Мычка

Здоровенный заплечный мешок посреди леса на забытой тропинке? В груди шевельнулись подозрения. Мучимый нехорошим предчувствием, Мычка ускорил шаг, воскликнул:

- Не трогай. Не прикасайся к нему!

В ответ донеслось звонкое:

- Да тут совсем немного осталось. Сейчас узелок распущу.

Голос прервался, а мгновенье спустя по ушам стеганул визг, послышался невнятный скрип и шорох листьев. Ругая себя последними словами, Мычка рванулся следом, оставив поворот за спиной, выметнулся на прямой отрезок. В глаза бросился аккуратно прислоненный к дереву мешок, а над ним... На высоте двух ростов, дергаясь всем телом и истошно вереща, зависла Зимородок, лицо искажено ужасом, руки болтаются, ноги перехвачены кожаной петлей. Петля уходит вверх, перегибается через могучую ветвь и исчезает в листве.

- Сейчас!

Мычка рванулся на помощь. Шуршанье листьев под подошвами сменилось оглушительным треском. Земля ушла из-под ног. С коротким воплем он низринулся в черное жерло провала.

ГЛАВА 7

Темно. Голова раскалывается, в висках стучат молоточки, во рту привкус земли. В ступнях пульсирует тупая боль, а плечи сдавливает, будто кто-то накрепко обмотал веревкой. С трудом справляясь с дурнотой, Мычка попытался сдвинуться, однако не преуспел, лишь дернулся, отчего в боку закололо, а перед глазами поплыли красные круги.

Превозмогая дурноту, Мычка повел глазами. Ничего, лишь откуда-то сверху струится слабый свет. Вокруг земля, белые пятна плесени и корявые пальцы корней. Слабо шевелятся бледные тела личинок, поспешно вбуравливаясь в почву, подальше от беспокойного соседа. Мелкими каплями сочится вода.

Мычка со свистом выдохнул, в досаде закусил губу. Попасться в ловчую яму, как бездумное животное, худшего позора для охотника не может и быть. Хорошо, что сейчас его не видят соплеменники. Сгорел бы со стыда, вбурился в землю следом за личинками, только бы избежать насмешливых взглядов. И ведь еще легко отделался. Поставивший ловушку охотник не стал, или попросту забыл воткнуть в дно заостренный кол, как обычно делают. Иначе путешествие уже бы закончилось сколь мучительной, столь и позорной смертью.

Дурак, болван, бестолочь! Кем нужно быть, чтобы не смотреть под ноги в таком странном и подозрительном месте. Еще удивительно, как в яму не угодила Зимородок. Видать, лазая по кустам, обошла ловушку сторонкой. Но рачительный хозяин подстраховался, и поставил еще одну, и в итоге попали оба, один по дурости, вторая по неуемному любопытству. Однако, если он с удобством сидит в яме, то девушка болтается вниз головой, а в таком положении лучше не оставаться.

Мычка поднял голову, напрягся, ожидая услышать знакомые интонации. Слух уловил приглушенный голос, но не привычный, высокий и мелодичный, как разговаривала Зимородок: хриплый и низкий, с нотками затаенной угрозы.

- Веревку ослабь, да девку опусти. Видишь, посинела совсем.

Невидимый собеседник отозвался с сомненьем:

- А может пусть еще чутка повисит? Ну, чтобы после не вспомнила, что делали.

Первый бросил зло:

- Еще немного, и она вообще ничего не вспомнит. Сдохнет, как есть, или с ума двинется. Много ли с такой проку? Ни продать, ни выменять.

Послышался звук шагов, что-то хрустнуло, зашуршало, раздался жалобный стон. Мычка дернулся, заскрипел зубами. Где-то там, наверху, мучают подругу, а он, хоть и рядом, но может лишь прислушиваться, бессильный помочь.

- А может оприходуем, пока в себя не пришла? Смотри, ничего так фигурка, - вновь прозвучал второй голос.

Первый усмехнулся, сказал сухо:

- За девственниц платят больше. Готов уступить свою долю в качестве разницы? - оприходуй.

Второй воскликнул обиженно:

- Так что там от моей доли останется? Получится - зря работал!

Первый процедил:

- Не хочешь? Так закрой рот и делай дело!

