Страница 9 из 69
Я - Фрэд, интел."
И вот... Уже и ответ. Николай получил моё письмо и ответил...
"Здравствуй, Фрэд! Тогда...не говори Марии ничего. Не говори... Мне надо во всём разобраться. Как? Не знаю. Если можешь, удали каким-то образом моё письмо из сети (я слыхал, что интелы иногда могут делать подобное). Где Мария, как она, не попала ли в неприятности? Теперь я сильно волнуюсь за нее. Пожалуйста, сообщи, если что о ней узнаешь. Я теперь - инвалид. Живу в соседней с Николаем квартире (не знаю, можно ли мне теперь подписываться "Николай"). Как ты думаешь, Фрэд, в моем теле теперь - сосед-инвалид? Нас поменяли местами? Зачем? Пиши мне... Я постараюсь вспомнить всё и написать, как это произошло. Фрэд, сейчас я только с тобой могу поделиться моей бедой.
То ли "Николай", то ли "инвалид Владик".
Глава 5. Ключ.
- Блин! - Эйджен смотрела на Марию с досадой. - Скучно... Снова - трудотерапия, клеить коробки... Потом - сон среди дня. Жрать три раза... Бурду всякую. Я тут скоро превращусь в толстую свинину!
- В свинью, хочешь сказать?
- Ага! А есть разница?
- Наверное, в этом случае - нет. Эйджен, а кто эта новенькая из общей палаты, которая всё время плачет?
- Это? Кажется, Ангелина зовут. А что?
- Мне её страшно жаль. Что с ней?
- Она...Политическая. Боролась против несправедливости. Кажется, что-то подожгла.
- А что с Галиной, тоже новенькой, из "надзорки"?
- Та - действительно без крыши. Её скоро в нашу палату переведут. Только в нашей есть кровать свободная. У неё, как санитарки между собой говорили, "сезонное обострение", а лечить её - бесполезно; это не лечится. Чуть-чуть притихнет - сразу отпустят. Дуракам везет.
Они сидели в так называемой "гостиной": в обширном помещении, в котором "гуляли" более-менее свободные пациенты (не из общей, "надзорной", палаты). Тут же проводили так называемую "трудотерапию", тут же выдавали пищу в открывающееся в стенке окошечко. Огромный плазменный телевизор тоже висел тут, на стене. Непонятно, для кого он был тут установлен: днем он был всегда выключен.
- Эйджен!
- А?
- Ты... Помнишь, как мы вчера кино смотрели? Про психушку. Смешно в психушке про психушку смотреть, правда?
- "Пролетая над гнездом кукушки"... Нет, я такое не люблю. Мне больше мульт про гестапо понравился.
- Ну, всё равно... Как ты думаешь, если, действительно, всех, кто здесь сейчас, куда-нибудь на волю, на море, в лес, в нормальные условия жизни - быть может, у всех у них психика восстановилась бы?
- Не знаю. Вряд ли. Хотя... Кто его знает. Это был бы совсем другой мир.
- Иногда я хочу в другой мир. До того хочу, что даже согласна была бы умереть.
- Это - моя область. Это - я суицидник. А ты... Ещё помиришься со своим Николаем.
- Правда?
- Всё может быть.
- Сегодня - тоже попросимся кино ночью смотреть?
- Ага. Сегодня Настенька дежурит. Я её почти что люблю. Она разрешит.
- Смотри, кажется, снег падает!
- Действительно!
Они подошли к окну.
- Говорят, здесь стёкла особые. Бронебойные. Не вышибешь. Ты кромсала когда-нибудь тонкое стекло руками? Ну... Если бокал в руках сильно сжать...
- Нет, - Марию передернуло.
- А это - толстое... Или же - высокопрочное. Одна пациентка в "надзорке" подбежала к окну и успела удариться об него всем телом.
- И - что?
- А ничего. Оттащили и привязали к кровати. И магнезию вкололи. А стекло не разбилось.
- Хочешь, я тебе ещё одну тайну открою. О себе, - помолчав немного, сказала Эйджен. И, не дождавшись ответа от задумавшейся Марии, добавила:
- Я стихи пишу. Иногда. Сегодня тоже написал. О тебе. Прочесть?
- Наверное, не надо.
- Почему? Боишься, что не понравятся?
