Страница 22 из 33
Матерь блуда есть объядение.
Матерью пороков признавай леность, потому что блага, какие имеешь, расхищает, а каких не имеешь, не допускает приобрести.
Между бесстрастными один бывает бесстрастнее другого. Ибо иной сильно ненавидит зло, а другой ненасытно обогащается добродетелями.
Между человеческими действиями многие добры сами по себе, но бывают недобрыми по какой-либо причине. Например, пост и бдение, молитва и псалмопение, милостыня и странноприимство сами по себе суть дела добрые, но когда делаются из тщеславия, тогда они уже не добры.
Мне кажется, что вступившим на путь борьбы оружием слова против врагов истины прилично вооружаться только против тех лживых мнений, кои хоть сколько-нибудь подкреплены вероятностью, а не сквернить слово мертвыми и уже смердящими его мнениями.
Многие богатые и сильные дали бы дорого за то, чтобы увидеть Господа или Его Пречистую Матерь, но не богатству являет Себя Бог, а смиренной душе Всякий последний бедняк может смириться и познать Бога. Не надо ни денег, ни имений, чтобы познать Бога, но только смирение.
Многие из людей, преданных блудницам, не только потерпели от этого вечную и бесконечную смерть, но и здесь, как злые, зло погибли, подвергшись бедствиям от распутных женщин.
Многие кажутся сами себе благоразумными и не могут представить, что мнимое их благоразумие обратится во вред душе их.
Многие, как на позорище собственной жизни, лицедействуют, иное нося в сердце, а иное выставляя напоказ людям. Поэтому не помрачай лица. Каков ты сам в себе, таким и кажись.
Многий сон есть неправедный сожитель, похищающий у ленивых половину жизни, или еще больше.
Много нас говорящих, но мало делающих. Однако же никто не должен искажать слово Божие в угоду своему нерадению, а лучше исповедать свою немощь, не скрывая истины Божией, чтобы вместе с нарушением заповедей не оказаться виновным еще и в неверном толковании слова Божия.
Много подвига и труда требуется в молитвах, чтобы достигнуть невозмутимого состояния мысли.
Многое из того, что мы думаем о Боге, не можем выразить словом, и многое, что выражаем словом, не можем представить умом.
Многоспание утучняет сердце, бдение же в меру – утончает его.
Можно думать (и я так думаю), что душа и Ангел – духовны по естеству, но облечены тонким эфирным телом, а чтобы они по естеству были тело, так думать нельзя.
Можно не лечиться в ожидании, что Бог излечит; но это очень смело дерзновенно. Можно не лечиться для упражнения в терпении, в преданности в волю Божию, но это очень высоко, и при этом всякий – ох! – будет в вину, уместно же только одно благодарное радование.
Молчаливый языком во всей наружности своей приобретает смиренномудрую чинность, и он без труда возобладает над страстями.
Молчание благотворно, будучи матерью премудрых помышлений.
Молчание душу молчащего исполняет радованием паче всякой радости, ибо таковой имеет собеседником Духа Святаго.
Молчание есть тайна будущего века; а слова суть орудие этого мира.
Молчание Иисусово постыдило Пилата; и безмолвие уст благочестивого мужа упраздняет тщеславие.
Молчание сохранишь, если будешь говорить сам в себе: что хорошего имею сказать я, столь малосмысленный и дурной, что и говорить-то недостоин, недостоин даже и к людям причисляться?
Молчание юному то же, что узда коню, а необузданный впадет в беды.
Монах снолюбивый впадает во всякое зло, а любящий бдение воспарит как птица.
Мучительный дух сонливости есть коварный друг: часто, когда мы пресыщены, он удаляется, а во время поста, во время алчбы и жажды, сильно на нас нападает.
Мы все грешники: всякое выставление себя праведником, и прямое и косвенное, есть лицемерство.
Мы для того ведь и созданы разумными и столько возвышены над бессловесными, чтобы возносили к Создателю всяческих непрестанные хвалы и славословия.
Мы должны не только не роптать в настоящих бедствиях, но и воздавать Богу величайшую благодарность за них ради благ будущих.
Мы имеем руки для того, чтобы помогать себе и другим обижаемым, чтобы истреблять беззакония, быть пристанищем и защитою притесняемым.
Мы исполнены ненависти, а до сего доводит нас обольщение мира, потому что усилился в нас корень страстей, т. е. сребролюбие.
Мы находимся в таком бедственном положении, что, не будь страха геенны, мы, пожалуй, и не подумали бы совершить что-нибудь доброе.