Забытые острова

Наступает долгая пауза. Никого нет, и мне приходится немало попутешествовать, ползая на животе с лупой в руках. Вот как будто посчастливилось! Быстро несется по мху ярко-желтое создание, еще более крошечное и едва различимое в лупу. Под лучами солнца оно сверкает как драгоценный камешек, то скроется в зарослях, то, вспыхнув огоньком, снова появится. Это тоже клещик, но с вычурным вздутым кончиком тельца и очень мохнатыми ножками. Он забегает на желтый лишайник и здесь в своей защитной одежде моментально исчезает.

Потом вижу маленького черного, блестящего, с красными точками жучка. Пробегает другой такой же, только с солидным и полненьким брюшком, видимо самочка. Оба они случайные посетители моховых зарослей.

Снова никто не показывается под моей лупой, и я возвращаюсь к действительности: начинаю чувствовать стынущие от холодной земли грудь, колени и локти. Но вдруг шевельнулась одна желтая колоколенка мха, из-за нее выглянула черная головка, а за нею показалось красноватое туловище маленькой гусеницы. Она медленно шествует, не торопится. Кто она такая, какая у нее жизнь? В пустыне так много неизвестных науке крошечных обитателей.

Долго я разглядываю мох. Готов пролежать на земле еще несколько часов, но солнце клонится к горизонту, от саксаула по светлой земле протягивается ажурная синяя сетка тени, и становится еще прохладнее.

Пора возвращаться на бивак, но в стороне от дороги белеет череп верблюда. Среди однообразия пустыни и он привлекает внимание. Перевернул его и увидел прошлогоднее гнездо ядовитого паука каракурта с коконами. Удивительное совпадение! Много лет назад на берегу Балхаша тоже нашел гнездо каракурта под черепом лошади. Впрочем, чему удивляться! Под черепом отличное укрытие для паука.

Сейчас коконы пусты, маленькие паучки проделали в нем дырочки и покинули свое зимнее убежище: разлетелись на паутинных нитях. Лишь некоторые из них осели поблизости, построив изящные логовища, висящие на паутине. Придет время, паучки подрастут, и один из них, став взрослым, вновь займет место под черепом.

Едем дальше. Среди зеленых холмов — остановка. Как всегда, едва только открылась дверь машины, из нее прежде всех выскакивает наш пес. Вскоре он прыгал возле ощетинившегося ежа. Потом нашел гадюку и (вот какой умница!), завывая, стал бегать вокруг нее на почтительном расстоянии. Гадюка оказалась с норовом. Высоко, столбиком, подняла переднюю часть туловища, раскачивая ею, стала угрожать, прямо как настоящая кобра. Чтобы гадюка так вела себя, я увидел впервые, хотя встречал эту змею великое множество раз…

Как будто здесь нет черепах, и наш неуемный фокстерьер будет меньше скандалить. Но возле бивака неожиданно появились их неуклюжие фигуры. Кирюшка обрадовался, и не прошло и получаса, как он притащил их целый десяток, уложил кверху ногами под машиной и, досадуя на немощь своих челюстей против крепкой брони добычи, стал завывать и лихо прыгать.

Черепахи, все, как на подбор, небольшие, примерно пятилетнего возраста. В этой местности работники зооцентра проводили несколько лет подряд массовую заготовку их. Бедных животных отправили во все города страны, в зоомагазины, продавали их в качестве живых и непритязательных игрушек для детей. Но почему мы не увидели черепах сразу? Неужели, заметив машину, остановившуюся среди холмов цветущей пустыни, черепахи, почуяв своего врага, затаились? Неужели это существо, вроде бы глупое и неповоротливое, так быстро выработало реакцию защиты?

Черепахи, взятые в плен собакой, лежали, не подавая признаков жизни: видимо, понимали — рядом недруги. В таком положении они пробыли всю ночь. На рассвете Кирюшка заскулил в палатке, разбудил всех, окрики на него не подействовали. Оказалось: через сетчатый полог палатки он увидел, как его пленники, исконные дневные животные, перевернувшись, стали поспешно расползаться в разные стороны.

