Страница 17 из 65
— В этом смысле наши мнения абсолютно совпадают! — раздался у порога веселый голос. — Генерал является пионером в этой области и думает, что заслуги его огромны и неповторимы. Но…
С этими словами в зал вошел профессор Снайдер. Его высокая дочь тихо проскользнула вслед за ним, она не была такой оживленной, как отец. Плотно сжав губы, она окинула присутствующих суровым, чуть ли не злым взглядом. По всей видимости, они оба слышали не только последние слова Сомервилля.
— Но… если я даже соглашусь с тем, что это действительно Йети и Лэдни, его прекрасная супруга, я не вижу причин, почему мое предыдущее мнение должно быть признано ошибочным? Поздняя плохая скульптура не должна некритично приписываться к очень раннему примитиву!
Генерал повернулся к нему.
— Профессор Снайдер, речь идет о более важном, чем, простите меня, грубая ошибка. Предметом нашего спора является методика, общий подход к искусству ваяния в Индии! Я очень стар, и если сейчас не обобщу все, что постиг и накопил за целую жизнь, то буду считать ее напрасно прожитой. Поэтому вы, сэр, а вместе с вами и многие молодые люди должны простить меня, но я обязан написать то, что считаю необходимым.
— Вы считаете, господин генерал, что написанное папой об этой скульптуре можно назвать ошибкой? — неожиданно вмешалась в разговор Дороти Снайдер. — Но в случае, если содержание и значение объекта спорны и совершенно загадочны, возможной и правильной является любая интерпретация, пока не появится более правдоподобная. А Йети, как мы все знаем, журналистский вымысел, аналогичный лохнесскому чудовищу. Почему это не могли быть обезьяны? Я не думаю, что на юге Индии в столь поздний период создавались такие натуралистические образы. Тогда господствовали, как мы все отлично знаем, далеко продвинувшаяся стилизация и метафоричность.
Она говорила тихо, но в ее голосе была едва уловимая истерическая нотка, и Джо только теперь понял, насколько важной была для всех присутствующих эта внешне незначительная проблема.
— Именно, именно! — Сомервилль так стремительно повернулся к ней, что молчащий Чанда был вынужден поддержать его. — Вы правы, дитя мое! На юге Индии не создавались настолько реалистические образы, но именно это и является доказательством того, что не юг является местом, где была изваяна эта группа, и что она гораздо более древнего происхождения! Мы ведь знакомы со многими изображениями обезьян. Нам известен мифический Хануман, советник обезьяньего короля, который помог Раме покорить Цейлон! Вот там стоит одно из его бронзовых изображений. Вам оно прекрасно известно! Другие, существующие в разных уголках мира, похожи на него. Это всего лишь человек с обезьяньей головой, правда? Если бы не хвост, мы подумали бы, что это всего лишь очень уродливый человек! Это и есть та самая стилизация и метафоричность. Даже его руки сложены в культовом жесте. А эта пара снежных людей настолько более раннего происхождения, что композиция группы — это простой прекрасный реализм! Или художник сам видел Йети, или кто-то внимательно рассмотрел его вблизи и потом помог создать обе фигуры. Повернутые назад ступни могут быть, естественно, следствием ошибки наблюдателя, ибо человек видел Йети только в движении. Йети всегда пугливый. При поспешном бегстве его ноги могли производить именно такое впечатление. Но я никогда не соглашусь с тем, чтобы называть стилизацией и метафоричностью эти две фигуры. Вопрос сложнее, чем природоведческие изыскания на тему снежного человека! Речь идет об определении века и принадлежности этой скульптуры. По мнению вашего отца, мисс, огромные познания которого мы глубоко уважаем, мы имеем дело со второсортной, провинциальной работой. По моему же мнению, это одно из прекраснейших творений мастеров школы Гуптов!
— Браво! — вскричал веселый голос за их спинами.
