Страница 13 из 115
- Неужели так с рук и сошло?!
- Гренадеры все были замешаны. А капитаном у них...
- Князь Иван Алексеевич. Понятно.
- А то еще был случай: сержант крепостную пушку продал. Как только утащить сумели: все-таки восемьдесят пудов!
- Кому продал? Разбойникам?
- Им, родимым. И знаешь: никто пропажи не заметил! Случайно вскрылось, через год с лишним. Совсем нижние чины страх потеряли.
'А вышние - совесть', вертелось на языке; однако вслух произносить обидные речи было бы неполитично. Струхнувшие приказчики тоже избежали упреков. Никто не готовил их к вооруженному отпору; конторский особняк вовсе не приспособлен к отражению внезапных атак. У меня и мысли не было, чтобы в столице империи, под носом у главноначальствующих лиц, поставить не дом голландского образца, а блокгауз с бойницами вместо окон и сильным гарнизоном внутри! Отписал в Тайболу, дабы прислали людей из числа заводской стражи; большой амбар велел утеплить и приспособить под жилье.
Сие маловажное, по видимости, происшествие с разбойниками надолго привело меня в злобное и противуправительственное расположение духа. Шатость основ государства; утрата последних проблесков порядка и законности; губительная праздность властителей - сколько можно это терпеть?! Не пора ли что-нибудь сделать?!
Господство Долгоруковых держалось на князе Иване; моральных аргументов против его умерщвления имелось не более, чем против казни постельного клопа. В дыму и грохоте фейерверков, без которых в России не обходится почти никакой праздник, скрыть выстрел нетрудно. Сбить с пути розыск - тоже, после упразднения Преображенского приказа и Тайной канцелярии. Другое останавливало: будет ли от предприятия толк? Фаворит приобрел значение не трудами и талантами, а потворствуя дурным страстям плохо воспитанного отрока. Страсти эти никуда не денутся, потворщики новые моментально найдутся. Вокруг царя отирается целая шайка молодых бездельников самого гнусного пошиба. Как бы хуже не стало! Взять прицел выше? Здесь уже препятствия возникали, как морального плана, так и династического.
Я выиграл бы от смены государя лишь в одном случае: если б его преемницей стала Елизавета. Цесаревна относилась ко мне весьма дружелюбно, чему немало способствовали гостинцы из Китая. Тончайший, просвечивающий под блеклым осенним солнцем фарфор; великолепный шелк золотистого цвета, с драконами (и с разъяснениями, что сей цвет подобает лишь императору и ближайшим родичам его), - все это не оставило бы равнодушной ни одну женщину на свете. Конечно, подарки царю были еще дороже - однако не пробудили в его душе добрых чувств.
Главная проблема состояла в порядке сукцессии престола. По завещанию Екатерины, в случае бездетной смерти Петра Второго трон переходил вначале к старшей дочери и ее десцендентам, затем уже - к младшей. Анна Петровна умерла; если бы без наследников - шел бы черед Елизаветы; но в Голштинии жил полуторагодовалый Карл-Петер-Ульрих, которому и следовала российская корона после двоюродного брата. Разумеется, нынешний император мог переменить волю неродной бабки - но способны ли вы вообразить четырнадцатилетнего юнца, составляющего завещание?! Губить еще одного младенца последовательно - как-то чересчур... К тому же молодой царь вовсе не лишен был добрых качеств, а временами - благих намерений. Нравственной силы не хватало, чтобы сделать выбор между добром и злом. А у кого хватило бы в этом возрасте? Явно проступающие во внешности отрока черты великого деда подавали надежду на перемены по мере взросления (чего намного дольше пришлось бы ждать от маленького голштинца, и Бог весть сколько - от легкомысленной Лизеты). Да и смута по смерти последнего в мужеской линии потомка Петра Великого могла разразиться нешуточная.
