Страница 2 из 7
Они отлично уживались друг с другом: каждый из них знал, чем другой может помочь, чтобы решить проблему, каждый был давно знаком с сильными и слабыми сторонами другого, но между ними существовало негласное понимание того, что Уилбур, будучи старше на четыре года, являлся старшим членом партнерства.
Не всегда все шло гладко. Они могли быть очень требовательны и критичны друг к другу, споры доходили до того, что один высказывал другому «нечто ужасное». Порой горячий спор длился час, а то и больше, а они не могли ни на шаг приблизиться к согласию, если только кто-то не менял свою первоначальную позицию.
Часто говорили, что ни один из них никогда не изменял себе – это качество высоко ценили в Огайо. Они не только не хотели популярности, но делали все возможное, чтобы избежать ее. И, даже добившись славы, остались скромными людьми.
Однако некоторые различия между ними все же были, иногда хорошо заметные, иногда – не очень. Так, если Орвилл ходил как большинство других людей, то Уилбура отличали стремительная походка и длинные шаги, он «был чрезвычайно активен» и сильно жестикулировал, когда хотел что-либо подчеркнуть. Также Уилбур был более серьезен, усерден и вдумчив. Он помнил все, что когда-либо видел или слышал, не говоря уже о том, что читал. «У меня вообще нет памяти, – откровенно говорил Орвилл, – а он никогда ничего не забывает».
Способности к сосредоточению у Уилбура были таковы, что некоторые считали его немного странным. Он мог полностью отключиться от окружающего. «Самое сильное впечатление от Уилбура Райта, – рассказывал один из его одноклассников, – заключается в том, что это человек, живущий в основном в своем собственном мире». Каждое утро он выходил из дома без шляпы, погруженный в свои мысли, чтобы через пять минут вернуться за ней.
По общему мнению, Уилбур был человеком «необычным» и ни при каких обстоятельствах не терял хладнокровия, «никогда не выходил из себя», как с гордостью говорил его отец. Он был прекрасным оратором и блестящим автором, что не очень вписывается в образ такого молчаливого человека, очень неохотно выступавшего публично. Но если он говорил, то его замечания были неизменно меткими и запоминающимися. В профессиональной корреспонденции, в бесчисленных проектах и докладах, которые он написал, а также в частной переписке его словарный запас и владение языком были на высочайшем уровне, в значительной мере благодаря стандартам, которые установил его отец. Это была крайне важная сторона дарования Уилбура, если принять во внимание достижения его самого и брата.
«Уилл, кажется, получает наслаждение от "писанины", поэтому я переложил эту часть работы полностью на его плечи», – объяснял Орвилл. Однако на самом деле он тоже очень любил писать, но в первую очередь членам семьи. Его письма к сестре Кэтрин полны юмора и вдохновения. То обстоятельство, что поначалу Уилбур писал почти все деловые письма от первого лица, словно он работал в одиночку, кажется, нисколько не волновало Орвилла.
Из них двоих он был более спокойным. Разговорчивый и веселый дома, на людях Орвилл становился болезненно застенчивым. В какой-то степени он унаследовал это свойство от покойной матери и всегда отказывался от любой публичной роли, предоставив это Уилбуру. И все же по натуре он был более веселым, оптимистичным и предприимчивым человеком, а его удивительная изобретательность очень многое дала их проектам.
В то время как Уилбура мало волновало, что могли сказать или подумать о нем другие, Орвилл был очень чувствителен к любой критике или насмешке. Кроме того, у него случалось то, что в семье называли «странными приступами»: когда он слишком уставал или чувствовал себя обиженным, то становился капризным и раздражительным.
На многолюдных собраниях именно Уилбур привлекал всеобщее внимание, даже если почти не разговаривал. «Мистер Орвилл Райт, – писал один наблюдатель, – напротив, не обладал выдающейся индивидуальностью. Иначе говоря, ваш взгляд не выделял его из толпы в той же степени, в какой он непроизвольно обращался на мистера Уилбура».
