Снохождение

Превращай свои недостатки в достоинства. Назови свои просчёты гениальными ходами. И тогда ты будешь безупречна.

— Мне всё ведомо. Ему было сказано выждать, не спешить к тебе… он не послушался.

Действительно оживившись, дочь Андарии навострила уши.

— Да, Миланэ, мы смогли его выпустить, — печально закивала головой Фрея, — мы вырвали его из когтей Надзора. Видишь ли, я подумала… суд бы нам только помешал, предал огласке то, чего не надо оглашать. Пришлось устроить побег через Тайную Службу. Знаешь, чувствую себя виноватой. Мы, Вестающие, помогли тебе, но мы — видит Ваал — не хотели, чтобы всё так получилось. Я так понимаю, этот подонок Синга убил Амона, верно?

Миланэ совершенно преображалась с виду. Так преображается всякий, на кого падает внезапное озарение после многолетней тьмы; кто вдруг узрел свою истину, такую близкую и одновременно — столь далёкую.

— Так… так вы помогли ему бежать? — с придыханием и треволнением спросила она

Умудрено улыбнувшись, Фрея вздохнула, заложив лапу за лапу.

— Конечно, Миланэ. Я же лично обещала тебе помочь. А Вестающие не бросают слов на ветер, — пригладила она свой амулет Ваала. — В какой-то момент мы все решили, что Амона надо освобождать, потому что он, на самом деле, ни в чём не виноват. Мы не боялись, что после его освобождения ты не исполнишь свою часть уговора. Мы знали, что ты тоже не бросаешь слов на ветер. Но вон как оно всё обернулось… Кто мог предвидеть? Провидицы мы, но и мы не видим всех судеб…

— Значит, вы помогли… ты помогла, Фрея… — заплакала Миланэ в неистовом раскаянии.

— Если было бы иначе, Миланэ, я бы не приехала сюда. Меня всё это глубоко поразило. Мне очень жаль. Я приехала позаботиться о тебе. Ты ведь… сновидящая, как и я, — всё быстрее, всё сильнее говорила Фрея.

— Не называй меня так, — закрылась Миланэ, будто от яркого света. — Я недостойна.

Фрея взяла её ладонь.

— Расскажи, как всё случилось.

А та с готовностью начала поведывать:

— Амон проник в мои покои, глубокой ночью. Сначала мы поговорили, а потом он сказал мне собираться — нам надо было убегать вместе. Да, я хотела убежать прочь, я выбрала нарушить своё слово, — обняла Миланэ ладонь Фреи, и колючая вода, словно после игнимары, потекла вверх по руке Вестающей. — Синга внезапно вернулся, предательски убил Амона, когда тот протянул ему правую ладонь в знак мира. Синга — он левша, видишь ли Фрея, левша. Он убил его моей сирной, которую я не забрала со стола. А потом… а потом сбежал, а я… Я не знаю, почему ещё живу. Почему судьба решила, что мне ещё должно жить — неведомо.

— Подонок, он убил его, когда Амон протягивал руку в знак мира? Миланэ, мы не можем это оставить, сестринство этого не простит. Ты не можешь это оставить. Нам надо уничтожить Сингу и его род; это уже дело крови и мести, а не просто так.

— Нет, Ваалу-Фрея, пусть безупречная простит. Ваал видит все наши преступления; он видел меня, отступницу. Из самого начала я делала всё, чтобы быть плохой Ашаи-Китрах, увлеклась вероборчеством и нечестивым. Все мои шаги вели меня в сторону от веры Сунгов. И судьба предупреждала меня, что я не годна быть доброю Ашаи, сделав моё Приятие достойным ужаса. Из-за меня, нечестивой, погибла Ваалу-Арасси, потому что я увлекла её за собою, на безумный Север. Ваал пытался говорить со мною сквозь сны, но я была глуха и слепа, ибо считала вещи — как мне казалось — иных миров, а на самом деле — иллюзии ума. Это я подбила милого Амона на кражу, это я — его погибель; не будь меня, не стал бы он совершать преступления, и не попал бы в чертоги острогов. Не будь меня, Синге не пришлось бы влюбляться в меня, безумную, лгущую. Синге не пришлось бы убивать Амона — Синга под конец узнал, что я всё ему врала, что не люблю его, что я с ним лишь ради свободы Амона… Воистину ненавижу Сингу, но я больше не способна никому из Сунгов мстить — не чувствую за собой ничего. И я недостойна зваться сновидицей, потому что только Вестающие имеют права на снохождение.

