Страница 7 из 65
Он достал из кармана узкий серый конверт с типографским оттиском «Для служебного пользования».
— Конечно, мисс Бекон формально не имеет права знать содержание этих писем, но я позволю себе небольшую неформальность, — он улыбнулся. — Вы едете туда вдвоем, и я думаю, что лучше мисс Бекон знать ситуацию.
Алекс молча вынул из конверта три голубых листка бумаги с почтовой маркой. Это были так называемые «секретки», которыми обычно пользуются бережливые люди, стремящиеся сэкономить несколько пенсов на бумаге и конверте. Развернув первую секретку, Алекс прежде всего посмотрел на почтовый штемпель — лондонский: почта на Оксфорд-Цирк, то есть в самом многолюдном месте столицы. Письмо было отправлено неделю назад.
«В полицию. Генерал Сомервилль, проживающий в Девоне в Мандалай-хауз, умрет! Ему давно пора умереть, и не только потому, что он слишком стар. Он плохой человек, к тому же чересчур богатый. Другим тоже хочется стать богатыми, понимаете? Он сгорит в печи, в которой плавится эта идиотская бронза. Представьте только, сухой, костистый старик в пламени, которое превращает металл в золотистую жидкость! И тогда Чанда, или Коули, или даже сам Джеймс Джоветт будут добавлять по крупице генерала в те прекрасные копии, которые они отливают. Я думаю, что в древней Индии в скульптуры иногда тоже добавляли немного человеческого праха, кажется, это имело какое-то ритуальное значение. Так что генерал должен быть некоторым образом даже доволен. Он как раз заканчивает книгу о методах отливки скульптуры в школах Гуптов и Пала. Его смерть явится завершением эксперимента, проводимого им с такой тщательностью, знанием дела и опытом. Скульптуры будут как подлинные, до последней детали!»
Подписи не было. Письмо было отпечатано на пишущей машинке, пожалуй, несколько дрожащей рукой, поскольку отдельные буквы явно были пробиты дважды.
Джо развернул второй листок бумаги.
«В полицию. В конце концов, вовсе не обязательно сжигать его в печи, я имею в виду свое первое письмо относительно генерала Сомервилля. В шкафах в „музейном зале“, как он называет громадную комнату на первом этаже, хранится большая часть имеющихся в доме скульптур и статуэток, много тяжелых фигурок разных божеств. Череп девяностолетнего человека поверьте мне, значительно более хрупкий, чем череп молодого мужчины. Но будь даже Сомервилль молодым, металлическая фигурка, весящая несколько сот фунтов и нацеленная точно в макушку, все равно превратила бы его голову в бесформенную кровавую массу.
Этот способ гораздо интереснее, чем сожжение генерала, ибо остается тело!»
— Что за отвратительная шутка! — вздрогнув, сказала Каролина. — Этот человек должен быть сумасшедшим!
— Не обязательно, — Алекс повертел в руках письмо и посмотрел на штемпель почтового отправления. — Послано через два дня после первого письма. — Он посмотрел на Каролину. — Этот человек может быть сумасшедшим, дорогая моя, а вовсе не должен.
— Не думаешь ли ты, что, находясь в здравом уме, можно написать подобное письмо?
— Да. Случается, что люди по каким-то, лишь им известным причинам притворяются сумасшедшими. Например, кто-то хочет убить генерала и продумал совершенно другой способ, чем те, которые он так живописно нам изложил. Тогда письма могут выполнить двоякую задачу: во-первых, отвлечь внимание полиции от истинных планов убийцы, во-вторых, увести следствие по ложному пути.
Мы ищем сумасшедшего, а убийцей является абсолютно нормальный человек с уравновешенной психикой. Если, конечно, можно назвать человеком с уравновешенной психикой того, кто преднамеренно готовит преступление. По моему скромному убеждению, психика любого убийцы расстроена определенным образом. Я говорю об убийце, действующем продуманно и хладнокровно, а не о случайном преступнике, совершившим злодеяние в состоянии аффекта или непреднамеренно.
