Почти библейский исход

Вдоль однополосной асфальтовой дороги с накатанными обочинами и с той, и с другой стороны — бетонные заборы, иногда прерывающиеся открытыми и — для разнообразия — закрытыми воротами. Не то что на русском или английском — даже на арабском никаких вывесок! Надеюсь, наш афро-Вергилий знает, куда ведёт, потому как вчетвером мы здесь скорее трамвай «Аннушка» найдём, наверное, чем эту заготконтору.

Неожиданно пародия на окрестности ТЭЦ-25 закончилась — дорога упёрлась в КПП вполне современного с виду предприятия: пустая будка охраны между въездом и выездом и ажурный, крашенный синей краской забор с «егозой» или чем-то подобным сверху. За забором — несколько одно- и двухэтажных быстросборных зданий и площадка с четырьмя легковушками и тремя грузовиками.

Миновали КПП и пристроили грузовик на площадке, как порядочные. Мы с Юлей перелезли в бронедушегубку, и Тотти не торопясь поехал к длинному одноэтажному зданию. Доехали «на цыпочках», остановились у дальнего от въезда торца здания. Опаньки — у двери-калитки в высоких закрытых воротах лежат два тела, местных, судя по длинным, ниже колен когда-то белым рубахам… Оба кусанные, но не ищут пищи, а смирно лежат, типа как стояли — так плашмя и упали! И на наше появление — никакой реакции!

Тотти остановился, мы вылезли, оставив девушек под бронёй. Вспомнив ленинское «Социализм — это контроль и учёт!» и согласившись с первой частью высказывания, я остановил Тотти и с трёх выстрелов из дробовика разнёс трупакам их африканские головы. Ну не шнайпер я, как получается — так и стреляю!

Местное население к выстрелам в голову отнеслось так же индифферентно, как и к нашему приезду. Переглянувшись с Тамиром, осторожненько подошли поближе… Гос-с-споди, а я-то думал, что хуже эти зомби вонять не могут! Нет предела совершенству! Если «обычные», так сказать, пахли смесью тухлятины и какой-то химии типа ацетона, то эти распространяли такое амбрэ… Забытая летом на столе кастрюля с тушёной свининой такой вонью меня обрадовала, когда я на две недели к друзьям в Татарию умотал.

Морщась и инстинктивно отплёвываясь, Тотти предпринял попытку познакомиться с ними поближе. Я, так же морщась, оглядывал окрестности.

— А они какие-то не такие!

— Какие «не такие»? Трёхногие? С хвостами?

— Сам пощупай!

Поборов брезгливость, пощупал одного из покойников за колено. Ничего не поняв, прощупал голень. Смирился с идиотизмом — на мой взгляд — ситуации, достал ножик и взрезал подол рубахи-гамбии и полотняные штаны под ней.

Фрагмент нижней конечности от колена до голеностопа скорее мог принадлежать какому-нибудь голодающему эфиопчанину или зимбабвийцу — кожа и кости, почти никакого мяса. Херня какая-то… Глистами скорбен был при жизни покойник или взаправду голодняк мучил? Подвергли второго подобной процедуре, для разнообразия распоров рукав рубашки — та же картина, потемневшая кожа, обтянувшая кости.

Вернулись в броневик, рассказали о непонятках Саше с Юлей. Саша задумалась, а Юля сходу выдвинула версию.

— Температура сворачивания белка какая? В районе градусов пятидесяти? А для человека собственная выше сорока трёх вроде смертельна! Эти двое перегрелись, мозги и вскипели.

— А сублимировались как?

— Да как изюм! Провялились — и всё. В Штатах пустыня есть, я читала где-то — там человек теряет литр воды в час! Вот они и того — высохли!

Саша вынырнула из раздумий и в приказном порядке выдала ЦУ: всем практикам и теоретикам — благодарность с занесением за исследования, и всё, всем к исходным задачам — Юле бдить, а нам с Тотти — искать тару. Искать, так искать, мы встали и полезли наружу.

Склад порадовал. Прежде всего — отсутствием местных обитателей, и живых, и не совсем. И пяток двухсотлитровых бочек из-под какой-то резко и неприятно пахнувшей химии нашёлся, но это вторично. А главное — штук сто синих пластиковых бочек с крышками, ёмкостью литров по сто пятьдесят.

