Страница 21 из 38
К счастью, — Андрея не заметили. Шумливая ватага проплелась, проковыляла, пропрыгала мимо него, скрывшись за дверьми.
Но не успел он перевести облегченного вздоха, как около вазы очутился "носорог", который зашел, невидимый, сбоку, держа в лапах какой-то инструмент…
Андрей юркнул в сторону, выдав себя остальным пяти… "Носорог" завертел ручку своего оружия. У Андрея, помимо его воли, задергались в судорогах руки и ноги.
— Не бойтесь, — крикнул Атава, не обнаружив большого удивления при виде комсомольца, — на вас его ружье слабо действует! У вас другая организация нервной системы!..
"Носорог" кончил плохо: Андрей опрокинул на него тяжелую мраморную вазу… В тот же миг Атава, как был связанный, взмыл кверху, совершенно неожиданно для карауливших его врагов. Они растерялись, не зная, на кого обрушиться. Впрочем, тотчас же "кикимора" и "шишига" развернули перепопчатые крылья и, подпрыгнув, зигзагами понеслись за Атавой. Остальные бросились к стене и, вооружась, обернулись к Андрею.
Помня слова Атавы о своей иной нервной организации, Андрей смело перебежал широкий зал, хотя и не совсем слушались его конечности.
Над головой завязалась неравная борьба: связанный Атава с большим трудом избегал цепких крючьев преследователей. Зато Андрей быстро расправился со своими, в сущности, беззащитными врагами: несмотря на внушительные размеры, тела их были крайне мягки и податливы. Крабу он в жаркой схватке сразу оторвал обе клешни, пауку переломал все ноги, а жабенка просто расплющил.
"Кикимора" и "шишига" до того увлеклись преследованием, что не видали бесславной гибели своих товарищей. Андрей успел изломать все ружья и крепко припереть единственные в зале двери, когда те одумались. Но уже было поздно. Убедившись, что их оружие испорчено, летуны устремились к дверям… под громкий смех комсомольца… С жалобным писком повернули обратно. Как гигантские летучие мыши, заметались под высокими сводами зала.
Пока Андрей освобождал "сосиаля" от пут, тот обратился к потолку с речью, — писком и верещанием, — увещевая врагов сдаться. Не тут-то было! И слушать не хотели!.. Тогда комсомолец принялся за увещевание… метко попадая в упрямцев обломками вазы. Это подействовало. Цепи, снятые с Атавы, пригодились.
— А дальше что? — спросил Андрей. Атава вместо ответа обнял его крепко, сверкая увлажнившимися чудными глазами, а потом прибавил растроганно:
— Мне с вами и умереть приятно!..
— Умереть?! Благодарю вас, не желаю… — рассмеялся Андрей на неожиданную экспансивность друга. — Смерть в одиночку, вдвоем или втроем — одинаково некрасивая история…
Атава на это ничего не сказал, лишь ближе прижался, лаская любовным взглядом.
— Батюшки! Совсем по-женски! — притворно испугался комсомолец и вспомнил вдруг свои размышления перед сном и свой вопрос:
— Где же женщины?
Но обстановка опять заставила этот вопрос отложить: шумно приближалась разноголосая ватага. Пленники, встрепенувшиеся, вздумали было запищать навстречу, но, угощенные недвусмысленным жестом Андрея, проглотили язык. Надо было на что-нибудь решиться. Атава безнадежно качал головой. Зал не имел других выходов, кроме того, который был уже забаррикадирован Андреем.
— А через окно?! — предложил комсомолец. Атава качал головой.
— Почему нет? — недоумевал комсомолец. — Разве вы не можете летать по воздуху? Если же вы со мной не подниметесь, летите одни и приводите машину.
— Нет. Ничего не выйдет, — вздохнул Атава. — Вас я подниму. Но… мы находимся на трехсотверстной высоте, не забывайте!.. Здесь состав атмосферы другой… Здесь водород и геокороний, они для дыхания не годятся. Да кроме того, на этой высоте невыносимый холод: вмиг промерзнешь насквозь…
За дверьми — смятение… Шум рос, рос — сам себя перерос. Наконец, забухали в двери. Друзья поспешили увеличить баррикаду, стащив на нее все, что только было возможно.
Однако, и баррикада скоро сдала: двери взломали, — посыпались на осажденных кресла, тумбы, шкапы…
Свист, гик, рев, верещанье, стрекотанье хлесткой волной прорвались сквозь разбитые двери… Проснулись дикие гнусные рожи… Пара-другая клешней, вертящих ручку ружья…
Атава испуганно взвился к потолку. Андрей, не боявшийся ружей, остался, кроша ножкой от кресла отвратительные черепа, уродливые морды… Бормотал угрюмо:
— Опять вляпался! Не видать мне родной Земли…
Неожиданно правая рука отказалась служить, повисла плетью.
