Страница 11 из 65
Он протянул ему запачканную руку, которую Джо легко пожал. Каролина вытерла глаза.
— Как ты мог устроить такое, дедушка?
— Как? Просто. Я тебе уже сказал, что хотел убедиться, правда ли твой знакомый действительно такой, каким его считают. А кроме того, я увидел кое-что значительно более важное. Я видел твое лицо, Каролинка. Ты была не только испугана. Ты искренне и глубоко опечалилась, что старый разбойник Сомервилль ушел к своему Создателю.
Каролина уже овладела собой.
— Ох, сама не знаю! — ответила она, стараясь говорить спокойно, хотя ее голос еще срывался. — Думаю, что меня это не очень бы расстроило…
И неожиданно громко расплакалась, уткнувшись головой в плечо старого человека.
— Ну… ну… ну… Успокойся! — генерал снова засмеялся и погладил ее по волосам. Алекс почему-то подумал, что смех был бы гораздо мелодичнее, если бы горло Сомервилля смазали маслом. А так его смех напоминал звук заржавевшего, неожиданно приведенного в действие механизма. — Я принес с собой на всякий случай чистую рубашку, чтобы никто непосвященный ни о чем не догадался. Не хотелось бы внушать ненужные мысли.
Он повернулся и подошел к маленькому умывальнику, рядом с которым висело полотенце.
— Вы полагаете, господин генерал, слух о такой инсценировке может кого-нибудь вдохновить? — спросил Джо, не двигаясь с места.
Генерал, уже повертывавший кран умывальника, внезапно завернул его.
— Полагаю? Не знаю. Именно по этой причине так важен был ваш приезд сюда. Я хочу, чтобы вы, сэр, помогли мне ответить на этот вопрос. Вы не представляете себе, мистер Алекс, насколько сильно старые люди любят жизнь, гораздо сильнее, чем молодые. — Он вновь рассмеялся. — Каролина, отвернись, потому что твой старый дед попытается смыть кровь с сердца, хи… хи… хи…
Что-то невнятное бормоча себе под нос, он снял шлафрок, стянул испачканную чернилами рубашку, опять повернул кран и, пофыркивая, стал мыться, быстро и неловко.
Каролина вышла из павильона и, оперевшись на балюстраду, смотрела вниз, на пляшущие между валунами языки пены. Девушка была очень бледна.
Джо оторвал взгляд от нее. Стол, под столешницей которого Алекс заметил два прикрепленных снизу ящика, был усыпан бумагами. На краю стояла золотая фигурка, сверкающая в блеске солнечных лучей, падавших на нее через скошенное окно в потолке павильона.
Генерал в последний раз громко и довольно фыркнул и стал вытираться махровым полотенцем.
— Прекрасно на меня подействовало, — сказал он, тяжело дыша и застегивая дрожащими пальцами пуговицы рубашки. — Старые люди не должны бояться холодной воды. Она отлично действует на потрепанные, высохшие нервы. Я будто помолодел на двадцать лет… Да! Можешь войти, малышка!
Алекс протянул руку, намереваясь легко взять со стола фигурку, но та оказалась неожиданно тяжелой. Тем не менее он поднял ее и осмотрел на свету.
— Красивая, правда? — оживился генерал. — Четырехрукий Вишну! Похоже, девятый век. Чудесная работа! Конечно, анонимная. Сколько же великих мастеров не вошло в историю! Хорошо, что сохранилась хоть часть их творений. Нравится?
— Очень. Золото?