МВП-Х (маленький внутренний прапор-хохол), ненадолго задумавшись над арифметикой, сперва радостно засуетился, как прикупивший десятипроцентный пакет акций «Газпрома», оттого, что «усё влезет», а потом достал четвертьвёдерную бутыль мутного самогона, стакан и луковицу, маханул стакан и грустно захрустел луковицей со слезами на глазах оттого, что «усё нэ лизэ». Сразу скажу — вот такой у меня прапор, говорит на всех языках, но с акцентом и не всегда понятно. Особенно когда радостен, грустен или подвыпивши.

Глянув на взгрустнувшего Тамира, понял, что его маленький «двоюродный брат» (еврей, живущий в каждом арабе), выдал ему ту же информацию. Переглянулись с ним и, не сговариваясь, пошли на выход. Совещаться с женсоветом.

Да, совещаться! Потому как ни одного супермозга всезнающего ни у нас четверых, ни вообще — нету! Если кто-то что-то знает и уверен — тогда да, а так — лучше посоветоваться. К Саше на коленки у прицела с поучениями никто же не лезет и к Семёну с наставлениями насчёт дизелей — тоже, потому что они знают и умеют, а другие — нет. А вот если сомневалки одолевают, то лишний раз пообщаться — язык не отвалится. Так что прикрыли калитку в склад и поплелись на заседание «малого Совнаркома».

Девы встретили нас, кхм, странно. Обе какие-то вялые, во-первых, и в одних купальниках — во-вторых… И мокрые! Блин, ну понятно — мы-то по холодку гуляем, а они в бронеупаковке сидят. Так что заседание не затянулось. Едем на стоянку, смотрим грузовики-длинномеры, если заводим какой — бросаем наш, закидываем все во свеженайденный и отбываем домой. Нет — грузим в наш тару «сколько влезет» и опять-таки домой.

Планы опять-таки подверглись корректировке — доехав до стоянки, вылезли, и Тотти обратил внимание на тихое пение местного генератора. «Дыра — это нора!», как утверждал Винни-Пух. В смысле, электричество — это свет и наверняка работающий где-нибудь кондиционер! Так что плюнули на машины, поставили дам в известность и пошли искать прохладу.

Первые две двери в двухэтажке слева от въезда на территорию вели в производственный цех, по-видимому: здоровенные колонны, подпирающие крышу, ленты транспортёров, оборудование, мигающее разноцветными огоньками. И температурка в цеху явно ниже уличной! А вот третья дверь, для разнообразия — стеклянная до половины и открывающаяся внутрь, открывала вид на металлическую лестницу на второй этаж и комитет по встрече — четверых соскучившихся по живому мясу мертвяков. Блин, говно мы, а не вояки — неумелые, пугливые и невнимательные. И неэкономные — Тоттин автомат в две очереди выплюнул магазин, я от него не отстал, более-менее прицельно расстреляв боекомплект дробовика. Знатный итог — груда тухлого мяса, засыпанная стеклянным крошевом, в проёме полуоткрытой двери, и метрах в трёх от «места происшествия» — два перепуганных мужика, один белый, другой серый. Два зассавших гуся, блин! Серый магазин пытается в приёмник воткнуть, а белый, бросив дробовик, пистолетом трясёт… И к этой дискредитировавшей себя напрочь парочке несутся, бухая незавязанными ботинками, две амазонки в купальниках с автоматами наперевес.

Пока девушки добежали, Тотти автомат перезарядил, я пистолет убрал и даже успел дробовик поднять. А потом мы, уже багровеющие, не бело-серые, выслушали всё, что могут высказать две женщины проштрафившимся мужчинам об их умственных способностях, поступках и вообще обо всём на свете. А мы стояли, как два похмельных «митька», выдавая только «Дык!» и «Мля!» и ковыряли носками ботинок асфальт. А потом «красочные эпитеты и незатёртые метафоры» кончились. Можно было отправляться на второй этаж — остыть и перевести дух.

Занявшись расчисткой прохода к лестнице — протиснуться-то было можно, но как-то неприятно по телам лезть — я обратил внимание Тотти на какое-то бормотание, несущееся сверху. Тотти прислушался, проорал что-то на языке родных пальм и удвоил усилия.

— Ты чего?

— Там живой.

— Опа! Откуда?

— Не знаю.

Расчистив проход и вытащив тела на улицу, мы пригласили охранявших нас дам внутрь, в прохладу. Тотти шёл первым, периодически что-то крича на арабском и выслушивая ответы. Остановившись, проинформировал, что «нежданчик» нас с нетерпением ждёт, но выйти боится — мертвяки его за пять дней запугали.