Все повернулись. Джеймс Джоветт вошел и задержался около статуэтки. Коснулся ее ладонью, осторожно провел пальцами по дикой голове бронзовой подруги Йети. — Должен со стыдом признаться, что хотя я довольно долго уже здесь торчу… может быть, даже слишком долго… и бессмысленно отливаю копии этих задумчивых богов, только одна эта работа запала мне в сердце и по-прежнему кажется мне лучшей. Теоретики объясняют, что мастера Индии стремились уничтожить элемент жизни, замечательный в одной мимолетной минуте, и старались показать абсолютную гармонию, совершенство внутренней жизни, не только в статуях Будды, отрешенного от дел мира сего, но даже в танцующих и гневных фигурах. И действительно, никто из них всерьез не танцует и не гневается. Все утвердили каноны: каждый жест означает определенное чувство, даже движение пальцев — это шифр! Каждое положение тела условно, ибо для них важно вовсе не тело, но известие, которое оно передает. Тщательно определялось все: пропорции фигур и сплавы металла. Я не могу сказать, люблю я это искусство или нет. Оно немного ужасает меня, поскольку я — европеец и даже в абстракции хочу видеть движение, а не информацию о том, что должен думать потребитель. Конечно, чем дальше во времени, тем выше стилизация. А это… — он вновь легко коснулся рукой статуэтки, — как свежий ветер в этом зале, полном металлических культовых марионеток. Конечно, сам я скульптор, и мои пристрастия, безусловно, необъективны с точки зрения истории искусства… Но… — он опять усмехнулся, — эти сидящие в немыслимых позах Будда и Шива, у которых столько рук, будто скульптор выдумал их только затем, чтобы Шива мог в танце неустанно почесываться, в конце концов так подействовали мне на нервы, что я пожелал изваять в глине обыкновенное нагое тело. Я даже предложил присутствующей здесь Мерил Перри позировать мне, но кажется, мое желание было превратно понято…
Он рассмеялся.
— Я пойду… У меня… у меня масса работы! — быстро сказала Мерил Перри. Взвалив штатив на плечо, она вышла из зала. Когда замолкли ее шаги, генерал расхохотался.
— Вы плохо себя ведете, Джоветт! Этот молодой человек был у меня сегодня и…
— Ох, Боже! Коули! Мало, что я должен сносить его с утра до ночи в этой адской жаре у печи! Мало, что я вынужден соглашаться с предлагаемой им рецептурой металлов, температурой и качеством дерева для топки печи! Я обязан еще терпеть его настроение! В эту минуту он сидит в мастерской и подготавливается к завтрашней отливке. Ко мне он не обращается ни с единым словом, то есть говорит только столько, сколько требует наша совместная работа. А я обращаюсь к нему беспрерывно! Размышляя над всеми стилизациями и условностями, я в конце концов пришел к выводу, что сойду с ума, если отолью еще одного Будду с лицом отъевшегося лодыря, и подумал о Мерил. Я спросил Коули, не мог бы он мне отлить два крохотных ее портрета-акта, если она согласится мне позировать. После своего вопроса я подумал, что он меня убьет! Честное слово: убьет! У него в глазах просто можно было прочитать: убийство. Кажется, он в нее влюблен. Должен признаться, что и мне она нравится. Но тогда он всерьез испугал меня! Он стоял около топки и был похож на шайтана! А потом выбежал и оставил меня один на один со всей работой. Это очень типично для таких эмоциональных натур: он переживает, а я работаю за него!
— Возвращаясь к теме, — возобновил прерванный разговор профессор Снайдер, — я не думаю, господа, что вы правы. Несмотря на приведенные аргументы, я не верю, что это был Йети или кто либо другой, кого мы можем назвать снежным человеком. Это нонсенс!
— Вы убедитесь, сэр Реджинальд! — генерал поднял руку. Указательный палец его правой, легко дрожавшей руки был направлен прямо в бронзовые лица пары человекообразных обезьян. — Вы допустили ошибку, и кто-то обязан ее исправить. Я это сделаю! Завтра я приступлю к этому. Знаю, что вы не разгневаетесь на меня, ибо в таких вопросах выявление истины важнее всех других соображений. Ваша ошибка слишком серьезна: вы — авторитет в области систематики индуистской скульптуры, и ваши ошибки имеют далеко идущие последствия. Отнести эту работу к XVII веку и определить местом ее создания южный Декан — означает поставить с ног на голову все развитие истории искусства в этой части мира! Начался бы хаос! Естественно, вы, мистер Снайдер, можете ответить мне, приведя свои аргументы, не правда ли? Если, конечно, вы найдете еще какие-либо разумные аргументы после того, что я напишу! Но, зная вас, я убежден, что вы согласитесь со мной! Никогда еще доброе имя ученого не страдало, если он признавал правильность взглядов противника, справедливо их обосновавшего.