Через всю войну

Мы тоже чувствовали дыхание войны. В поисках убежища через границу шли люди, не желавшие жить под фашистским сапогом. Это была массовая эмиграция чехов, словаков, евреев. Перебежчики буквально наводняли заставы. Ежедневно задерживалось по двадцать и более человек, а на фильтрационном пункте отряда в иные дни число их доходило до нескольких тысяч.

Однажды в первой половине апреля пограничники привели на заставу сразу восемнадцать перебежчиков. Это были молодые чехи и словаки - парни и девушки, в основном студенты. Одеты пестро: кто в студенческой форме, кто в плаще, кто в пальто. Настроены они были весело, оживленно разговаривали между собой и с пограничниками заставы.

Опросив задержанных, установили, что все они являются жителями чехословацкого города Прешова, учащимися одной студенческой группы. Всей группой решили уйти в Советский Союз. На вопрос: "Что вас вынудило оставить родной дом?" - все отвечали одинаково: в Советском Союзе нет безработицы, значит, и для них найдется работа. А главное, они не хотят жить при фашистском новом порядке в оккупированной немцами стране. Не успели мы закончить оформление этой группы и отконвоировать ее в комендатуру, как пожаловали новые пришельцы. На сей раз это были студенты и рабочие из чехословацкого города Кошице.

Обстановка на границе усложнялась. Приготовления к боевым действиям чувствовались во всем. На сопредельной стороне появились дополнительные армейские посты наблюдения. В село Латорку прибыл взвод пехоты противника. Вскоре в близлежащей роще застучали топоры, слышался шум падающих деревьев. От церкви в Латорке был протянут в рощу телефонный кабель. Потом прибыли еще два взвода регулярных войск. Наряды докладывали, что по ночам у самой границы солдаты роют землю. Окопы, щели, ходы сообщения были отрыты всего в пяти-шести метрах от пограничных столбов. Ко второй половине мая три усиленных взвода и вражеская стражница полностью оборудовали позиции. В окопах круглосуточно дежурили пулеметчики.

Обо всем этом мы информировали коменданта капитана Щербакова. В свою очередь он сообщил, что армейские подразделения противника появились и против участков других застав, там тоже отрыты окопы, установлены пулеметы. Комендант распорядился усилить наблюдение за наиболее опасными направлениями, а в ночное время для охраны заставы кроме часовых выставлять станкопулеметный расчет.

Изменилось и отношение к нам пограничной стражи. Если раньше при встрече стражники отдавали честь даже нашим бойцам, то теперь они или отворачивались, или нагловато улыбались, показывая на пулеметы. Помню, наряды стали докладывать, что солдаты пускают через границу собаку. Пограничники спрашивали, неужели мы не в силах пресечь подобную наглость. В конце концов капитан Щербаков разрешил принять меры. К месту, где "забавлялись" солдаты, выслали ворошиловских стрелков - командира отделения сержанта Федора Худякова и рядового Сергея Виноградова. Едва собака оказалась на нашей территории прогремел выстрел. У пса еле хватило сил переползти через линию границы обратно. Поднялся шум. Вражеские вояки выскочили из окопов, кричали, угрожали оружием. Однако наряд ничем не обнаруживал себя.

И еще один эпизод запомнился мне. С разрешения коменданта мы провели ночное занятие на стрельбище. Отрабатывалась тема "Отражение нападения на заставу". Сюда же приурочили боевое гранатометание. Пулеметчикам и стрелкам без нормы отпустили холостых патронов и осветительных ракет. Эффект от занятий превзошел все ожидания. Приняв взрывы гранат и осветительные ракеты за артиллерийскую подготовку, а отчаянную стрельбу станковых и ручных пулеметов за наше наступление, вражеская рота и стражники бежали. Нам был заявлен протест. Но так как следов "артподготовки" и других признаков "наступления" обнаружить не удалось, то на этом инцидент был исчерпан.

