Мычка

- Чего обидного? - Мычка взглянул с интересом.

- Да то и обидно, что кормил тебя, отмывал, с боку на бок переворачивал. Да и до дома дотащить, скажу прямо, не легкое дело. Хорошо у тебя плащ оказался, на нем и доволок. Иначе б точно бросил.

Столь спокойные рассуждения хозяина дома о жизни покоробили. Еще совсем недавно Мычка бы возмутился, но пребывание в деревне чужаков заставило взглянуть на мир по-другому, и он лишь спросил тихо:

- А стоило ли пытаться?

Филин взглянул искоса, сказал со странной интонацией:

- Был бы ты из местных, даже пытаться бы не стал, а то и добил бы, чтоб не мучался. А так, кто знает, что ты есть... вершинник.

Слово неприятно резануло слух. Мычка нахмурился. Названия своего... рода, племени? он услышал недавно, но всякий раз, произнося это слово, говорящий преисполнялся презрения. Однако в устах охотника оно прозвучало обыденно и совсем не обидно. Подозревая подвох, Мычка насупился, поинтересовался:

- Зачем спасать вершинника? Он же нечисть лесная - не человек.

Филин пожал плечами.

- Так ведь и я не человек. Разве не заметил?

Слова хозяина домика прозвучали просто, и даже буднично, но Мычка ощутил, как вздыбились волосы на загривке, спросил осторожно:

- Вершинник?

Собеседник покачал головой, в его лице промелькнула грусть, будто вопрос гостя всколыхнул давние переживания, ответил тихо:

- Подземник.

Мычка открыл и закрыл рот. На языке вертелся вопрос. Несколько мгновений он честно сопротивлялся, не желая обижать спасителя неуместным интересом, но не выдержал, выпалил скороговоркой:

- А что значит подземник? Твое племя живет под землей? Разве такое возможно?

Лицо Филина приобрело прежнее выражение, а губы искривились в усмешке. Он произнес:

- Мое племя живет много где, собственно, как и твое. Но, в целом, если не придираться к мелочам... Да, большая часть моего народа живет далеко на востоке, в глубоких просторных пещерах.

Мычка изо всех сил всматривался в лицо собеседника, пытаясь понять, шутит ли тот. Но Филин оставался серьезен, и Мычка похолодел, ощутив, как сразу стало зябко и неуютно. Мир, каким он его всегда знал, изменился, наполнился неведомым, темным и загадочным. Изменения начались, лишь только он обнаружил, что заблудился. Уже тогда стоило подумать. Однако, он не сделал выводов, в наивной самоуверенности предполагая, что легко вернется в деревню, стоит лишь немного поднапрячься.

Но он ошибся. Раз ступив на путь - уже не вернешься. И каждый последующий миг это подтверждал. Деревня, где люди живут по непривычным, странным правилам. Он думал, что попал к своим, но ошибся. Не желая разобраться в происходящем, раз за разом бился в стену, пытаясь следовать своим, привычным представлениям. Но это был уже не тот мир, к какому он привык. И расплата за нежелание понять последовала незамедлительно. Он остался жив лишь чудом. А оставленные руками и ненавистью раны будут болеть еще долго, не позволяя забыть урок.

И вот мир раскрывается вновь. Возможно, это всего лишь навеянные одиночеством сказки сумасшедшего охотника, что, не желая обмануть, сам верит в смутные видения. И даже хорошо, если так оно и есть. Уж слишком велик оказывается мир, наполненный странностями и тайнами, непостижим для понимания. Однако где-то внутри, в глубине оставшихся от предков темных побуждений, зарождается и крепнет уверенность - охотник не лжет. И очень может быть, в недалеком будущем, в словах собеседника предстоит убедиться ему самому, узрев неведомое, и на собственной шкуре ощутив суровые законы затерянных во мгле чуждых земель.

Затаив дыхание, Мычка ожидал продолжения. Но, то ли хозяин дома задумался, то ли потерял интерес к беседе, но более не сказал ничего. Мычка вздохнул. Хотелось слушать еще и еще, но собеседник молчал. К тому же начали слипаться глаза. Накатила волна усталости. Борясь с упадком сил, Мычка двинулся к своему топчану, дошел, рухнул. Руки слепо шарили, нащупывая шкуры, а глаза уже закрылись, и вскоре он уже крепко спал.

