Снохождение

Случилось неожиданное: Тастасу понравилась Наамзира, и он забрал её с собой.

Записи свидетельствуют о чрезвычайном присутствии духа у Наамзиры: рассуждала она спокойно и методично; понимала, что пока не пришло время, нужно быть как можно ближе к Тастасу, а это значило только одно: мастерское подыгрывание. Так и было. Тастас продолжал развлекаться, путешествуя по западу Империи, но Наамзира стала для него кем-то вроде фаворитки. Более того — советчицы. Она демонстрировала надменность по отношению к остальным Ашаи, пренебрежение и на пару с Тастасом издевалась над ними.

Спустя луну они вернулись в столицу. Появление новой фаворитки произвело фурор среди высшего света, местных Ашаи, что прогнулись под Тастаса, а тем более это взбудоражило сопротивление, ибо до этого Наамзира была всем незнакома, являясь обычнейшей воспитанницей Криммау-Аммау. Все считали её обычным увлечением Правителя, но он вдруг объявил на одном из пиров, что намерен взять Наамзиру в супруги. Хотя никто не посмел возражать, он тут же поведал, что в давние времена правители прайдов вполне сожительствовали со сёстрами. И вообще, брак Ашаи и Длани Ваала очень символичен, так что здесь в запрете Ашаи на брак можно сделать исключение. Да. Но, впрочем, никто особого значения не придал — увлечения Тастаса были крайне ветрены. Что касается Наамзиры, то её считали очередной подхвосткой, не стоящей внимания; доброчестные сёстры давно уже заклеймили её, как ещё одну негодяйку, предавшую Ашаи-Китрах.

Через несколько дней одна из столичных Вестающих с безмерным удивлением сообщила своим сёстрам, что в сновидении с нею связалась Ашаи, что находится подле тирана. Надо сказать, что Вестающие тогда уже поголовно перешли на сторону сопротивления, поэтому его падение было лишь вопросом времени. Удивление её состояло в том, что разговор в сновидении считается недоступным простым Ашаи-Китрах; постфактум Вестающие признали, что Наамзире Ваал подарил возможность вестания, чтобы свергнуть тирана.

Так Наамзира дала о себе знать. После долгих размышлений с нею связались наяву, устроив встречу в тайных комнатах марнских терм; Вестающим, с их огромными возможностями, это оказалось под силу. Наамзира сообщила, что ей требуется помощь, ибо просто так ни яд, ни оружие к Тастасу не пронесёшь. Высокая Мать (которая тоже пришла на встречу), Вестающие, сёстры сопротивления и Наамзира договорились, что объединят усилия и отправят диктатора к предкам.

По сути, все эти сёстры, несмотря на огромные последующие усилия, лишь стали свидетельницами поступков Наамзиры, которая практически всё сделала — волею случая — сама. Ей пришлось, играя роль, вместе с Тастасом оскорблять Высокую Мать, которую тот вызвал для «важного разговора», узнав, что сестринство не на шутку плетёт заговор; он обещал её казнить, если она не успокоит «своих сук»; Наамзира, смеясь, заставила Высокую Мать целовать свой хвост, утверждая, что вскоре именно она станет главной Ашаи, как только превратится в супругу Тастаса. Тому идея очень понравилась, и он отдал распоряжение готовиться к великой церемонии и пиру, которого ещё не знали Сунги.

Изначально Наамзира планировала отравить Императора вином. Это отражено в её записях, которые она вела амстунгом — шифром, ключ к которому был у сестёр сопротивления. Сестринство весьма быстро нашло путь для передачи эссенции строфантина. Поскольку тот всегда пил с нею из одного кубка, у Наамзиры не существовало иллюзий на свой счёт. Вообще, в этом и заключается величие Наамзиры — в её записях нельзя найти и тени сомнений насчёт собственной смерти. Она лишь хотела, чтобы эта смерть стала приговором для Тастаса.

К большому несчастью, служанку, которая проносила яд в дворец, волею глупого случая поймали на горячем. Тастасу прислуживали Ашаи-предательницы, которые в своё время из страха поддержали его, а теперь им было некуда деваться. Они знали толк в скрытных способах убийства и умели их раскрывать. Служанка не знала, кому именно назначался яд, и это спасло Наамзиру. Понятно, после этого случая бдительность в дворце возросла. Тастас разместил охрану прямо в спальне, а сам спал с мечом у изголовья и кинжалом на голени. Спал он всегда сам, не допуская даже Наамзиру, а тем более супруг, которые давно уже жили затворнической жизнью в южной резиденции. Но Наамзире он, в целом, доверял, в своём понимании доверия, конечно.