Приближались первомайские праздники. Мы, пограничники, охранявшие покой Страны Советов на западных рубежах, тоже готовились отметить день пролетарской солидарности. Политрук Скляр со своими помощниками украшал здание заставы. Развешивали плакаты и лозунги, корпели над праздничным номером стенной газеты. Но мы не забывали о нашей главной задаче - надежном прикрытии рубежей Родины. Старшина Вершинин с группой бойцов проверял связь, сигнализационные устройства, приводил в порядок заграждения, контрольно-следовую полосу и оборонительные сооружения. Так уж водится у воинов границы: накануне революционных праздников и других знаменательных дат граница охраняется с удвоенной бдительностью, максимальным напряжением. Так было в ту пору. Так заведено и сейчас.

В ночь на 1 Мая наряды уходили на границу каждый час. Около двух часов ночи дежурный по заставе сержант Беляев доложил, что в районе двенадцатого пограничного знака задержан нарушитель границы. Не успели нарушителя доставить на заставу, как был задержан еще один, на этот раз женщина.

Время неумолимо стирает многое из нашей памяти, и, к сожалению, запамятовал я имя и фамилию задержанного. Помню лишь, что был он строен, подвижен, чуть выше среднего роста, на вопросы отвечал охотно, с улыбкой. Черты лица его казались мне знакомыми. Приглядываясь к задержанному, я силился вспомнить, где мне уже приходилось видеть этого человека. Мое внимание привлек его левый глаз: он был как-то странно неподвижен. И я спросил, что у него с глазом.

- Он у меня искусственный, - ничуть не смущаясь, ответил задержанный и при этом снова улыбнулся, словно хотел сказать: "Неужели вы еще не узнали меня?"

И тут я наконец вспомнил, как в начале апреля на участке заставы появился майор из Дрогобыча. С ним был и этот человек. Когда стемнело, мы трое пошли к границе. Долго лежали рядом, прислушивались. Потом человек с искусственным глазом сказал:

- Ну, я пошел.

- Ни пуха ни пера вам. До встречи, - отозвался майор.

Часа два мы лежали с майором, прижавшись к земле, прислушиваясь, как там, на той стороне. Все было тихо. Потом в лесу начало сереть. Майор сказал:

- Все хорошо, пошли на заставу.

Это было тогда. А сейчас, кем бы ни оказался задержанный, раз он перешел границу, нужно было оформить необходимые документы. Я заполнил протокол опроса и приказал дежурному по заставе сержанту Беляеву увести мужчину в помещение, где у нас обычно содержались нарушители границы.

Второго нарушителя, женщину, привел политрук Скляр. Войдя в канцелярию, он доложил:

- Задержанная доставлена на заставу, вот ее приданое, - и поставил на стол небольшой черный чемоданчик, до краев наполненный денежными знаками сопредельного, государства.

- Да, богатую невесту привел ты, Максим, - заметил я, рассматривая содержимое чемоданчика.

На стене канцелярии размеренно и однообразно стучали "ходики". Стрелки приближались к трем часам ночи.

- Иди к Альбертине, а то она тревожится за тебя. Да не забудь, что тебе завтра в обоих селах выступать с докладом о первомайском празднике.

Скляр, однако, еще некоторое время стоял в нерешительности.

- Хорошо, - наконец сказал он, - подчиняюсь, иду спать.

Набросав вопросы, которые нужно было задать задержанной, я приказал дежурному привести ее.

Женщина вошла легкой, быстрой походкой и с удовольствием села на предложенный мною стул. Пока она располагалась, я успел рассмотреть ее. Это была стройная брюнетка с очень красивыми чертами лица. Черные, почти смоляные, глаза светились задорным блеском. На вид женщине было не более двадцати пяти двадцати семи лет. Держалась она спокойно, уверенно.

Я задал первый вопрос:

- Ваши фамилия, имя, отчество?

- Болего Марго, - ответила она, и я уловил легкий украинский акцент.

- Расскажите, через какие населенные пункты вы шли к границе и что вам встретилось на этом пути?

Женщина перечислила города и села, через которые проходила, а также указала, где видела войска, военную технику. Так по порядку по всему пути до пограничного села Латорки.

- И вас нигде не задержали?