Паркер кивнул головой, соглашаясь с Джо, и заметил:
— Я думал об этом. Но пока что нет ни преступления, ни убийцы. Позавчера, после того, как мы получили третье письмо, которое ты еще не читал, я был у генерала Сомервилля. И… — он развел руками, — попытался убедить его, что моя обязанность — окружить его нашей ненавязчивой опекой, но… — он вновь медленно развел руками и опустил их на колени.
— Генерал не согласился?
— Он вышвырнул меня за дверь. В буквальном смысле! — Паркер невесело рассмеялся. — Даже не стал читать письма, заявил, что это полнейшая чушь. А когда я поинтересовался, кто сейчас находится в его доме, не возникли ли у него подозрения, что некое лицо могло бы быть автором этих любезных записок, он заявил, что я оскорбляю его гостей и домочадцев и что мне некого искать у него под крышей. Указал мне рукой на дверь, совершенно так, как это бывает в кино. Сказал: «Прошу никогда более не переступать порог этого дома», или что-то в этом роде. Звучало очень величественно.
— И ты ушел?
— Естественно. Не могу же я нарушать закон, представителем которого сам являюсь. Закон гласит, что полиции запрещено переступать границы владений граждан без их согласия, если не было трагического случая, позволяющего нам действовать без согласия гражданина или даже вопреки ему. В данном случае никто мне такого разрешения не дал бы. Да и что я мог бы сделать, даже получив его? Нельзя же поставить двух полицейских в форме по обе стороны кресла генерала и приказать им не спускать с него глаз! Но прочти третье письмо. Оно кажется мне самым интересным.
Джо расправил последний листок.
«В полицию. Откровенно говоря, история с фигуркой, которая должна рухнуть ему на голову, представляется мне все более проблематичной. Если даже я придумаю, как поставить ее, чтобы цель была достигнута с — если мне позволительно так сказать — оптимальной точностью, всегда остается вероятность, что падая, она отклонится и размозжит ему плечо. В его возрасте такой удар окажется скорее всего фатальным и в конце концов он умрет от ушиба, но вам легко будет сделать далеко идущие выводы, да и он сам сможет помочь вам, если сразу не потеряет сознание. Поэтому я решил отказаться от этого эффективного, но не дающего полной гарантии способа. К тому же по дому непрерывно снуют слуги и другие люди. Проклятый американский профессор Реджинальд Снайдер и его сумасшедшая доченька Дороти. Потом Мерил Перри, которая пишет работу об этих отвратительных четырехруких человеческих фигурах с головой слона, изображающих сына Шивы, едущего на крысе. Она — очень порядочная девушка, и нет ничего странного в том, что и Уильям Коули, и Джеймс Джоветт влюбились в нее. Чем больше они влюбляются, тем меньше переносят друг друга, хотя вместе работают у печи. Скоро они перегрызут друг другу горло, если не произойдет нечто, что могло бы отвлечь их внимание от этой маленькой идиотки. Но что-то ведь должно произойти, правда? Иначе мои письма не имели бы ни малейшего смысла. Я уже точно знаю, что произойдет. У генерала есть большая коллекция оружия из бронзы и железа. Думаю, что простейшим решением будет заколоть его одним из экспонатов его частного музея. Нужно просто подойти к нему и вбить в его старое, едва бьющееся сердечко стилет или меч, неважно, к какой эпохе будет относиться это оружие, лишь бы оно было достаточно острым. Конечно, я буду в перчатках, чтобы не остались отпечатки пальцев. А потом дело перейдет в ваши руки, и, пожалуй, вы не удивитесь, что, заканчивая это письмо, я не буду желать вам успеха. Для меня он не был бы сюрпризом. Однако я убежден, что у меня не будет никаких неожиданностей. Я уверен, что размышляй вы хоть сто лет, используя все имеющиеся в вашем распоряжении технические средства, вы все равно не отгадаете, кто писал эти письма. Я — не сумасшедший, о, нет. Моя цель проста. До свидания, господа. Больше писем не будет.»
— Написано позавчера, спустя день после второго письма.
Алекс положил письмо на стол рядом с двумя другими. Паркер забрал все три листка, засунул их в серый конверт и спрятал в карман.