Страница 71 из 91
Длинный зеленый склон казался идеальным местом для кавалерийской атаки. Он словно приглашал добыть славу копьем. Райское место для французского рыцарства, готового растерзать в клочья неосмотрительного врага.
— Склон крутой, сир, — предостерег граф Уорвикский.
— Ручаюсь, от подножия так не кажется, — сказал король.
Он повернул лошадь и погнал ее вдоль гребня на север. Кобыла бежала легко, резвясь в утренней свежести.
— Испанская, — сказал король графу, — купил у Гриндли. Ты пользуешься его услугами?
— Если бы я мог позволить себе его цены.
— Неужели не можешь, Уильям? Такой богач, как ты? Я отдам ее на приплод. Она может подарить отличных скакунов.
— Если так, сир, я куплю у вас одного.
— Если тебя огорчают цены Гриндли, как же ты заплатишь мне? — поддел его король.
Гремя доспехами, он пустил кобылу в галоп, и длинная вереница свиты поспешила за ним по гребню холма на север. Зеленые стебли пшеницы и ячменя, обреченные зимой умереть, росли там, где упали зерна из проезжавших на мельницу повозок. Король остановился на вершине гребня над самой деревней Вадикур и посмотрел на север. Кузен прав, подумал он. Филипп войдет в эту пустынную местность и отрежет их от Фландрии. Французы, если бы сами понимали это, были хозяевами положения. Их войско больше, солдаты свежее, и они могли кружить вокруг усталого английского войска, пока англичане не бросятся в отчаянную атаку, или запереть их на какой-нибудь невыгодной позиции. Но Эдуард знал кое-что еще, позволявшее ему не паниковать. Французы тоже были в отчаянии. Они испытывали унижение, видя, как вражеское войско разоряет их землю, и были не в состоянии думать спокойно. Французы жаждали мести. «Дай им шанс, — сказал себе король, — и они ухватятся за малейшую возможность». Король отринул все страхи и спустился вниз, в Вадикур. Там посмела остаться лишь горстка крестьян. Эти люди, увидев золотую корону на шлеме короля и серебряную сбрую на его кобыле, упали на колени.
— Мы не причиним вам вреда, — дружелюбно крикнул им король, хотя знал, что к концу утра все крестьянские лошади будут уведены.
Он снова повернул на юг и поскакал вдоль подножия холма. Дерн на равнине был мягкий, но не вязкий. Конь здесь не споткнется, здесь можно биться, и — что, по его мнению, было еще лучше, — склон отсюда не казался таким крутым. Но видимость была обманчива. Длинная полоса высокой травы выглядела пологой, хотя на самом деле кони устанут, пока доскачут до английских латников. Если вообще доскачут.
— Сколько у нас стрел? — спросил король всех, кто мог слышать.
— Двенадцать сотен вязанок, — отозвался епископ Даремский.
— Две полные повозки, — ответил граф Уорвикский.
— Восемьсот шестьдесят вязанок, — сказал граф Нортгемптонский.
На какое-то время повисла тишина.
— А сколько у самих стрелков?
— Может быть, по вязанке на каждого, — угрюмо проговорил граф Нортгемптонский.
— Только-только, — сурово заметил король.
Он бы хотел иметь стрел вдвое больше, но мало ли чего он хотел. Он мог желать вдвое больше солдат, и холм вдвое круче, и чтобы французов возглавлял человек вдвое нерешительнее, чем Филипп Валуа, который, видит Бог, и так достаточно нерешителен, — но что толку хотеть? Нужно сражаться и победить. Король хмуро посмотрел на южную оконечность гребня, где холм спускался к деревне Креси. Здесь французам будет атаковать легче всего, а это означало, что бой ожидается тяжелым.
— Пушки, Уильям, — сказал Эдуард графу Нортгемптонскому.
— Пушки, сир?
— На флангах у нас будут пушки. Должны же эти чертовы штуковины когда-то пригодиться!
— Может быть, сир, их лучше скатить с холма? Хоть пару человек они задавят.
Король рассмеялся и поскакал дальше.
— Похоже, собирается дождь.
— Не так скоро, — ответил граф Уорвикский. — И французы тоже могут погодить, сир.
