Дочь бутлегера

— Они не подпускают к себе никого и ничто, — говорила она.

Как правило, я принимала все ее оценки, однако в ту зиму было столько насмешек и грязных домыслов по поводу того, чем занимались на старой ферме Майкл Викери и его «нью-йоркская фея», что я в конце концов пришла к выводу: гордость, возможно, не такая уж плохая штука. Она помогает такой женщине строгих моральных принципов как Ивлин Дэнси Викери подняться над насмешками и сплетнями. Все знали, как она обожала Майкла и гордилась его достижениями в области искусства.

Возможно, ей было бы легче, если бы ее сын сохранил претензии на занятие высоким искусством — к семидесятым большинство населения Коттон-Гроува уже понимало, что у настоящих художников свои правила поведения. Однако не успел Майкл в открытую заявить о своих склонностях, как он стремительно опустил планку и начал лепить коммерческую керамику. Прагматично оценивая перспективы продаж на ярмарках ремесел и выставках декоративно-прикладного искусства, Майкл Викери быстро выработал очаровательную глазурованную роспись в зелено-голубых тонах, обладавшую одновременно сельской наивностью и городской умудренностью жизнью.

В настоящее время на них с Деном работали трое помощников у печи и продавец в магазинчике, через который они проверяли спрос на свои новые вещи и распродавали остатки и отбраковку. Весь первосортный товар отправлялся в крупный магазин в Атланте. «Гончарный круг» приносил очень неплохие деньги, так что Майкл Викери вполне мог бы обходиться без фонда, открытого на его имя.

Мы с Гейл вышли из машины. Майкл, к которому присоединился Ден Макклой, встретил нас дружелюбной, но несколько озадаченной улыбкой. Наверное, за все эти годы я заезжала сюда раз пять-шесть, и во всех предыдущих случаях мне был нужен Ден, с которым я хотела поговорить по поводу костюмов или декораций.

Как и во многих других адвокатах, во мне скрыт талант актера, и пару лет назад я даже сыграла роль прокурора в «Вечере 16-го января». Любительский театр требовал слишком много времени и я не могла позволить себе заниматься этим часто, и все же играть на сцене мне очень нравится. Разумеется, отчасти увлечением театром обязана Дену. Пусть он не стал звездой Бродвея, и все же он работал в Нью-Йорке. Ден принес ауру стервозного закулисного блеска, что дало нашему любительскому театру возможность чувствовать связь с мировыми театральными традициями.

Сегодня, разумеется, оба были в джинсах (естественно, Ден по-прежнему носил черную кожу), в высоких сапогах и синих рабочих блузах, но если блузу Майка распирали накаченные мышцы, блуза Дена свободно болталась на его тощей, жилистой фигуре.

— Примите мои поздравления, — сказал Майкл. — Теперь я должен обращаться к вам «ваша честь»? Насколько я слышал, вы победили на выборах.

— Абсолютного большинства я не набрала. В июне предстоит второй тур, где моим соперником будет Лютер Паркер. Тем не менее, я ценю и ваш голос. Тебе, Ден, тоже спасибо, — добавила я, протягивая руку для ритуального поцелуя, которым Ден неизменно удостаивал руки знакомых женщин. — Надеюсь, вы знакомы с Гейл Уайтхед, да?

На самом деле, я не была уверена, что Майкл и Ден встречались с ней с тех пор, как она выросла из пеленок. Майкл кивнул, но Ден недоуменно выпучил глаза. Задняя дверь пикапа была опущена, и Ден, взобравшись в кузов, уселся на пол по-турецки, а сеттер принялся тереться носом ему в ухо. Годы обошлись с его мальчишеской внешностью не слишком ласково. В то время как Майкл, перешагнув сорокалетний рубеж, стал еще более красивым, Ден, сморщенный и увядший, на мой взгляд, выглядел уже на все пятьдесят. Когда я впервые с ним встретилась, его волосы представляли собой густую копну длинных черных кудрей. Сейчас, почти совсем седые, они острижены до короткой четвертьдюймовой щетины, которую Ден обычно прикрывал черной кепкой под стать джинсам. Его кожа приобрела зеленоватый оттенок, а ямочки превратились в глубокие складки, пересекающие щеки от глазниц до подбородка.