Послышалась возня, Зимородок охнула, попыталась что-то сказать, но, судя по сменившему речь недовольному мычанию, рот быстро заткнули. Мир поплыл, глаза залило красным, а в груди зародился низкий, угрожающий рык. Руки потянулись к оружию, но узкие стенки западни не позволили, сдавили в жестоких объятьях: ни разомкнуть, ни выскользнуть. В бессилии сделать хоть что-либо, Мычка уткнулся лбом в стенку, принялся дышать глубоко и часто, сбрасывая излишки силы, что, не находя выхода, вот-вот разорвет, расплескает по стенкам колодца.

Шуршанье и возня прекратилась, послышался исполненный довольства голос:

- Ну вот и все, никуда не денется. Связал так, что и бер не вырвется. - Помолчав, добавил с придыханьем: - Послушай, а если она вовсе не девственница? Может, проверим, и если не впервой, то...

Первый отозвался с насмешкой:

- А если впервой, от соблазна удержишься?

Второй застонал, сказал с мукой:

- Что за жизнь! В кои веки девка рядом, и вокруг ни души, а все без толку.

- Почему не души? Вон, в яме ее спутник сидит, если шею не свернул при падении.

Послышался шорох, свет поблек, а на голову посыпалась пыль и мелкие веточки.

- Слышь, паря, ты там живой?

Раздался смешок, в голову больно клюнуло. Мычка лишь стиснул зубы, про себя обещая насмешнику страшные кары, но виду не подал.

- Ну что там, - послышалось раздраженное, - живой?

Над головой завозилось, раздалось насмешливое:

- Живой, только виду не подает. Хотя... может и сдох. Демон его знает, отсель не видать. Вроде не шевелится.

- Пусть его, пойдем, - бросил первый со сдержанным нетерпением. - Не наша забота.

- Может добить, че он там мучается? - злорадно отозвался второй.

В голосе первого прорезались металлические нотки.

- С Дерюгой потом сам будешь объясняться, если окажется, что парень живой был потребен?

- Да на что он ему? - усмехнулся голос над головой, однако без особой уверенности. - Если только плоть потешить, так за Дерюгой такого не водится.

Стало светлее, послышались удаляющиеся шаги. Голоса стали тише, неразборчивее. Несколько раз слабо вскрикнула Зимородок, но вскоре звуки истончились, а затем и вовсе пропали, поглощенные извечным дыханьем леса.

Земля приятно холодит лоб, успокаивающе пахнет сыростью, но череп раскалывается, а в груди нестерпимо жжет от мучительного чувства вины. Провалиться в яму, не защитить подругу, а главное, довериться разбойнику, что под видом корчмаря проворачивает темные делишки! От затопившего разум стыда хочется выть, настолько все нелепо и неправильно. Ведь можно было догадаться гораздо раньше, сперва ночью, когда неведомый воришка зашел "на огонек", и не куда-то, а именно к ним, рассчитывая на богатый куш. Можно было заподозрить и с утра, когда корчмарь с преувеличенным интересом узнавал - хорошо ли спалось, уточняя - не закралось ли у гостей сомнений. И уж совсем несообразной казалась щедрость, с какой владелец корчмы принялся разъяснять особенности предстоящего пути.

Не заподозрил, не насторожился, предпочел пребывать в приятных иллюзиях. А ведь уже ни раз находился на волосок от гибели. Сколько можно биться об одну и ту же стену, сколько еще придется мучиться последствиями доверчивости, бесхитростно полагая, что люди действительно хотят помочь, подсказать, предостеречь от опасностей? Наверное, уже никогда. Замшелые стены ловчей ямы станут последним, что он увидит в жизни. Даже Дерюга, что вскоре придет за добычей, останется незримым, ударит сверху копьем, избавив себя от укора в прощальном взгляде жертвы.

Может это и к лучшему? Не умеющий вовремя заметить ловчую яму охотник, не способный защитить спутницу хранитель, оставивший семью без помощи сын. Быть может это духи, что раз за разом пытаются остановить, прервать бесполезное существование ушедшего из родных земель отщепенца? А он упорно выворачивается, избегает гибели, продолжая бессмысленное путешествие в неведомые земли, следуя чужой воли.