— Думаешь, они не придут, Уильям? Граф покачал головой.
— Придут, сир, но на это нужно время. Много времени. Возможно, к полудню мы увидим их авангард, а арьергард еще будет переходить мост у Аббевиля. Готов спорить, они подождут с битвой до завтрашнего утра.
— Сегодня или завтра, — проговорил король, — какая разница?
— Мы можем уйти, — предложил граф Уорвикский.
— И найти холм получше? — улыбнулся король.
Эдуард был моложе и не так опытен, как многие из его вассалов. Но он был король, и потому решение оставалось за ним. Он будет сражаться здесь. Так он и заявил, и заявил твердо.
— Будем сражаться здесь, — повторил король, глядя вверх на склон.
Он представлял там свое войско и видел его так, как увидят французы. Он знал, что его подозрение верно: самая низкая часть гребня, та, что ближе к Креси, окажется опасной. Там, рядом с мельницей, будет его правый фланг.
— Правым флангом будет командовать мой сын, — сказал Эдуард, вытянув руку, — и ты, Уильям, будешь с ним.
— Слушаюсь, сир, — подчинился граф Нортгемптонский.
— А вы, милорд, левым, — сказал король графу Уорвикскому. — Мы построимся в двух третях пути от подножия, и на фронте и флангах поставим лучников.
— А вы, сир? — спросил граф Уорвикский.
— Я буду у мельницы, — сказал король и погнал коня вверх по холму.
Проскакав две трети склона, он спешился и подождал, пока оруженосец примет поводья, а потом принялся за действительно нужное и не терпящее отлагательств дело — прошел вдоль холма, отмечая места на дерне своим белым посохом и давая указания сопровождавшим его военачальникам, куда поставить солдат, а те посылали за своими подчиненными. Таким образом, когда войско поднимется на длинный зеленый склон, все будут знать, куда становиться.
— Принесите сюда знамена, — велел король, — и поставьте там, где соберутся войска.
На протяжении всего пути из Нормандии войско двигалось тремя колоннами. Двум большим следовало установить длинный плотный строй латников поперек верхней части склона.
— Всем сражаться пешими, — распорядился Эдуард и подтвердил, что имеет в виду всех без исключения, хотя один-два военачальника из молодых ворчали, что почетнее сражаться верхом.
Но король больше заботился о победе, чем о чести, он слишком хорошо знал, что если его латников посадить на коней, то глупцы бросятся в контратаку, как только увидят атакующих французов, и сражение превратится в сумбурную потасовку у подножия холма. Тогда имеющие численное преимущество французы наверняка одержат верх. А если англичане будут сражаться пешими, то не смогут безумно броситься на всадников и им придется ждать под прикрытием щитов, когда на них нападут.
— Коней держать в тылу, за гребнем, — приказал Эдуард. Он принял командование над третьей, самой маленькой колонной, которой предстояло остаться в резерве на вершине холма.
— Вы будете со мной, епископ, — сказал король епископу Даремскому.
Епископ, закованный в броню от макушки до кончиков пальцев на ногах и с тяжелой палицей в руке, выразил неудовольствие:
— Вы отказываете мне в возможности проломить несколько французских голов, сир?
— Взамен я позволю вам утомить Господа вашими молитвами, — сказал король, и окружающие рассмеялись. — А наши лучники, — продолжил он, — будут стоять здесь, вот здесь и вот здесь.
Эдуард шагал по дерну и через каждые несколько шагов втыкал белый посох. Он прикроет свой строй лучниками и куда больше лучников поставит на фланги. Лучники, он знал, были его преимуществом. На этом месте, завлекающем вражеских всадников на славную битву, их длинные стрелы с белым оперением будут смертельны.
— Здесь, — он сделал шаг и снова воткнул посох, — и вот здесь.
— Прикажете вырыть ямы? — спросил граф Нортгемптонский.
— Как можно больше, Уильям, — ответил король.
Лучникам, когда они соберутся в группы перед строем латников, будет велено вырыть в дерне ямы в нескольких ярдах ниже по склону. Не очень глубокие, но достаточные, чтобы сломать ногу не заметившему их коню. Если сделать много ям, атака может затормозиться и расстроиться.