Выругался, как давно не ругался: даже неприятель на секунду опешил. В левую перебросил дубину, но уже ясно стало, что долго не выдержит… А тут еще нужно остро следить за Атавой, чтобы не спускался низко, в сферу действия ружей… Рявкнул:
— Да сиди ты спокойно!.. Куда лезешь?!.. — и из последних сил заработал дубиной… Деморализующе действовал невыносимый гвалт.
Новый взрыв криков врезался в разноголосицу… Кричали те же, но несколько иначе: исчезли буйное возбуждение, угрозы, злорадство… Жалобные вопли покрыли все. Отскочили рожи от дверей. Поспешил Андрей ломом забросать дырья. Хрипло дыша, с недоумением кинул к потолку:
— Что бы это значило?
Атава осторожно снизился, прислушался, засветился бурной радостью:
— Мы спасены!.. Я ловлю радиацию друзей… Вот, подождите: кто-то спрашивает меня… — Он насторожился.
— Это Рирэ!.. Мы спасены!.. Враг опрокинут и разбит на фронтах!.. Вселенная очищена!..
Крики затихли… Атава принялся лихорадочно раскидывать баррикаду, Андрей не отставал…
Отряд вооруженных "сосиалей" проник в зал. Впереди всех — озабоченный Рирэ:
— Вы целы, детки?… О, да они еще пленников имеют?!.. Ну, молодцы, молодцы!..
Через окна брызнуло багрянцем восходящее солнце. Рирэ обернулся к нему. Серебристые волосы засверкали золотом и волшебным ореолом окружили восторженное лицо:
— Друзья! В первый раз Солнце всходит в свободной Вселенной!.. Да здравствует Вселенский Союз Красных Солнц!..
— Ну, теперь можно и восвояси…
— Домой?! Чтобы я вас отпустил?! Ну, нет. Подождите!..
— Позвольте! Позвольте! Что это еще за диктатура?! Я сам распоряжаюсь собой!..
Андрей ворчал добродушно, смазывая механизм "сигары". Атава вертелся вокруг, мешал, путал гайки, винты, рычаги: ластился — никак не давал работать! Щебетал безостановочно:
— Я вам должен много-много-много интересного показать… Что вы у нас видели? Пустяки?… Никуда вы не поедете! Правда? Вы еще останетесь, правда?
Мысль осенила Андрея.
— Подождите-ка, — сказал он, отмахиваясь от бесчисленных вопросов, как от роя мошек. — До сих пор я не мог спросить вас о женщинах! Где у вас женщины?
— У нас все так. У нас нет полов… — ответил Атава и почему-то смутился…
— Вот так клюква! — ничего лучшего не мог сказать Андрей, растерявшись. — Как же так?.. Не понимаю… Расскажите… И не понимаю, почему вы смущаетесь, если это у вас нормальное явление?!
— Я вам все объясню… Только не сейчас… потом… Дайте слово, что вы у нас еще останетесь, погостите…
— Конечно, останусь! Как тут не остаться!.. И как я мог такое проворонить?!..
Теперь Атава смеялся: звенел, как трель стеклянного колокольчика.
— Поедемте-ка, — сказал он, — я вам покажу кое-что…
Глава VIII
1.
Мелькали улицы одна за другой, сверху вниз, этажами. Уже сто двадцать этажей отсчитал Андрей, а вагончик все спускался и спускался, скользя по кабелю и проваливаясь через отверстие в потолках улиц. Несмотря на абсолютную пустынность великого города, всюду сияли искусственные солнца.
Атава рассказывал о питании "сосиалей" и о способах приготовления пищи.
— …Уже давно мы оставили синтезирование пищевых элементов из неорганических веществ: из земли, воздуха, воды. Теперь из той же "мертвой" материи мы добываем — действуя на нее различными видами энергии — самую настоящую живую протоплазму, иначе — первобытное живое существо. Оно и идет нам в пищу… Какая разница, спрашиваете вы, между той и другой пищей? — Разница та, что в первом случае у нас получались отдельные пищевые элементы: белок, жиры, углеводы; все они, конечно, были безжизненными веществами, мертвыми, если хотите, телами… Во втором случае получалась жизненная смесь из тех же элементов, смесь организованная, живая, таящая в себе почти неисчерпаемые способности к развитию и совершенствованию; способности, находящиеся в потенции, т. е. еще непочатые, грандиозно великие…