Следующие несколько дней Мычка пролежал в постели. Он неоднократно порывался встать, но, едва поднявшись, ощущал сильное головокружение и едва успевал прилечь, прежде чем сознание уплывало. Хозяин дома наблюдал за попытками молча, изредка подходил, подносил чарку с густой жидкостью, отвратительно пахнущей и еще более гадостной на вкус. Мычка морщился, кривился, но послушно выпивал до капли, после чего сразу же засыпал.

Наконец, в очередной раз открыв глаза, он ощутил, что жизнь вернулась в тело. Здоровье восстановилось не полностью, в боку то и дело постреливает, в колене ноет, а взгляд иногда затуманивается, но в целом, все как и прежде, до того момента как... Мычка поморщился, отгоняя неприятную мысль. Он так и не решил, как относиться к произошедшему и кого винить, отложив окончательный вывод на будущее, когда, выкроив время, можно будет не торопясь взвесить все за и против. К тому же затронутая хозяином дома тема устройства мира явно далека от исчерпания, и кто знает, как изменится его, Мычки, мировоззрение, узнай он новые подробности.

Побродив по дому, и не обнаружив хозяина, Мычка занялся уборкой. Соскучившись по работе, он собрал разбросанные повсюду шкуры в охапку, вытащил из дома, и долго с упоением чистил. Когда руки занемели от холода, а снег вокруг посерел от грязи, Мычка вернулся обратно, отогревшись, разложил шкуры по местам, после чего принялся за остальное.

Обнаружив в одном из углов веник, он принялся выметать пол, не пропуская ни соринки. Когда у порога выросла приличная мусорная куча, Мычка отложил веник, вооружившись скребком, занялся грязью всерьез. Застарелые жирные куски, облепленные пылью и неоднократно втоптанные в пол, въелись в древесину так, что подавались с великим трудом. Мычка изошел потом и ободрал пальцы, но успеха достиг, половицы если и не засияли свежеоструганным деревом, то стали значительно чище.

Избавившись от мусора, Мычка немного посидел, ожидая, пока перед глазами перестанет кружиться, а мышцы вновь наполнятся силой, затем встал, прошелся по дому, размышляя, чем заняться еще. Металлический блеск привлек взгляд. Мычка подошел к стене, в который раз воззрился на странное приспособление, не то нож - не то вертел. Металлическая полоса манит, будто насыщенная неведомой волшбой, руки невольно тянутся, в страстном желании прикоснуться, ощутить под пальцами гладкую, со странной щербинкой повдоль, поверхность.

Хлопнула дверь. С головы до ног облепленный снегом, в комнате возник Филин, тряхнул плечами, отчего белое крошев разнеслось вокруг, на лету превращаясь в водяную взвесь, шагнув к столу, бросил на поверхность еще не остывшую тушку зайца, вновь вышел. Мгновение спустя хозяин дома вернулся, но уже без верхней одежды, бросил в сердцах:

- Что за зверье пошло пугливое! Насилу поймал. Вроде и спрятался хорошо... - Он прошел к очагу, засунул руки едва не в самое пламя, вдруг спросил, без всякого перехода: - Нравится оружие?

Мычка опешил. Вопрос поставил в тупик. Филин явно обращался к нему, но что он имел в виду оставалось лишь догадываться. Мычка помолчал, собираясь с мыслями, однако в голову ничего не шло, и он промычал:

- Оружие?..

- Ну да, ты ж, когда я зашел, мечом игрался.

Мычка озадаченно взглянул на полосу металла, пытаясь осознать, для чего можно использовать такое оружие, но хозяин уже стоял у стола, разглядывая добычу. Мычка поспешно подошел, сказал с готовностью:

- Позволь, помогу. Потрошить дичь мне привычно, да и по делу соскучился, руки работы просят.

Филин кивнул, произнес с удовлетворением:

- Потрошить - дело не сложное, но помощь лишней не бывает. Давай, приступай. А я пока посижу, умаялся по лесу мотаться.

Поглядев, как ловко гость разделывает добычу, Филин отошел, привалился на топчан. Мычка схватил нож, коротким движением перерезал зайцу жилы на шее, полоснул раз, другой. Руки подхватывают, тянут, совершая привычную работу. Нож порхает в пальцах: надрезая, раскалывая, отделяя нежное теплое мясо от шкуры и костей. Занятие настолько привычно, что участия разума не требуется.