- Ага...
- Чушь. Слушай: Ты - роза печали ясной.
А я - чертополох на поле.
Судьба тебе - быть прекрасной.
А мне - быть грозой и болью.
Ах, если бы мне не думать,
И не завидовать чёрно.
И не душить тебя дурью,
И не издеваться томно.
Ты - словно звезда в ненастье.
Но мне не нужны звёзды.
Влюбляться в тебя - напрасно.
Но и не влюбляться -
Поздно.
- Перестань, Эйджен! Ты фантазируешь, но я-то здесь при чем? Слова - это просто вода. И чувства - просто вода. Но, бывает, отрываешься от берега, и плывешь по ним вдаль; что напридумываешь, вообразишь - то с тобой и случается... Мы придумываем любовь. Иногда - так нелепо придумываем... Я не звезда и не роза, Эйджен. Я - пациентка психушки. Мы обе - пациентки психушки.
- Вот ты и проговорилась: "обе"... Ты считаешь меня обычной девушкой? Только, у которой поехала крыша... Ты скоро, наверное, посоветуешь мне, как это делали другие, одеть красивое платье и танцевать перед зеркалом, внушая себе, что я - принцесса?!
- Я не верю в вербальную мотивацию, в аффирмации там всяческие и подобную чушь... Я не знаю, что нужно тебе в этой жизни. И не хочу тебя учить. Будь собой. И делай, что хочешь, но не цепляй других, тех, кто абсолютно ни при чем. Я пройду мимо, и, когда это произойдет, то недели через две ты забудешь обо мне, что я вообще была. Просто тебе здесь скучно и нечем заняться.
- Противная! А если я отыщу тебя после, на свободе?
- Это будет - не к добру. Мне тут уже говорили, что ни с кем, когда выйдешь, лучше не поддерживать отношений, не встречаться: примета плохая. И, конечно же, ничего здесь не забывать.
- Это Люська из соседней палаты сказала?
- Наверное.
- Она - знает, она здесь - не первый раз. Её муж сдает. Сам доведет до истерики, а потом - сдает. В этот раз она деньги в окно швыряла. Жаль, меня тогда под тем окном не было... А ты сильно не хочешь сюда больше попадать?
- Конечно.
- Что, такая уж "нормальная"? А сама... Придумала себе своего Николая.
- Может быть. Ну и что? Зря я тебе свою историю рассказала...
- Прости. Кажется, ты сейчас и вовсе заплачешь. Я не хотел. Хочешь, лучше развлечемся? Давай, заключим пари.
- Какое?
- Что ты не проговоришь с Галочкой и получаса. Или - убежишь от неё, или - свернешь себе мозги.
- А... Зачем мне это?
- Если проговоришь с ней полчаса, то только тогда я упрошу Настю, чтобы мы сегодня ночью телек смотрели в гостиной. И... я обязательно потырю ключ.
- У тебя уже больше недели это не получается.
- Сегодня вахтерша из приемной пойдет день рождения отмечать в процедурку, они там соберутся. Стопудово ключ можно будет взять, легко. И главврач наша сегодня не дежурит, дежурит врач с мужской половины. Ну что, поговоришь с Галочкой?
- А если я не выдержу, и убегу от неё?
- Ну... Сейчас придумаю для тебя кару...
- Только, чур, если, наоборот, она от меня уйдет, ей надоест болтать - то это не в счет. Ничья.
- Ага! Только, она не смоется. Она будет лапшу тебе на уши вешать, пока не умрет. Или, пока санитары не оттащат. Она здесь уже три дня, и все её просто боятся. И пациенты, и санитары.
- Всё же, условие в деле. На всякий случай.
- Ага! И - да, я придумал: если проиграешь, то пишешь под мою диктовку любовное письмо парню из дурки по кликухе "физик", кажется, его зовут Альберт.
- Ладно; развлеку этим всю психушку?
- Ага!
- По рукам!
Галочку привели в их палату в полдень, и она сразу же "набросилась" на Машку, поскольку та её сразу не "отшила", а слушала вежливо, внимательно, изредка понимающе кивая. Вскоре они вместе вышли из палаты и сидели в гостиной, на диване, а напротив них, на дальнем кресле, пристроилась Эйджен, которая периодически ехидно поглядывала на стенные часы.