Дочь бутлегера

Судья в черной мантии со своего высокого насеста хмуро взирал на Чарнецки, словно престарелая воловья птица, пока помощник окружного прокурора Кевин Фостер зачитывал обвинения: езда со скоростью 74 мили в час при разрешенных 65, управление транспортным средством в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, хранение марихуаны в небольших дозах.

— У вас есть адвокат? — спросил судья Гобарт, прекрасно знавший о том, что сам сегодня утром, едва ознакомившись со списком дел, назначенных к слушанию, поручил мне защищать Чарнецки — вот почему я сейчас сидела за одним столом с подзащитным.

Я встала.

— Ваша честь, я представляю интересы мистера… — взглянув на судебный распорядок, я бодро прочитала непривычную фамилию с уверенностью, которую на самом деле не испытывала: — мистера Чарнецки…

— Чарнецки, — робко поправил меня мой клиент.

— И представляете вы их не лучшим образом, мисс Нотт, раз вы даже не можете правильно произнести его фамилию, — язвительно заметил судья. — Признает ли ваш подзащитный себя виновным?

Еще до обеда мы с Кевином плотно поработали над этим делом. Помощник прокурора сбавил 78 миль в час до 74, отбросил пустяки насчет нарушения правил пользования ремнем безопасности и отказался от обвинения в создании аварийной ситуации. Однако по-прежнему остались управление транспортным средством в состоянии опьянения и хранение марихуаны. И мою задачу бесконечно осложняли разноцветные волосы, майка «Прошвырнемся до Флориды» и судья, который в зале заседаний думает в первую очередь о том, как решить личные проблемы.

Шоссе И-95, связывающее Майами с Нью-Йорком, проходит через округ Коллтон, штат Северная Каролина. Если честно, я не вчитывалась в закон, регулирующий содержание рекламных щитов вдоль федеральной магистрали, но он достаточно мягкий и дает возможность местным фермерам сдавать в аренду участки земли вдоль шоссе для установки плакатов, которые приглашают посетить магазины при фабриках и купить полотенца и одеяла, белье и одежду, и, разумеется, дешевые сигареты.

Будь воля Гаррисона Гобарта, наш участок И-95 несмотря на щедрые доллары, которые оставляют туристы, превратился бы в наглухо закрытый тоннель. И так судья Гобарт наказывал на всю катушку всех янки, которые по воле случая сворачивали с федерального шоссе к нему в суд. К счастью, оставалась последняя неделя до майских первичных выборов, поэтому Чарнецки, «прошвыривавшемуся» назад до городка Тинек, штат Нью-Джерси, повезло. Его умопомрачительная прическа, сатанинская серьга и майка с придурковатой надписью предоставляли Гобарту слишком много возможностей втоптать меня в грязь, поэтому судья в конце концов отпустил паренька, ограничившись трехмесячным лишением прав и штрафом в две с половиной сотни.

Я уже сказала о том, что к предстоящим выборам Гаррисон Гобарт освободит свое место?

И что я одна из кандидатов?

На самом деле я даже не думала о том, чтобы бороться за должность судьи. По крайней мере, осознанного желания не было, но, должно быть, оно маячило где-то на задворках подсознания. Возникло оно как следствие одного события, случившегося этой зимой. В общем-то, к этому судебному разбирательству я не имела никакого отношения. В то дождливое январское утро я просто сидела на скамье адвокатов в зале заседаний номер два, дожидаясь, когда мне предоставят возможность попытаться в который уже раз избавить Лаллен Мартин от тюрьмы. Это несмотря на то, что Лаллен задолжала за семь месяцев выплаты по возмещению ущерба, а прикрепленная к ней сотрудница, осуществляющая надзор за условно-досрочно освобожденными, начинала терять терпение, потому что Лаллен уже дважды забывала отмечаться в полиции. Она работает на ткацкой фабрике и зарабатывает достаточно для того, чтобы каждую неделю делать прическу в салоне красоты, регулярно выплачивать за купленный в рассрочку «хенде» и на Рождество вывозить своих малышей в Диснейленд; но по какой-то причине ей никак не удается набирать ежемесячно по сотне долларов, которые она должна выплачивать многочисленным потерпевшим за необеспеченные чеки (всю прошлую весну Лаллен выписывала их направо и налево).