Отпихнув собаку, Ден поправил золотую серьгу и сказал:

— Уайтхед? Та самая малышка, которая?..

Дернув головой, он указал в сторону ручья.

— Да, — подтвердила Гейл. — Если честно, именно поэтому мы здесь. — Сдвинув солнцезащитные очки на волосы, она бросила взгляд теплых карих глаз на Майкла Викери. — Я пытаюсь выяснить, как все это произошло, и Дебора предположила, что вы расскажете мне про тот день, когда…

— Нет! — резко произнес Ден. — Майкл не любит говорить об этом. Все было просто ужасно.

Майкл оборвал его грубым жестом.

— Все в порядке.

Их взгляды схлестнулись в жестоком поединке, и я вдруг поняла, что перед нашим приходом Ден и Майкл серьезно поссорились.

— Все в порядке, — повторил Майкл уже спокойнее.

Отвернувшись, Ден уставился вдаль. Его морщинистое лицо словно каменной мантией затянуло клокочущую внизу раскаленную лаву.

— Ты ведь терпеть не можешь, когда тебя спрашивают об этом.

— Тут дело другое, — сказал Майкл. — У нее есть право задавать вопросы.

Ден нетерпеливо передернул плечом.

— Это будет очень страшный рассказ.

— Только не для меня, мистер Макклой, — возразила Гейл.

— Все в порядке, — в третий раз повторил Майкл.

Собака, выпрыгнув из кузова, принялась обнюхивать мою руку. Я потрепала ей шелковистые уши, и она вилянием хвоста показала, что отныне мы с ней друзья навеки.

— Гейл пытается получить полную картину случившегося, — объяснила я, не только для Дена, но и для Майкла. — Мы хотели заехать на мельницу, но дорога оказалась перекрыта, поэтому я предложила переправиться от вас, если, конечно, вы не возражаете.

— Нисколько, — заверил Майкл, и Ден снова бросил на него свирепый взгляд.

— Вы были знакомы с моей матерью? — почтительно спросила Гейл.

Она еще оставалась ребенком, и ее очень смутила открытая неприязнь Дена.

— Почти нет, — ответил Майкл. — Ваша мать была родом из Доббса, а к тому времени как они с вашим отцом поселились по соседству с моими родителями, я уже уехал отсюда. Вернулся в наши края я приблизительно тогда же, когда родились вы, так что с вашей матерью мы виделись всего несколько раз. Однако, если верить моим воспоминаниям, вы очень на нее похожи.

— Вы были одним из тех, кто нас нашел, да?

— Не совсем. — Майкл оглянулся на Дена; затем, словно внезапно приняв какое-то решение, добавил: — Понимаете, у меня работали два черных парня, и в тот день…

— Боже милосердный! Ты хоть понял, что только что сказал? — взорвался в ярости Ден, соскакивая с задней дверцы. — Два черных парня! Ты опять возвращаешься к старым добрым временам, да, масса Майкл?

Даже по прошествии стольких лет его произношение оставалось лонг-айлендским, а не южным.

— Ден, прекрати. — Майкл стиснул кулаки, а лед в его голосе заморозил теплый майский воздух. — Ты смущаешь наших гостей.

— Ой, пра-а-ашу пра-ащения! — нарочито подражая актеру Стиву Мартину, протянул Ден. — Что ж, девочки, сегодня вечером я останусь без мороженого.

Он решительно направился было к сараю, затем развернулся и произнес совершенно другим голосом, в котором, как мне показалось, прозвучало примирение:

— Мы так и не решили, из какой глины делать следующую партию.

— Делай из какой тебе больше нравится, — холодно бросил Майкл. — Я провожу дам на мельницу.

Когда мы проходили в дыру в ограде, я краем глаза заметила, как Ден сделал ему в спину непристойный жест, после чего с грохотом захлопнул дверь сарая.

11

Это случилось в тот день

— Если бы однополые браки были узаконены, — заметил Майкл, пока мы шли вниз по склону к Поссум-Крику, искрящемуся в лучах клонящегося к горизонту солнца, — гомосексуалисты могли бы получать официальные разводы и, таким образом, чисто и аккуратно оформлять разрыв.

— Увы, мне на своем веку довелось повидать достаточное количество грязных и склочных разводов, — сухо возразила я.