Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 67

--А это ты, Дэнни, -- пробормотал Фрэнк, увидев лучшего друга Эдварда -- Даниэля Хьюберта, всеми силами попытался вызвать на лице счастливую улыбку, что ему плохо удалось. -- Рад тебя видеть.

--Синьор Каваллини все время спрашивал о тебе. Нам тебя очень не хватает.

--Дэнни, я сейчас очень занят на заводе дяди, -- объяснил Фрэнк. -- Мне некогда.

--Этот старый хрыч все-таки запряг тебя? -- брезгливо проворчал Хьюберт. -- Я тебе давно говорил, надо решать это дело, как можно скорее,-- злобно сощурившись, прошипел он.-- А ты все медлишь. Тебе хочется, чтобы он из тебя все жилы вытянул? Надо его кончать, -- приблизившись к самому уху Фрэнка, добавил он. -- А завод продадим Блейтону. Он давно на него глаз положил.

Фрэнк ощутил, как в груди заклокотала бешённая злоба, ещё мгновение, и он врежет "лучшему другу" между глаз.

--Дэнни, я не могу решиться. Дядя стал давать мне достаточно денег. Мне хватает, -- Фрэнк старался говорить, как можно спокойней.

--Эдди, не глупи. Много денег не бывает. И зачем тебе корячиться? Я знаю одного человека, который поможет нам решить проблему, -- забормотал горячо Хьюберт. -- Черт возьми, Эдди, не трусь! Ты же помнишь, зачем мы сюда переехали? Стремление к личному счастью -- высшая добродетель. Надо брать от жизни всё, что она может дать.

--Хорошо, Дэнни, я подумаю. Извини, я спешу.

Он вырвал руку и стремительно направился к выходу. Не зная, каким недоуменным и подозрительным взглядом проводил его Хьюберт.

Фрэнк вышел из особняка, где проводилась выставка, достал зажигалку, закурил. Вкус никотина немного успокоил его, хотя после разговора с Хьюбертом ему никак не удавалось унять предательскую дрожь в руках.

 -- Ну что, Кармайкл, видишь теперь, до чего докатился твой Каваллини?  --  услышал он чей-то недовольный голос.

Рядом возник сухопарый, высокий мужчина с бородкой, в сером, фланелевом костюме, довольно потрёпанном.

 -- Простите, мистер, с кем имею честь?  --  спросил спокойно Фрэнк.

 -- Честь? А у тебя есть честь? Странно, я думал, что ни для тебя, ни для всей вашей педерастической компании такого понятия не существует.

Фрэнк собрал все силы, стараясь успокоиться.

 -- Мистер -- не знаю, как вас зовут, кто вам дал право меня оскорблять? Или объяснитесь, черт возьми, или идите на хрен! Я повторяю, я не помню вас, после клиники у меня начались провалы в памяти, я многое забыл.

Человек подошёл ближе и прошипел саркастически:

 -- Провалы в памяти? Скорее провалы в совести, хотя и это понятие вашей компашке не известно. Я -- Дэнтон, Дэвид Дэнтон, художник, правда, мистер Каваллини так больше не считает, а вы все глядите ему в рот, чтобы повторять за ним хором.

 -- Так, уже лучше. По крайней мере, я знаю, как вас зовут, мистер Дэнтон. Теперь попытайтесь мне внятно объяснить, чем вы так не довольны,  -- сказал Фрэнк, изо всех сил стараясь держать себя в руках.  -- И главное, почему свои претензии выплёскиваете на меня.

 -- Я всем доволен! Всем! Я счастлив!  --  язвительно воскликнул Дэнтон. -- Особенно тем кошмаром, которым услаждает взгляд Каваллини.

 -- Кажется, начинаю понимать. А ваших картин на выставке не оказалось. Их не взяли, и вы решили выплеснуть недовольство на меня. Да? А я тут при чем? Я что владелец этой выставки? Администратор, приёмочная комиссия?!

 -- Ты обещал заступиться за меня перед Каваллини, чтобы он не травил меня. Но ничего не сделал. Ничего. Вы все лижете ему задницу!

Вместо того, чтобы пришибить непризнанного гения, Фрэнк миролюбиво предложил:

 -- Дэнтон, давайте зайдём в кафе и поговорим по душам. Спокойно.

Тот кивнул. Они зашли в кафе, сели за столик Фрэнк заказал скотч.

 -- ОК. Внимательно слушаю вас, Дэнтон.

Дэнтон бросил полный тоски взгляд:



 -- Рассказывать особенно нечего. Я писал картины, которые выставлялись на выставках Каваллини, но...