Что обещало положить конец долгоруковскому засилью безо всякой пальбы, так это постепенный поворот в умах. Безмерными амбициями и нежеланием делиться властью господствующая фамилия стяжала всеобщую ненависть: им льстили в лицо и показывали кукиш в спину. Они возлагали надежды на брак с государем - но злопыхатели справедливо указывали на крайнюю холодность Петра в отношении к невесте. Княжна Екатерина платила жениху той же монетой, будучи влюблена в состоящего при цесарском посольстве графа Миллезимо. Толковали, что предполагаемая царица кончит монастырем, а родственники ее - Сибирью. Заносчивые князья презирали шепоты за спиной, не думая и не замечая, что идут путем Меншикова (кстати, из Березова пришло известие о смерти Светлейшего, приключившейся от грудной болезни). Они полагали, что могут пренебрегать общим мнением. Напрасно! Это громадная сила при любом государственном устройстве: разница лишь та, что в республике оно проявляется баллотировкой, в самодержавной монархии - тайными заговорами.
Помнится, в гостях у Болингброка приятель хозяина, поэт Александр Поуп, читал на память старинную пиэсу: там некий принц мучился сомнением, впутаться ему в грызню вокруг трона или предоставить событиям идти своим чередом. Нерешительность, как это обыкновенно бывает, не привела ни к чему хорошему. Однако, взвесив все резоны, я тоже склонился к выжидательной тактике. Вооружившись терпением, отложил решительные действия и смирился с задержкой грандиозных планов. На вопросы жаждущих вложить деньги в заморскую коммерцию - лишь разводил руками и многозначительно указывал вверх: как хочешь, так и трактуй. Трактовали большею частью здраво, и народной любви Долгоруким сие не прибавляло. А скоропалительное вмешательство в жизненные сроки августейших персон мнилось преждевременным и неуместным.
Но там, за гранью мира сего, рассудили иначе.
В ТУМАНЕ МЕЖДУЦАРСТВИЯ
Все расчеты и упования людские ничтожны перед волей судьбы. Еще недавно в Лефортовом дворце (где обитал государь после переселения в Москву) готовились к свадьбе - теперь к похоронам. Черная оспа превратила порфироносного отрока в хладный, покрытый коростою, труп. С первыми же признаками болезни началась атака на Долгоруких, вначале словесная. Их упрекали в подрыве здоровья государя через вовлечение в бесконечные охоты, пьянки и прочие несвойственные возрасту развлечения. Услышав сие от придворных сплетников, я разъяснил им свойства оспенного недуга - и тем, вероятно, способствовал выработке более зрелой версии обвинений. Стали говорить, что кто-то из фамилии продолжал являться ко двору, имея у себя дома больных оспой, и через то заразил императора.
Другие политически значимые персоны тоже не избегли жал змеиноязычной молвы. Цесаревна Елизавета перестала выходить в свет: то ли по нездоровью, то ли опасаясь разделить участь племянника (кстати, перспектива утратить красоту и остаться рябой пугает многих девушек хуже смерти). Тут же - молниеносно, как пожар по сухой соломе - распространился слух о ее беременности. Подумайте, дескать: может ли непотребная девица претендовать на трон?!
Голштинского принца очернить никто не пытался, потому что незачем. И так было ясно, что с ним явится в Москву батюшка-герцог - и снова начнет запрягать Россию в игрушечную тележку своих мелкопоместных интриг. Три года назад чуть в большую войну из-за него не вляпались - совершенно, по интересам империи, ненужную. Желания вновь усадить голштинцев себе на шею средь высших чинов заметно не было.
Грязномарательные сплетни завелись еще при живом царе, усиливаясь соразмерно тяжести его состояния. Когда стало ясно, что престол станет вакантным в течение часов, сановники сами, без объявления, потянулись в Лефортово. С притворной печалью на лицах, они готовились к междоусобной борьбе.
Обдумав свои возможности, я заранее отказался от всякой самостоятельной линии. Формально оставаясь иноземцем по вере и подданству, не имея ни влиятельной партии, ни войск в подчинении - на что можно посягать?! По темным и ненадежным известиям, Долгоруковы собирались учинить наследницей нареченную невесту государя, княжну Екатерину. Можно было догадаться, что поддержки они не найдут: все остальные сплотятся против них - и осилят. Чтобы сменить династию, надо обладать моральным авторитетом; нужны успехи не только в казнокрадстве и разврате. А самая сильная фигура... Чем ниже падала в глазах публики долгоруковская фамилия, тем выше поднимался Дмитрий Михайлович Голицын: ныне к нему готовы прислушаться и друзья, и враги. Пожалуй, за его плечом - самое безопасное место.