Без имени

Раздался визг; кто-то влепил бунтарю затрещину, и несколько человек оттащили пьяного в дальний, пустой угол.

Мрачный старик с бесцветными, уксусными глазами, подняв с полу несколько упавших нераспечатанных колод, преспокойно и безэмоционально кинул их на стол.

- Окстись, дурень! - кто-то хлопал по щекам деревенского детину в углу. - Зря только рвение свое проявил; по пустому силы не трать, еще пригодятся. Мы здесь всегда играем колодами, заказанными художнику Делакруа самим Маратом! Это карты, где нет королей. Вместо дам - Свобода, Равенство, Сила...

- Хороши дамочки? - услышав это, гыкнул кто-то.

- А десятку бубен я зову Вольтерчик, - сообщил всем средних лет, слегка седеющий, мужчина с военной выправкой.

- Сыграем в штоф! Кто составит мне партию? - проорал здоровяк с пышными усами.

- Здравствуйте, граф, - посланник подошел незаметно, и уже присел рядом. Тот, кого он долго ожидал, сидя здесь. Кто бы еще, на ухо, назвал его графом?

- Играете сегодня? - продолжил посланник после его приветственного кивка. Человек без возраста, в невзрачной, но добротной одежде, он теперь не смотрел на графа.

- Нет, милейший. Что-то нынче не расположен. Да и выигрыши мои слегка... М-м... Преувеличены молвой.

- Не думаю. Играете вы знатно. Кстати, зачем вы в Париже?

- Об этом поговорим после.

- Думаю, что я в курсе. Но, знаете ли, эпоха отчаянных приключений, совершаемых инкогнито, людьми знатными и талантливыми... Как мне кажется, подходит к концу. И скоро мы не встретим этого явления.

- Почему?

- Колесить по всей Европе и даже за её пределами - станет не безопасно. Труднее будет пересекать границу. Даже господам, - прибавил он последние слова шепотом, снова приблизив лицо к его уху. - А во-вторых... Слишком много становится бандитов и грабителей. С ними не договоришься. И они не вступают в тайные общества, служащие на благо людям. А еще, теперь именно воры и бандиты хорошо закрепляются в этом мире; потому, они получат власть и все должностные полномочия. Непременно получат.

- Ну... Зато теперь будут свобода, равенство, братство...

- Знаете, они уже переросли в разбой на улицах, осквернение кладбищ, надругательство над могилами и черные мессы... Если не играете, граф, то нам пора уходить. Ваш стакан пуст.

- Я еще не убедился в том, что вы и есть посланник... Назовите имя.

- Не надо имен. Я - именно тот, кто вам нужен, - с этими словами, незнакомец незаметно, под столом, передал графу кольцо. Тот внимательно и сурово рассмотрел его и протянул владельцу. Кольцо было ему знакомо и, вне всяких сомнений, было настоящим.

- Не возвращайте, - посланник зажал его руку с кольцом. - Это передали вам. На память. У наших... больше нет никакой надежды на её спасение. Попытки были так неудачны... Они только приблизили казнь. Она скоро состоится, - лицо посланника выражало боль и отчаяние.

- Знаете, что самое страшное в революциях, бунтах, войне? - спросил он так же тихо.

- Что?

- Они убивают веру. Не только в бога, но и в человека. В людей. Цель наших противников - так называемое "равенство". Только, это не означает, что они поднимут слабых до сильных, бедных до богатых, глупых до умных или злобных до сочувствующих... Нет, это означает, что всех втопчут в навоз, в грязь... Все станут равным, безмозглым и тупым стадом. Вот истинная их цель. Только так... Можно сделать людей одинаковыми.

- Действительно, нам пора уходить. Кажется, на нас обратили внимание..., - остановил граф посланника, который увлекся беседой.

- Пойдемте...

На улице, под темным небом с уже появившимися самыми яркими звездами, они поспешно завернули за угол, спрятались где-то под окнами, среди деревьев. Видели, как прошли те, что вышли вслед за ними, явно устремляясь в погоню. Переждав некоторое время, они отправились в противоположном направлении. Снова осторожно миновав кабак, они свернули на другую улицу, поплутали немного по городу. Убедились, что слежки уже не было.

- У вас можно будет остановиться на несколько дней? - спросил граф своего спутника.

