Снохождение

Миланэ так и осталась лежать на полу, чувствуя себя плохо и слабо, а Мрууна незамедлительно встала, встряхнув покалывающую левую ладонь, и явилась в дверях перед взорами взволнованных родителей.

— Похоже, мне придётся переехать в Стаймлау.

Мать заметила, что дочь лежит на полу, слабо шевелясь.

— Что с ней?!

— Смилана пусть собирает вещи дочери. Мы должны уехать на дней шесть-семь.

— Как?.. — мать сделала слабую попытку войти, но Ашаи не дала. Вместо этого она громко, церемонно возгласила:

— С этого дня Ваалу-Миланэ-Белсарра, из рода… как имя вашего рода?

— Нарзаи, — ответила Смилана.

— …из рода Нарзаи, становится ученицей Ваалу-Мрууны, из рода Аврау. Восславьте этот день, добрые Сунги.

— Ваалу-Миланэ-Белсарра? — Смилана изумленно повторила номен дочери. — Мы… Я…

— Дайте несколько мгновений. Сейчас мы выйдем.

Решительно закрыв дверь, сестра-Ашаи вернулась к своей воспитаннице, что продолжала лежать на полу, вполне в сознании, но без всяких сил.

— Сиятельная Ваалу… Мрууна…Не могу встать. Всё так, словно я отлежала всю себя во сне… И покалывает очень.

— Теперь именуй меня наставницей. Полежи, пока не пройдёт.

Мрууна присела возле неё; Миланэ лежала тихо, не шевелясь.

— Отныне ты — Ашаи-Китрах, Миланэ. Огонь Ваала пламенеет на твоих ладонях, и ты назначена к этому.

Львёна смотрела в окно, лёжа навзничь. Она не выглядела ни удивленной, ни испуганной столь великой переменой в своей маленькой жизни; казалось, она всё только и ждала, когда это произойдёт, и теперь с облегчением созерцает заоконную даль, освободившись от гнета ожидания.

— Наставница… значит, теперь я перестану бродить во сне?

Мрууна развела руками:

— Напротив, душа моя. Теперь ты будешь учиться этому.

…Хвала вам, дочери духа Сунгов, слава, великие сёстры Ашаи-Китрах, преклонение вам, львицы Ваала. Сунги произошли от Ваала, но Ваал произошёл от Сунгов — честь тому, кто поймёт эту мудрость; и когда Сунги стали сильны, когда дух их стал безграничен, то на земли пришли дочери этого духа — они поняли и познали, а потому стали Ашаи-Китрах — сёстрами понимания. Ты исходишь земли от обильного запада к грязному востоку, от знойного юга к неверному северу — но не увидишь равных жрицам нашей веры, а лишь покорное преклонение, ничтожную ненависть и бессильное подражание. Гордись ими, добрый Сунг, прижимай уши, добрая Сунга, ибо их ученицы слышат Ваала, их сёстры видят Ваала, их ясная душа обретает огонь от Ваала, их ладони чисты, и потому пылают пламенем Ваала. Да, сёстры-Ашаи, вы не боитесь быть слабыми во благо Сунгов. Вы знаете, как быть сильными во славу Сунгов. Да, львицы-Ашаи, нет большей гордости, чем следовать с вами к Нахейму среди вечного Тиамата…

«Безупречные дочери истинных Сунгов»

Ману, из рода Умтаи

515 год Эры Империи

========== Глава I ==========

Глава I

— Они бросают копья на сто больших шагов. Вот так — фух! — забубнил низкий, уверенный голос.

— Это невозможно. Они слишком тяжёлые, — отпарировал второй.

— Сто шагов. А то и больше.

Миланэ сидела, прильнув к борту скрипящей повозки, и наслаждалась приятной полудрёмой. Она заложила лапу за лапу. Хвост спрятан в складках одежды. В этой грязи, если его не прятать, то он вымарается за несколько мгновений, будь ты даже трижды осторожна. Кроме того, самцы не преминут хоть как-то его задеть, дёрнуть, дотронуться любым способом. Потом будет неизменное:

— Прошу прощения, сиятельная.

— Пусть мне простится, благородная.

— Я не хотел.

Ещё как хотел.

А что поделаешь. Она — одна. Их — легион.

Восьмой легион Легаты Империи Сунгов, сражающийся на Ваалом проклятом Востоке.

Они её не трогают и не обижают — уважают, ибо в крови каждого Сунга сидит знание: нельзя обижать Ашаи-Китрах, а тем более ту, что ступает в сражениях вместе с тобой. Простую львицу уже давно бы измучили вниманием и домогательствами, десять раз бы подрались из-за неё и сто раз куда-то украли. Но она-то не светская львица. Конечно, с ними нужно уметь справляться. В дисципларии им, ученицам, что отправлялись на четырёхлунное восточное служение, даже прочитали несколько лекций о том, как это делать: не носить ничего вызывающего; почаще использовать капюшон, даже если погода хорошая; прятать хвост (наставницы знали, что говорили!). Вестись поскромнее. Почаще напоминать о своей священной роли. И так далее, и так далее…

— Да враньё всё, — зарычал второй. — Я держал в руках эти копья. Там наконечник такой… очень грубый и тяжёлый. Шесть десятков шагов — ещё куда ни шло.