Подобно своему отцу, братья всегда были настоящими джентльменами, учтивыми и вежливыми. Они не пили крепких напитков, не курили, не играли в азартные игры и всегда были («независимо друг от друга», как любил говорить их отец) республиканцами. Кроме того, братья были холостяками – и, судя по всему, вполне сознательно. Орвилл любил говорить, что Уилбур должен жениться первым, потому что он старше. Уилбур оправдывался тем, что у него нет времени на жену. Окружающие считали, что он «боится женщин». Один из его коллег вспоминал, что Уилбур «ужасно нервничал», если рядом с ним находились молодые женщины.
Объединяли братьев, помимо всего прочего, общность целей и непреклонная решимость. Они считали, что следуют «предназначению».
Жили братья с отцом, священнослужителем, который часто бывал в отъездах по делам церкви, и сестрой Кэтрин. Она была на три года моложе Орвилла, веселая, привлекательная, весьма самоуверенная, самая коммуникабельная из всех троих детей, оставшихся в родительском доме, и единственная из всей семьи окончила колледж – в Оберлине, штат Огайо. Это произошло в 1898 году, поcле чего она вернулась в Дейтон и начала преподавать латынь в новой школе «Стил хай скул», где, как отмечал Орвилл, завалила на экзаменах большинство будущих первых людей города. Сама она говорила о тех, кого считала «неисправимо плохими» мальчиками, так: «Я подавила их остроумие в зародыше».
Стройная, подтянутая, в пенсне в золоченой оправе, с собранными в пучок темными волосами, она выглядела как настоящая школьная учительница. Сама себя Кэтрин называла «коротышкой», потому что ее рост едва превышал 152 см, но все, кто знал ее, понимали, каким влиянием она обладала. Живя в семье, состоящей из трех мужчин и одной женщины, она всегда отстаивала свою точку зрения. Кроме того, Кэтрин была самой жизнерадостной в семье, самой неутомимой и разговорчивой, и домочадцы очень любили ее за это. Она приглашала в дом подружек по колледжу и устраивала вечеринки. Из двоих братьев ближе она была с Орвиллом – у них была меньше разница в возрасте, они родились в один день, 19 августа, и в одном доме.
Острее реагируя на человеческие недостатки, чем ее братья, Кэтрин могла разгневаться. Когда Орвилл осваивал игру на мандолине, она нередко взрывалась. «Он расселся здесь и так бренчит на этой штуковине, что я просто не могу находиться дома!» – жаловалась она отцу. «Ты способная и добрая, – отвечал он ей. – И мне очень хочется, чтобы ты научилась держаться по-женски скромно и сдерживала свой нрав, потому что нрав – суровый хозяин».
Для своих друзей они были Уиллом, Орвом и Кэти. Между собой они называли Уилбура Улламом, Орвилла – Баббо или Бабсом, а Кэтрин – Штерхенс от немецкого слова Schwesterchen, что означает «сестричка». Двое старших детей в семье – братья Рейчлин и Лорин – были женаты и имели собственные семьи. Рейчлин переехал в Канзас и жил на ферме. Лорин, бухгалтер по профессии, его жена Нетта и их четверо детей Милтон, Ивонетта, Леонтина и Хорэс жили буквально за углом от дома номер 7 по Хоторн-стрит. Тот факт, что и Лорин, и Рейчлин сменили множество профессий, стараясь свести концы с концами и прокормить свои семьи, видимо, в значительной степени укрепил Уилбура и Орвилла в желании оставаться холостяками.
Их покойная мать, Сьюзан Кернер Райт, родилась в Вирджинии в семье тележника, немца по происхождению. Ее привезли на Запад ребенком. Дети описывали ее как женщину очень умную, ласковую и болезненно застенчивую. Когда после свадьбы она в первый раз пошла в бакалейную лавку и там ее спросили, кому доставить покупки, она забыла свою новую фамилию. Но она была веселой и сообразительной, а в своей семье – «просто гением», который может сделать все что угодно, и особенно игрушки, даже санки, такие же качественные, как в магазине.
«Она была очень понимающей [писала Кэтрин]. Она видела что-то необычное в Уилле и Орве, хотя любила нас всех. Она никогда не ломала ничего, что старались смастерить мальчики. Она подбирала любую мелочь, которую они бросали у нее на пути, и ставила на полку в кухне».