После превращения в триумфатора западной войны его стали интересовать только пиры, развлечения и оргии; дворец Императора начал напоминать кичливую и пошлую обитель какого-нибудь варварского конунга. Но надо сказать, что на пирах и оргиях он больше любил посиживать-наблюдать; непосредственно сам предпочитал развлекаться в одиночку; как правило, это были одна-две куртизанки, которые свозились со всей Империи, или какая-нибудь Ашаи (или несколько), самых разных возрастов, происхождений, служений и положения. Больше всего ему нравились дисциплары, которые под тысячу и одним предлогом затаскивались в дворец. Практически всегда при этом присутствовала и Наамзира, которой приходилось брать самую активную участь — Тастасу так нравилось.

Казалось, если та решилась убить Тастаса, не думая о себе, то сложности особой нет. Надо лишь взять что-нибудь острое и дело за малым. Но всё оказалось не так просто. Оружие в дворце было под строгим запретом, кроме стражи и самого Императора. Ножей к блюдам не подавали. Яд вообще искали даже там, где его и помине быть не могло. Всякую львицу, которая должна была посетить Тансарра, осматривали самым дотошным образом от ушей до когтей лап. Для Наамзиры существовала поблажка — она могла входить к Самому в лёгком одеянии без осмотра. Но тот сам совершал осмотр, делая вид, что обнимает. Остальным запрещалось приближаться к нему ближе, чем на десять шагов.

Тем временем, Тастаса начали донимать ночные кошмары, а здоровье его сильно подорвалось — стараниями многих сильных Ашаи, в том числе и Вестающих, в сны ему приходили подарочки. Практически каждую ночь он вставал с жуткими воплями, правда, мало-помалу он — живучий, сволочь — привыкал. Тем не менее, так ему оставалось не слишком долго. Возможно, сложись всё иначе, Наамзира бы просто дождалась его смерти, так и не исполнив личную задачу, но оставшись в живых.

«…В эти дни попросил спать с ним. Он в первый раз меня о чём-то попросил — я насторожила уши. До того лишь распоряжался. Надо сказать, ночью ревёт как львёнок, я его притишаю и утешаю. Ходит под себя. Добрая работа, сёстры», — писала Наамзира в те дни. — «Всё испрашивает, что делать с ночным сном. Говорю всякое, пустое. К великому сожалению, продолжает осматривать меня, нет ли оружия или острого. Я не смогу задушить его подушкой. Всё, доступное в спальне, слишком ненадёжно…»

Но вскоре произошло событие, сыгравшее ключевую роль. Одной из дисциплар Сидны, что посещала Марну по будничным, прозаичным делам, не повезло попасться на глаз опричникам Тастаса. Долго ли, коротко ли, но ей вручили приглашение, от которого невозможно отказаться. Дисциплара явилась без промедлений; никто не знает, была ли она столь наивной или столь смелой, но явилась в полном облачении, с сирной, вела себя гордо и вызывающе; когда ей намекнули, зачем она явилась, та наотрез отказалась и объявила происходящее балаганом. Её тут же упекли в застенки, а ручные Ашаи собрали Круг Трёх, чтобы изгнать несчастную, ни в чём не повинную дисциплару из сестринства. На это пришёл полюбоваться Тастас — ему нахвалили красоту пленницы. Он приказал Кругу Трёх поскорее заканчивать, ибо у него появились на неё свои виды; Тастас также распорядился позвать Наамзиру, та сразу пришла; он попросил её убедить красотку, что не стоит слишком строптивиться, ибо иметь побитых ему не нравится, и вообще, ему нравится, когда самка со всем согласна. Играя роль и смеясь, Наамзира подошла к сестре духа, но та проявляла характер, и плюнула Наамзире прямо в глаза.

Исследователи и почитатели далее расходятся во мнениях, потому что в дальнейшем свидетелей тех событий оказалось ничтожно мало. Достоверно известно, что руки у дисциплары были связаны, а сирну у неё не забрали; известно, что эта дисциплара, дочь рыбака, имела привычку привязывать ножны сирны особым узлом, намертво, и это могло сыграть свою роль. Также известно, что Наамзира «возмутилась» и начала хлестать её по щекам, а также трясти, на что дисциплара лишь рычала. Находясь прямо подле неё, Наамзира вытащила её сирну и как-то припрятала у себя.