— Спорим? Спорим? Пять кружек пива!

— Пять кружек пива! — противно засмеялся кто-то, и вся повозка взорвалась самцовым смехом. Миланэ потуже прижала к себе руки и уселась поудобнее для дрёмы.

— А как проверишь? — зашепелявил кто-то.

Миланэ узнала его по голосу. Новобранец, из провинции Хольц, с какой-то несчастливой звездой: за несколько лун успел лишиться передних зубов (выбили щитом) и получить стрелу в лапу. Она лично выдернула ему сломанный зуб и вытащила стрелу.

Ах, тяжёлая это наука — вытаскивать стрелы.

— Поймаем в плен кого-нибудь из драагов, заставим бросить — посмотрим.

— Те, кто сдаётся в плен, так не смогут бросить.

— Почему?

— Потому что для этого нужна сила. Сильные не сдаются в плен.

— Чушь.

— Что чушь, сир Тайназ? — все спросили у бывалого ветерана.

— На Севере вы не были — вот что. Они бросают копья, мчась на фирранах. И когда северняк бросает копьё, то фирран ему помогает: прыгает вперёд.

— Как это возможно, если у них нет стремян? Они ведь держатся за гриву фиррана.

— Вы, детки, радуйтесь, что сюда попали. Тут благость, нет холодов, враги не злые, только леса и болота. Здесь нет северняков, а только туполобые драаги.

Все засмеялись; смех надоел одному из сотенных дренгиров, что ехал сзади на лошади, и он плашмя застучал мечом по борту повозки.

Вдруг сир Тайназ окрикнул:

— Тихо!

Тут же, спереди по обозу, раздался звук рожка.

Миланэ недовольно заворочалась. Нет покоя этим львам. Сидят, болтают ни о чём, мешают спать. Наверняка поглядывают на неё жадным взглядом, тут же отворачиваются, сглотнув. Все они одинаковы. Трубят в рожки. Войны устраивают. А ты их лечи, обхаживай, будь их вдохновением, символом веры, вторым знаменем… Зря она не уселась на лошадь к сотенному дренгиру, ох зря. Хоть разговоры были бы поинтереснее. А то только вынырнешь из дрёмы, так услышишь какую-то брань или спор ни о чём. Так уж случилось, что именно в эту повозку побросали все запасы сушёных трав (а разве их бросишь на произвол?), которые она с трудом раздобыла в городке… Ваал мой, как назывался тот городок? Забыла. Кроме того, как учили наставницы, иногда нужно снисходить до простых воинов, общаться с ними, даровать им уверенность. И так далее… Спать…

— На развилке, слева!

— Слева, к бою, слева, слева!

Она ощутила, как задрожала повозка под тяжёлыми лапами воинов-Сунгов — они соскакивали вниз. Нехотя открыв глаза, с ленью, под сенью густого леса, поднялась на ровные лапы, мало что понимая; Ваалу-Миланэ-Белсарра ещё не полностью освободилась от снов и пробудилась нехотя, как героиня сказки или легенды. То, что предстало перед её взором, могло потрясти неготовую душу: на хищных фирранах, с пасти которых капала густая слюна, всего в пяти десятках шагов, восседали жуткие, совершенно чужие львы, все тёмной шерсти, все в шкурах, большие и хищные. Но душу Ашаи потрясти сложно, она испытывает это с самых ранних лет, и…

…самым жутким был именно этот, по центру, с безумно-косматой гривой, никогда не знавшей ухода, с мордой полностью в крови, тёмный и страшный, как сама смерть; он рычал. Миланэ с слабым удивлением осознала, что драаги на лету, в скаку своих фирранов, этих древнейших друзей и ещё более древних прародителей всего львиного рода, поднимают короткие, коряво-кривые луки, из которых они так метко стреляют, и целятся в неё, вставшую в полный рост, как в самую очевидную, лёгкую, забавную цель. Ещё более удивительно было слышать свист у левого уха, а вот правое что-то чуть-чуть обожгло, словно маленький огонёк; но она не смотрела по сторонам, а смотрела именно на этого льва, с окровавленной мордой. Он пленился этим взором, или хотел быть пленённым, или выдавал себя за пленённого, но сидел смирно, и фирран его тоже стоял смирно. А, может, он уже представлял, как пленит жрицу Сунгов (какая удача!) и будет делать с нею всё, что желает (какое удовольствие!); он знал, что она — жрица Сунгов, что Сунги имеют глупую, странную, жестокую привычку брать на войны некоторых из своих самок, что служат их богу; дело самки — дети и охота, не война; и даже для него, дикого, это очевидно. Тем не менее, самка эта как-то спокойно, даже неспешно взяла большой, стройный лук, натянула ровную стрелу, а он заворожённо следил за всем, будто не веря…