Страница 37 из 85
Работники Центрального архива Советской Армии сообщили: "Стрелок 8 заставы 94 пограничного отряда Трищенков Николай Федорович, рождения 1921 года, уроженец Смоленской области, числится в списках пропавших без вести в сентябре 1941 года".
При вскрытии могилы также была найдена полуистлевшая корочка от удостоверения личности. На рассыпавшемся от прикосновения кусочке картона можно было разобрать окончание лишь одного слова "...сов". Сличение с удостоверением личности того периода показало, что прочитанный слог есть не что иное, как окончание фамилии человека, которому принадлежало удостоверение. В штатно-должностной книге, хранящейся в Центральном архиве погранвойск, значилось: "Лейтенант Фурсов, начальник связи батальона 94-го пограничного отряда". Нашлось и личное дело лейтенанта Виктора Семеновича Фурсова. Там было сказано, что родился он в 1920 году в городе Курске. Пограничное училище окончил в 1941 году. Была на последней странице и такая справка: "В боях в сентябре 1941 года пропал без вести". Почти нет сомнений в том, что найденная корочка от удостоверения личности принадлежала лейтенанту Фурсову, ибо в 94-м погранотряде не было другого командира, фамилия которого оканчивалась бы на "сов". Видимо, Фурсов погиб на Василенковом поле, находясь в составе ячейки управления командира батальона капитана Мирзиашвили.
В Лубнах открыта еще одна страница боевого подвига пограничников нашего отряда. Такелажник с завода "Коммунар" Николай Кривобок узнал о том, что в саду у местного жителя Г. П. Кулича есть могила, в которой похоронены неизвестные герои, погибшие в боях при обороне Лубен в сентябре 1941 года. Он разыскал людей, хоронивших отважных воинов. Галина Мироновна Савченко и Галина Константиновна Безуглая все это время ухаживают за могилой.
Вот что рассказала Г. М. Савченко про безымянных героев:
- В тот день я сидела в окопе за нашим домом. Фашисты уже заняли город, но на окраине его все еще шла стрельба. Потом послышались крики "ура". Я выскочила из окопа и увидела, как из Шепелевского леса теснят гитлеровцев наши воины. Прямо у нас в саду началась рукопашная схватка. Фашистов побили много. А наших пограничников мы вместе с Безуглой похоронили в саду.
По решению исполкома горсовета комиссия произвела перезахоронение павших воинов. Останки их были перенесены в братскую могилу на Василенково поле. При вскрытии были обнаружены поржавевшие винтовки с примкнутыми штыками, истлевшие подсумки с патронами. Под куском шинельного сукна комсомольский билет, красноармейская книжка, "Блокнот агитатора", на первой странице которого еще можно было прочесть слова призыва: "Бейте фашистского зверя!" Найден был также медальон. На бумажном вкладыше удалось прочитесь: "Рябков Иван Иванович. Пограничник, 1919 года рождения, уроженец Ленинградской области".
Так было установлено еще одно имя героя, павшего в жестоком неравном бою.
Вместе с Федором Ивановичем Врублевским, Петром Андреевичем Латышевым, Василием Александровичем Лебедевым, Василием Васильевичем Борисовым мы побывали в селе Новаки, где осенью 1941 года был командный пункт нашего полка. Сколько здесь теперь новых домов, какие прекрасные хозяйственные и административные здания! Зеленеют колхозные поля, цветут сады. Даже овраги с пожелтевшей осенней травой, у которых пограничники отряда сдерживали натиск фашистских танков, мы узнавали с трудом.
Изменился облик и села Ольшанка. Нет более церкви с колокольней, с которой фашистские пулеметчики прижимали нас к земле. На том месте теперь клуб. А на площади стоит памятник павшим воинам-пограничникам 94-го отряда, пришедшим сюда с Карпатских гор.
Как-то я получил письмо от А. Н. Зайцева из Закарпатья: "Не удивляйтесь, что пишет вам незнакомый человек. В 1968 году в лубненской газете была напечатана заметка о мальчике по имени Витя, который помогал пограничникам в сентябре 1941 года. Эту заметку прочитала моя мать и сообщила в редакцию, что, по всей вероятности, речь идет обо мне, ее сыне Саше. Редакция попросила меня написать о тех событиях, невольным участником которых я стал. Хочу и вам поведать кое-что как человеку, который собирает материал о воинах 94-го пограничного отряда.