Всё это было сказано горячечно, с безусловным чувством собственной правоты; яростная уверенность верующей, сильной.

— В конце концов, Ваал перестал меня жалеть, — Миланэ ударила ладонью по стене, и с неё посыпались мелкие крошки. — Я обратила против себя веру всех вер, будучи её жрицей. Теперь у меня только один путь.

— Какой? — ошеломлённо спросила Фрея, оцепеневшая на своём стуле.

— Куда идёт воин — туда идёт и Ашаи. Моя кровь смоет грязь моей чести, — свершила Миланэ жест, словно поднимая невидимое знамя.

Наверное, она меньше бы удивилась, если Миланэ накинулась на неё и начала душить. Право. Или начала с ней болтать о погоде, словно ничего не произошло.

— Но как же… — закачала головой Фрея в глубоком отрицании. — Малиэль, «Снохождение», как твой… дух? Львица духа? — воззвала она к ней. — Ты так хотела дочитать эту книгу… Я тебе дам!

Нет, Фрея никогда бы не подумала, что в жизни может быть более страшное зрелище: увидеть перерождение, причём именно такое, какое окружение требовало от этой львицы. Более того, Фрея седьмым-восьмым чувством знала, что она есть часть этого окружения, она причастна к этому и всегда будет, до скончания своих дней и до скончания времён…

— Нет ничего такого. Всё — выдумка. Снохождение есть игры праздного разума. И весь Север — он выдумка, фикция, миражное. Шаманаи — враги веры. А Малиэль была Вестающей, и говорила лишь о том, что доступно Вестающим, она лишь сбилась с пути истины; в этом её беда, не награда. А что я… Мне должно было сгореть в собственной игнимаре вместе с любимым, но Ваал лишил меня такой чести. Я лишь знаю, что я — нечестивая Сунга; лишь знаю, что есть Ваал, есть великое сестринство, и я — его никчёмная сестра. Но я отдам свой долг. Я не буду бояться, ибо бесстрашна.

Легко встав с постели, словно обретя невидимые крылья, Миланэ уклонилась перед Вестающей.

— Криммау-аммау. Я преклоняюсь перед тобою, великая Ваалу-Фрея. Лишь вам доступны смыслы и тайны снохождений; ты снизошла до разговора со мною о таких вещах, но Ваал свершил так, что эти вещи недоступны простым Сунгам и простым сёстрам Ашаи-Китрах. Пусть безупречная простит мою глупость, да и то, что не исполнила поручений сестринства. Но обещаю — как только мои лапы окрепнут, я буду сражаться с врагами Сунгов на севере, юге, востоке и западе. Куда идёт воин — тогда пойдёт и Ашаи.

Фрея слушала.

— Пусть знающая Ваала благословит меня, — умоляюще схватила её львица духа за ладонь. — Я знаю, такая просьба может показаться безупречной Ваалу-Фрее оскорбительной… Но умоляю.

Совершенно бессознательно, с темно-синим страхом внутри, Фрея сделала это, положив ладонь на её голову:

— Пусть Ваал освещает пламенем твой путь, Ваалу-Миланэ-Белсарра.

И так же бессознательно она чуть задрала подбородок к небу и прикрыла глаза, ибо так полагалось по Кодексу и аамсуне. Вдруг ощутила, как её руку тянет вниз непреодолимая, дикая сила, как что-то схватило её за шиворот пласиса и опустило долу, на колени, вровень с нею — с Миланэ. Вместе с тем в шею очень реально, очень остро впилось нечто холодное, безжалостное.

— Ты услыхала мой зов, Фрея? Я звала тебя, пребывая в этой постели; я сновидела, Фрея, и не для иных миров, но для сего. Как и ты, Фрея.

— Да, — быстро кивнула Вестающая.

— Не вопи о помощи, Фрея. Этой сирной, что в моей ладони, убили мою любовь. Ты можешь это понять?

— Да.

— Ты ведь, Фрея, соврала мне, что ты выпустила Амона из неволи, Фрея?

— Соврала.

— Кто это сделал, Фрея? Кого мне благодарить до скончания времён, Фрея?

— Ваалу-Ахиру, старую правдовидицу. Пожалуйста, не делай глупостей. Не я убивала твоего льва.

— Но ведь ты соврала мне, Фрея. Не будь сирна у твоего горла, мне должно бы славить тебя за свободу Амона, так ведь, Фрея? Тебя и всех Вестающих? И вскинуть вверх знамя Сунгов?

— Я лишь хотела сказать… Ты не понимаешь… Прости меня. Отведи клинок, Миланэ, пожалуйста. Мне больно.