— Да, конечно. Чистое золото с небольшой примесью других металлов. Отменная отливка и форма, потом немного обработана стамеской и моделирована в холодном виде, а позднее отполирована. Сколько труда! Не всегда творцы были столь же тщательны в исполнении своих замыслов. Но эта статуэтка украшала, пожалуй, часовню владыки, а может быть, и храм, которому владыка принес ее в благодарность. Впрочем, я-то знаю, откуда она… — он опять засмеялся. — Я посчитал правильным поставить эту фигурку здесь, чтобы она следила за тем, как я работаю. Более всего меня сейчас интересует борьба со временем. Судьба подарила мне его много, очень много. Но мне нужно еще немного. Есть несколько работ, которые я хотел бы закончить. Никто, кроме меня, во всем этом якобы интересующимся искусством мире не разбирается во многих вопросах… Вот, к примеру, этот профессор, как его там… а, Снайдер! Боже мой, сколько теории, сколько обобщений и как мало знаний о том, что именно делали те мастера, как делали и почему делали именно такие скульптуры, статуи и барельефы и компоновали их так, а не иначе! Зачем накапливать знания, если тебе важна только систематика предметов, а не размышления об их создателях, если не понимаешь и не знаешь народ, в воображении которого возникли эти боги, если не желаешь понять, какими глазами эти люди смотрели на них. На одну и ту же вещь смотрят всего лишь два человека и видят ее абсолютно идентично. Но при этом совершенно по-разному. Портной, глядя на коронационную мантию монарха, видит только нитки и швы, скорняк замечает исключительно горностаев, а наследник трона не видит ничего, ибо думает только о том, что когда-нибудь эта мантия окутает его плечи. Все видят нечто иное, а тем временем это одна и та же мантия. Но Коули смотрит на статуэтку и думает о металле, из которого она сделана, потому что ее блеск говорит ему только об этом. Джоветт, скульптор по профессии, отмечает ее форму, юная Мерил Перри ищет атрибуты божественности в изображениях зверей и культовые черты в зависимости от соотношения членов. И лишь Чанда и я видим богов! Но для Чанды естественно видеть их, следовательно, он не совершенствует свое познание. Я же стараюсь собрать о них все. Вы меня понимаете, мистер Алекс, не так ли? Все! Нельзя быть по отдельности историком, историком искусства, скульптором, духовником, верующим, археологом. Настоящий ученый обязан сочетать в себе все их качества, иначе ему не дано честно и систематически описать культуру народа, который его интересует. Вникнуть! Вчувствоваться! Постичь! Правда, Каролинка? Я тебе с детства внушал эту мысль. Быть творцом, потребителем и критиком одновременно!
— Я никогда не забываю об этом, дедушка Джон…
Она свернула его запачканную рубашку.
— Что с ней делать?
— Спрячь куда-нибудь… — генерал оглянулся по сторонам. — О, в эту вот сумку. А потом выкинь подальше, чтобы Чанда не заметил. Он заботится обо мне так, будто мне пять лет, а не почти в двадцать раз больше. О чем я говорил? А впрочем, хватит. Значит, она нравится вам, — он протянул руку и неожиданно легко поднес фигурку к самым глазам. — Чудо, как хороша! Идемте! Мой желудок говорит мне, что уже время ленча! Ты подашь мне руку, Каролинка? Обычно Чанда провожает меня сюда и отводит в дом. Я уже подумывал о кресле на колесиках, чтобы обрести самостоятельность. Но это была бы капитуляция, не так ли? Полная капитуляция!
— Дедушка, тебе далеко до кресла на колесиках! — убежденно воскликнула Каролина. — Идемте!
Генерал взял их под руки и они медленно двинулись по гребню скалистого отрога к парку. Джо оглянулся.
— Господин генерал, вы так спокойно оставляете эту золотую фигурку в павильоне, даже не заперев двери?
— А кто ее украдет? Чужой сюда не проникнет, а кроме того, павильон виден из дома… — смотрите… — кивком головы он указал на верхний этаж Мандалай-хауз, возвышающийся над деревьями. — К тому же павильон стоит на вертикальной скале, а под ним только море. Никто сюда не заберется, даже случайно. Если плыть со стороны открытого моря, то единственное, что можно — это разбиться. Есть только одна тропинка, идущая от дома. Впрочем, никто и никогда не вторгнется в мое поместье. И уж если я должен чего-то опасаться, то скорее пятой колонны, хи-хи-хи, то есть внутреннего врага. Ибо только он может знать, что тут у меня ценное, а что нет. Обычному бандиту и в голову не придет, что так беспечно оставленная на столе статуэтка может быть из чистого золота. Он решит, что это какая-то позолоченная дрянь, и пальцем ее не коснется.
Было видно, что генерал находится в отличном настроении. Они подходили уже к первым деревьям, и шум волн почти стал неслышным, когда на дорожке показался Чанда.
Приблизившись и склонив голову перед генералом, он сказал:
— Ленч готовы подать, и поэтому я позволил себе выйти навстречу господам, чтобы узнать, какие распоряжения отдать кухарке?