 -- Их никто не покупал?

 -- Нет, покупали, почему же. И даже довольно неплохо. Разве, я  -- непризнанный гений, сижу и ною, что меня никто не понимает? Я имел глупость в одном из интервью сказать, что мне не нравится то, с позволения сказать, искусство, которое в основном заполняет галерею Каваллини.

 -- Да, это тошнотворно. Вы правы.

Дэнтон бросил недоуменный взгляд на него:

 -- Ты говоришь серьёзно? Впрочем, после этого интервью, я перестал видеть свои картины в каталогах галереи Каваллини.

 -- И что такого? Выставили бы в других галереях, свет клином на синьоре Каваллини не сошёлся.

Дэнтон с насмешкой посмотрел на него и протянул:

 -- Да, я вижу, Кармайкл, как тебя обработали в клинике. Память отшибло напрочь. Слышал, каково это. Заворачивают в мокрые простыни, засовывают оголённый провод в задницу и пропускают ток в несколько сотен вольт. В общем, Каваллини с дозволения хозяина сделал все, чтобы ни одна галерея не брала мои картины.

 -- С дозволения Райзена?

 -- Естественно, или ты забыл кто лучший друг твоего дяди? -- брезгливо бросил Дэнтон. -- Вот, старый каталог, можешь освежить в памяти, -- добавил он, швырнув Фрэнку свёрнутую в трубочку брошюру.

 -- Да, это очень неплохо, мне нравится, у вас своя манера, -- проронил Фрэнк, пролистав пару страниц.  -- Дэнтон, я куплю пару картин.

 -- Не надо. Мне не нужны подачки, я не бедствую, -- пренебрежительно объяснил он, забирая каталог.

 -- Дэнтон, ну зачем вы вообще переехали в город? Думали, что здесь вас возведут на пьедестал, станете единственным и неповторимым? Вы бы встретились с подобным везде, не только здесь.

 -- Райзен обещал, что каждый сможет заниматься своим делом без оглядки на толпу, на фальшивую мораль. Я хотел творить без ограничений. Понятно вам? Считал, что здесь будут обеспечены реальные права всех, кто умеет работать.

 -- Он соврал. Бывает.

 -- Райзен не обманывал,  --  бросил Дэнтон с горечью.  --  Все выполнил, просто он считает, что права не включают в себя поддержку тех, кто не вписываете в его систему. "Функции права свободы слова состоят в том, чтобы защищать меньшинство от угнетения большинства, а не в том, чтобы гарантировать им популярность, которую они не заработали". Читали Райзена? Перечитайте внимательно. Я видел только то, что хотел увидеть. А когда это коснулось меня, понял, как он ловко обвёл меня вокруг пальца.

 -- Бредятина. Как можно защищать и при этом травить?

 -- Кармайкл, разуй глаза, так везде в городе. Райзен рассчитывает только на тех, кто зубами вырвет себе известность и хороший денежный куш. А я не умею рвать зубами. Могу только махать кистью. Ладно,  --  вздохнул он.  --  Излил душу, теперь могу с чистой совестью вернуться к своей работе. Работаю подмастерьем у известного мастера, которому позволено выставлять свои картины,  --  лицо Дэнтона скривилось, словно его сейчас стошнит.

Непризнанный художник побрёл к выходу, а Фрэнк выпил залпом скотч, и, раскинув руки, закрыл глаза и задумался.

 -- Вы тоже посетили эту замечательную выставку, мистер Кармайкл? И как, вам понравилось? Наверно, производит впечатление. Представляю, какие завтра будут заголовки в газетах, -- проговорил он с отвращением. -- "Гениальный Сальвадор Каваллини представил нам очередные великие творения!"

Немолодой, сутулый мужчина с залысинами. Потерявший всякий вид потёртый пиджак. В глазах светилась тоска.

 -- И ведь никто, никто не напишет правду. Все побояться сказать то, что видно невооружённым глазом,  --  пробормотал с горечью он.

 -- Так возьмите и напишите сами, -- буркнул Фрэнк в сердцах, ощущая, что ещё один разговор он не выдержит.

 -- Разве кто-то станет читать?  --  вздохнул тот.  --  Я не владею пером, чтобы все это описать. Разрешите представиться. Юджин Коллинз, владелец маленькой газетёнки "Городские новости". Может быть, слышали о такой? Ладно,  --  махнул тот рукой и принялся за виски.

 -- Хорошо. Мистер Коллинз, давайте я напишу о выставке. Когда вы сдаёте номер в печать?