нашел отклика в душе последователей Иеремии. Над их головами, в черном непрозрачном небе как раз начал разгораться пурпурный отблеск рассвета. В тусклом фосфоресцирующем свете Иеремии теперь удалось разглядеть, что они остановились у лесовозной дороги и леса уступили место заболоченным землям. На востоке он видел дорогу, извивающуюся по топи, залитой туманом, – возможно, это край болота Окифиноки, – а на западе виднелся проржавевший дорожный знак с надписью: «3 мили до автострады 441». И ни одного признака ходячих вокруг.
– Судя по знаку вон там, – сказал Иеремия, – мы только что пересекли границу штата Флорида и даже не заметили этого.
Он включил передачу, аккуратно развернулся и направил машину по дороге в западном направлении. Его первоначальный план – попытаться найти убежище в одном из больших городов Северной Флориды, например, в Лейк-Сити или Гейнсвилле, – все еще казался жизнеспособным, несмотря на то, что двигатель продолжал дребезжать, жалуясь на жизнь. Что-то разладилось во время их «лесного броска». Иеремии не нравится этот звук. Скоро им понадобится место для остановки, чтобы заглянуть под капот, осмотреть и перевязать раны, возможно, найти немного еды и бензина.
– Эй, гляди! – воскликнул из тьмы пассажирского сиденья Риз и указал на юго-запад. – В конце того участка.
Иеремия проехал еще около сотни ярдов, а потом остановил «кадиллак» на обочине, покрытой гравием. Он вырубил мотор, и в салоне «Эскалейда» воцарилась тишина. Вначале никто не произнес ни слова; все просто пялились на дорожный знак, который теперь можно было разглядеть поближе.
Это была одна из тех дешевых, белых, полупрозрачных досок из фибергласса, установленная на колеса, с большими съемными пластиковыми буквами на ней, – обычная примета сельской Америки, рекламирующая что угодно, от блошиных рынков до ремонта палаток. На этой все еще виднелась надпись:
Б-А-П-…-И-С-Т-С-К-А-Я Ц-Е-Р-К-О-В-Ь К-А-Л-В-А-Р-И
Д-О-Б-Р-О П-О-…-А-Л-О-В-А-Т-Ь
П-О В-О-С-К-Р-Е-С-Е-Н-Ь-Я-М С 9 Д-О 11
За веретенообразными кипарисами и колоннами сосен, растущими вдоль дороги, Иеремия видел пустынную парковку с белоснежным гравийным покрытием. Длинный, узкий проезд вел к фасаду с просевшими рамами, разбитые витражные окна были местами заколочены досками, шпиль – свернут набок и обгорел, будто попав под бомбежку. Иеремия внимательно посмотрел на величественное здание. На верхушке шпиля возвышался огромный стальной крест, покрытый ржавчиной, часть его страховочных тросов была оборвана.
Сейчас крест висел вверх тормашками, болтаясь на остатках своей сгнившей «оснастки».
Иеремия продолжал смотреть. Он оставался очень спокойным, глядя на разрушенный, перевернутый крест, знак влияния сатаны, но весь этот символизм – только начало. Иеремия осознал, что это весьма ясный знак – знак того, что Господь их оставил, и Упокоение – вот оно, и мир теперь превратился в Чистилище. Им придется иметь дело с теми и тем, что осталось, как собакам на свалке, как грызунам на тонущем корабле. Они должны уничтожать – или будут уничтожены.