Судебное заседание уже началось; Рэйд Стивенсон защищал безучастного ко всему чернокожего мужчину.

— В чем его обвиняют? — шепотом спросила я у Амброза Дотриджа, сидевшего рядом со мной в ожидании слушания своего дела.

Мной двигало не только чистое любопытство. В конце концов, Рэйд не только один из моих многочисленных кузенов, но и мой партнер.

— Управление транспортным средством в состоянии опьянения, — шепнул в ответ Дотридж. — И отказ пройти тест на алкоголь.

Отказ пройти тест на алкоголь — это худшее, что может сделать водитель, подозреваемый в пьянстве за рулем. Как доложил судье дорожный полицейский, производивший задержание:

— Я пытался объяснить ему, что если он не подует в трубочку, сам господь бог не поможет ему получить назад свои права раньше чем черед год.

— И подсудимый уяснил смысл ваших слов? — спросила Трейси Джонсон, выступавшая сегодня обвинителем по всем гражданским делам.

На ней были темно-синяя блузка и красная шерстяная юбка. Высокая и стройная, Трейси носит свои светлые волосы остриженными короче, чем у большинства мужчин. Надо отдать ей должное, она довольно хорошенькая, вот только красивое лицо Трейси скрывает за строгими очками в роговой оправе.

— Возражаю, — вмешался Рэйд. — Вопрос обвинения вынуждает свидетеля строить предположения.

— Вопрос отклоняется.

Трейси закончила юридический колледж всего шесть месяцев назад, и ее до сих пор больно задевает, когда судья отклоняет ее вопросы. Поправив огромные очки, она поспешно изменила формулировку:

— Вы спрашивали мистера Гилкрайста, понимает ли он, что если он откажется пройти тест и будет признан виновным, за этим автоматически последует лишение водительского удостоверения сроком на год?

— Да, мэм, — подтвердил полицейский Сандерсон.

Возраст — лет под тридцать, гладко выбрит, наглаженная форма. Всегда внимательно следит за ходом разбираемых дел, даже когда сочувствует обвиняемым.

— Я только что не на коленях умолял его подышать в трубочку. Я сказал ему, что даже если он не пройдет тест, вероятно, все ограничится кратковременным запретом на управление машиной. Но если он откажется, ближайшие двенадцать месяцев ему придется ходить пешком. Он отвечал только: «Ха!».

— Ха? — переспросил судья.

В тот день это был Перри Бирд. Подходил к концу третий срок его пребывания в этой должности.

— Больше он ничего не говорил, ваша честь, — подтвердил Сандерсон. — На все мои уговоры он отвечал только: «Ха!» Вел он себя очень дерзко.

В наши дни ни один уважающий себя полицейский больше не скажет «нагло». Даже на открытом судебном заседании. На Юге теперь в ходу новое кодовое слово — «дерзко».

Кивнув, судья Бирд тщательно сделал заметку в лежащей перед ним тетради. К пятидесяти двум годам в огненно-перечных волосах Перри Бирда появилось изрядное вкрапление соли. Широченные плечи, рост шесть футов два дюйма и налитое кровью лицо, обещающее неминуемый сердечный удар. При этом у Бирда визглявый тоненький голосок, и хотя он пробурчал себе под нос, все, в том числе и присяжные, услышали рассеянное «дерзко».

Рэйд повернулся к скамье адвокатов и, посмотрев на нас с Амброзом, многозначительно закатил глаза.

Закончив писать, судья Бирд поднял взгляд.

— Что ж, мисс Джонсон, заканчивайте поскорее, — суетливо обратился он к Трейси.

Некоторым судьям очень нравится измываться над новоиспеченными помощниками прокурора, причем независимо от их пола. Правда, два года, что я работала в прокуратуре округа, один седовласый ублюдок постоянно донимал меня словно слепень, не давая передохнуть. Однако он всегда заботился о том, чтобы его нельзя было прихлопнуть.

Трейси поспешно закончила допрос Сандерсона, затем Рэйд в ходе перекрестного допроса исследовал возможность того, не мог ли дорожный полицейский — «разумеется, неумышленно» — не дать подзащитному связаться со своим адвокатом.