В то время мне шел 14-й год. С приближением фронта к Лубнам моя мать со мной и младшим братишкой решила уйти из города. Наш отец был политруком, и мать опасалась за нашу судьбу. Тогда много семей военнослужащих, партийных и советских работников уходили из города. Но эвакуироваться нам не удалось, поезда уже не ходили. Тогда мы отправились в село Круглики, где встретили пограничников.
Я сразу помчался к бойцам, стал просить, чтобы они взяли меня к себе. Мне стали давать различные мелкие поручения: то что-нибудь отнести, то принести, то еще сделать что-либо. Но однажды их командир, капитан, подозвал меня и представил майору. Они меня спросили, не побоюсь ли я пойти на разведку в город Лубны. Я ответил, что не боюсь. Тогда они объяснили, что нужно узнать. Особенно их интересовали мосты через Сулу. Не буду рассказывать, как ходил по городу, как получил пару раз по шее от гитлеровцев за то, что близко подходил к танкам, орудиям. Все обошлось благополучно. Капитан очень обрадовался, когда увидел меня целым и невредимым. Мы сели на траву, и я рассказал о том, что видел, и нарисовал схему. Капитан подсказывал, какими условными знаками обозначать те или иные объекты. Потом все это спрятал в полевую сумку, обнял меня и куда-то ушел. Последний раз я виделся с капитаном в селе Новаки. Мы вместе искали ящик бутылок с горючей жидкостью, который куда-то запропастился. Не помню уже, нашли мы его или нет. После жестоких боев, свидетелем которых я стал, пограничники уходили в лес. Я просился с ними, но мне отказали. Капитан сказал, чтобы я пока побыл в Новаках и направлял в лес отставших пограничников. Я дежурил до рассвета, встретил только троих бойцов.
Мы пробыли в селе еще несколько дней и решили снова идти домой. По дороге чуть не пропали из-за пустяка. Впопыхах мама захватила танкистский френч отца с кубиками на петлицах. Вещи проверял немец. Увидев френч, он начал кричать: "Комиссар, комендатур!" Мама ему объяснила по-немецки, что она швея и просто нечаянно положила в чемодан френч, который шила по заказу. На счастье, немец поверил, а то трудно сказать, чем бы это все кончилось. Ведь у меня за пазухой был револьвер и граната. Не знаю, как бы я воспользовался этим, но настроение у меня было воинственное.
Потом началась кошмарная двухлетняя оккупация. Об этом тоже можно многое рассказать. Было всякое. Даже угон в Германию и побег на ходу поезда. Солил врагу, как мог. Вот пока все. Жаль, что до сих пор судьба того капитана мне неизвестна".
Хочу ответить Александру Николаевичу Зайцеву - нашему разведчику Саше: в районе МТС, где он был, оборону занимал батальон капитана Бурцева. Видимо, это он посылал Сашу в разведку. Капитан Бурцев благополучно вышел со своими бойцами из вражеского окружения и еще сражался с немецко-фашистскими захватчиками.
Как заметили читатели, в рассказе о бое в городе Лубны то и дело упоминается о бутылках с зажигательной смесью, с помощью которых пограничники боролись с фашистскими танками. Может показаться, не увлекся ли автор этим? Откуда у бойцов 94-го отряда появилось столько бутылок, что их пускают в ход то тут, то там? Не присочинено ли о бутылках для краснго словца, чтобы как-то сделать борьбу с танками врага правдоподобной?
Бутылки с зажигательной смесью были, их изготовляли в городе, но кто этим занимался, мы не знали. Ясность внесло вот это письмо: "Глубокоуважаемый Михаил Григорьевич! Когда вы писали свою книгу, у вас не возникал вопрос: откуда в Лубнах взялись тысячи противотанковых зажигательных бутылок? Так вот, эти бутылки изготовляли мы своими руками. Их изготовлением занималась наша воинская часть". Письмо было от подполковника-инженера запаса Валерия Михайловича Галлака, который в сентябре 1941 года оказался в Лубнах, куда перебазировался химический полигон Юго-Западного фронта. В. М. Галлак был начальником химической лаборатории полигона. Изготавливались бутылки с зажигательной смесью им вместе с профессором В. С. Кобзаренко по приказу начальника химотдела фронта генерал-майора технических войск Д. Е. Пастухова на местном ликеро-водочном заводе. Лубны были третьим местом, где производились эти бутылки. В начале войны их делали в Киеве, а затем в Золотоноше. Позже в Воронеже и Сталинграде.