- Да. Но это было бы слишком для вас опасным. Лучше уезжайте, и сегодня же. Мы всё подготовили. Переждите только эту ночь. Я знаю одно надежное место. Ночью в Париже стало особенно опасно. Я знаю, граф, что вы смелый человек, но зачем рисковать, если в этом нет никакого смысла... Золотая молодежь гуляет по ночам по всем кладбищам, а людей здесь хватают, в любое время суток и по малейшему поводу. А если прознают, что вы - иностранец... Любой иностранец - в расход идет, без вопросов. Дождитесь утра, и поезжайте. Мы купили проездные документы у одного из сподвижников Марата; дали ему взятку. Сказали, что будет вывезена какая-никакая старая мебель и картины... Здесь, сейчас, ничего не имеет цены. В общем, вам надо с обозом и вещами как можно скорей выехать за пределы Парижа... Там вас встретят и проводят. До самой границы.

- Она... Что-нибудь передала мне? Кроме кольца...

- Да. Просила, ради всего святого, не пытаться ей помочь. Просто вывезти всё, что было ей так дорого, и что до сих пор имеет для неё ценность. Это самое большее, что вы сейчас сможете сделать для её семьи.

- И... всё?

- И ещё... Не сейчас, а чуть позже... Она просила вас применить все силы, все тайные пружины, всю дипломатию - и спасти её дочь. И, если той удастся выжить, увезти её тайно; раздобыть другие документы, спрятать её где-нибудь, у надежных людей. Быть может, в России.

*

Они отбомбились по тому тайному заводу, где производили андроидов, и резко взмыли в воздух. Следящая система их всё же обнаружила; должно быть, засняла; их даже успели слегка зацепить, прежде чем они снова не включили отгораживающие от всего приборы невидимости.

Тихим курсом, пошли над лесом.

- Куда? На базу? - спросил пилот.

- Нет, Гена, не дотянем, - более - менее расслабившись, вытянувшись в кресле, ответил Сенсей. - Дай карту, ткну, где сесть. У меня там дача, близ финской границы. Уютный деревянный домик. Вблизи есть сносное место для посадки. Там хорошо, вам понравится; там и переночуем. Устал я что-то... Третьи сутки без сна, если честно...

Вертолет сел удачно; они вышли под яркие звезды. Вблизи горели окна дачных домиков. Вертолет пилот оставил в лесу, на небольшой прогалине, замаскировав его включенными приборами невидимости.

На другой день проснулись все поздно; за окном таял снег.

- В Петербурге, должно быть, слякоть... А здесь - еще ничего. Не всё растаяло, - сказал Гена, ставя чайник.

- Давайте, отдохнем здесь до вечера, - предложил Сенсей.

Остальные согласились. Дача, сосны вокруг, камин...

Гена читал книгу с планшета, Сенсей отсыпался. А Неназываемый вновь погрузился в воспоминания...

В те далекие, смутно припоминаемые, времена он впервые... пережил то, что называл теперь трансформацией. Стал вновь молодым. И... никому не известным. Ему пришлось покинуть дом, раньше, чем кто-либо обнаружит его здесь... Что он сказал бы людям? Как объяснил бы, кто он такой?

Уходя, он забрал с собой котомку с вещами, взял деньги и драгоценности. За бутылку хорошего вина приобрел потом документы погибшего на дороге юноши и отправился в Краковский университет.

К счастью, позже он встретил на своем пути Сапегу, других хороших людей, вступил в тайный Орден... Он спускался в жерло вулкана, путешествовал по горам, помогал Ордену и Сапеге во многих опасных предприятиях; не раз он и его товарищи спасали путников и монахов в монастырях от бандитов и ополоумевших орд фанатиков; не раз, для того, чтобы раздобыть информацию, переодевались в бродяг и нищих, в крестьян и торговцев. Прага, Вена, Париж... Тайные улицы, трактиры, карточные игры - моло ли приключений выпало на его долю?

В конце концов, он встретил его... Венгерского князя Эстергази, человека проницательного, необычного; награжденного орденом Золотого Руна. Эстергази оказывал ему поддержку и покровительство, делился с ним своими знаниями и щедростью своей души. В конце концов, он... всегда подозревал, что Эстергази - не простой человек. И даже, не просто посвященный одного из сильных, богатых орденов. Он никогда не спрашивал его ни о чем, но поручения выполнял беспрекословно. Чтобы свободно колесить по всей Европе, он купил себе титул графа... Никто не знал, что он и родился с этим титулом, и прожил уже жизнь графа, ранее, до первой трансформации... Только потому, он с легкостью вписался в эту роль, вновь предоставленную ему жизнью.