Весь день мы разгуливаем по барханам, находим глубокие воронки выдувов, и на местах передвижки песков, да и просто на склонах барханов у нас для начала собран неплохой улов. Вот отщепы — так называют отбиваемые от камня большого «нуклеуса» мелкие пластины. Они тоже неплохое орудие труда: края их остры и даже сейчас годятся для разделки туши. В том месте, куда был направлен удар, на внутренней поверхности скола отщепа виден характерный пологий бугорок. А вот и отщеп, слегка обработанный и похожий на миниатюрный ножичек. Какой замечательной находкой мне кажется большой белый камень! Это рубило. Над ним основательно поработал человек, сделав острые и зазубренные края. Как жаль, что от него не сохранилась рукоять, откололась. Все каменные орудия относятся к позднему или даже к среднему палеолиту и создавались десятки тысяч лет назад.

А вот и довольно частый предмет находок археологов — маленький круглый камешек с отверстием посередине. Это пряслице.

Им пользовались и до недавнего времени, когда пряли шерстяную нитку.

И наконец, кажущееся главным! Я вижу кусок металла с почерневшей поверхностью, он весь в бугорках. Стрелка компаса, приложенного к нему, крутится, реагирует на железо. Неужели удача, неужели метеорит? Молотком я легко отбиваю его краешек. Обнажается край из мелких белых или чуть сероватых кристалликов. Скорее всего, это продукт переплавки железной руды, так как метеоритное железо вязкое, его легче отпилить, нежели отломить. В городе этот кусок отдам на экспертизу. Хотя зачем в городе — пошлю в метеоритную комиссию.

В песках так быстро и незаметно прошел день. Эх! Как было бы хорошо походить по пескам недели две в поисках неразведанного!

Показались слева блестящие пятна такыров.

На такырах, возле которых мы остановились, еще сверкает вода, ветер рябит ее, совсем как на озере. Вдали видны несколько уток и пара гусей. Вода манит к себе, хотя к ней и не подступиться по топкому берегу. Солнце сушит такыры, и на них кое-где начинают появляться трещины, образующие многогранники.

По самому краю такыра, где он стал слегка подсыхать, уже поселились многочисленные землерои, закопались во влажную почву, выбросили наружу свежие и маленькие кучки земли. Кто они?

Невдалеке довольно быстро передвигается черная точка. Это чернотелка, небольшая, на очень длинных ходульных ногах — настоящая пустынница. Такую длинноногую встречаю впервые. Как она, бедняжка, уцелела, как пережила годы засухи? Быть может, ей помогли длинные ноги и умение быстро бегать. Видимо, чернотелка вознамерилась пересечь такыр, да наткнулась на грязь и, испачкавшись в ней, повернула обратно.

Осторожно ступая по вязкому такыру, подбираюсь к жуку, чтобы лучше его разглядеть. А он, заметив опасность, приходит в неожиданное замешательство: подскакивает на длинных ногах, падает на бок, кривляется, бьется будто в судорогах. Среди величайшего множества разнообразных уловок, при помощи которых насекомые спасаются от своих врагов, эта чернотелка избрала очень своеобразный способ ошеломить своих преследователей.

Смотрю на забавное представление, ожидаю, когда оно закончится, и сожалею, что нет со мною киноаппарата, чтобы снять все увиденное. А жук, будто очнувшись, вдруг начинает удирать со всех ног, очевидно решив, что озадачил или напугал меня в достаточной степени.

Жаль маленького артиста, суматошного кривляку. Я готов сохранить ему жизнь, но он мне совершенно незнаком: быть может, новый для науки вид окажется интересным для специалистов по жукам. Догоняю беглеца, еще раз смотрю на искусно разыгранное представление и сажаю в коробочку из-под спичек. Пусть едет с нами!

Бегунки уже покинули старые гнезда, строят на такыре свои излюбленные летние дачи. Скоро эти неугомонные жители пустыни будут носиться на своих быстрых ногах по голой земле, разыскивая добычу. Бегунки обосновались под кустиком солянки, на бугорке из наметенной ветрами почвы. Кроме того, они сами выбросили землю, подобно террикону возле угольных копей. Выброс земли направлен в сторону уклона. Так лучше, надежнее.