Если живет Надежда

— Глупость твоя мешает и твоя низкая самооценка.

— Что ты там об отце говоришь?!

— Правду, папочка, правду! У тебя уже две папки ее портретов, я же вижу. Я сначала не хотела тебя никому отдавать, а теперь не знаю…

— Глупая ты еще, Наташка.

— Нет, я не глупая, может, наивная. Так ты поможешь с математикой Илье?

— Если есть необходимость…

========== Часть 15 ==========

— Надежда, неужели Вам не стыдно, вы зло и упорно не готовитесь к моим занятиям.

— Простите…

— А что-то еще кроме «простите» Я услышу?

— Если вы мне дадите час, я выучу и сдам.

— Хорошо, Вы останетесь в моем кабинете и будете учить. А я пока пройду в отделение, у меня там работа есть.

Она осталась в кабинете одна, с раскрытой книгой. Было жутко любопытно, потому стала разглядывать все, что находилось здесь. На его столе была брошена ручка — паркер. «А он любит роскошь», — подумалось ей. На полке стояла его фотография с пожилой женщиной, видимо, с матерью. На стене в рамках висели сертификаты о прохождении тех или иных специализаций и повышений квалификации.

Вообще молодой профессор Агеев был притчей во языцех. Все девочки, буквально все как одна старались ему понравиться. Он был молод для профессорского звания, достаточно хорош внешне, безумно обаятелен и умен. Все, кроме Нади. Она скептически относилась к романам, особенно с преподавателями, и в мединститут пошла учиться, а не отношения заводить. Сначала карьера.

К тому же она была обладателем скверного характера и достаточно никакой внешности. В этом она была уверена. Ей не доставало женской хитрости и кокетства. Она шла напролом. Говорила, что думает, да и думала именно то, что говорила, и ничего больше.

Единственная подруга осталась в областном центре, откуда сама Надя была родом. В общаге друзья не появились. Были приятели, сокурсники, но не друзья.

Проблема состояла в том, что в слово друг она вкладывала процесс обнажения души. Но не было никого, перед кем она могла бы открыться. Нет, букой и отшельником она тоже не была, просто душа оставалась закрытой.

Соседка по комнате в общежитии закрутила роман, и ее друг торчал у них денно и нощно. Надя не могла заниматься в их присутствии, а уйти было некуда. Не спать ночами у нее совсем не получалось, а тут пропедевтика внутренних болезней, спецпредмет, а уже два дня как книжку в руках не держала. Стыдно было, но плавать и сдавать от фонаря не могла.

Агеев вернулся больше чем через час. Задавал вопросы, она отвечала.

— Надежда Михайловна, мне за дополнительные часы, проведенные в вашем обществе, деньги не платят, так что Вы бы время у меня не воровали больше, не с мальчиками гулять надо, а учить.

— Я не гуляю с мальчиками. Простите, пожалуйста.

— А с кем гуляешь? С девочками? — он резко перешел на ты.

— Так получилось, не выучила.

Он долго говорил об ответственности, о моральном облике будущего врача, о том, сколько сил нужно вкладывать в учебу. Говорил долго, упиваясь собственной речью и своей значимостью.

Но на следующий день она снова не выучила…

— Надежда, останьтесь.

Она осталась, все вышли из кабинета.

— Это вызов мне? Вы прекрасно можете заниматься, где живете?

— В общежитии.

— Проблемы с соседкой?

— Можно и так сказать.

— Понятно, придется вмешаться.

— К чему все это? Она не нарушает режим, все законно до одиннадцати. Не надо вмешиваться, я звонила родителям, они обещали снять комнату.

— Хорошо. Я в отделение, а ты можешь заниматься здесь.

Вот так все началось. Она радовалась, ей очень удобно было учить в его кабинете, и никто не мешал. Он работал тихо, ее не трогал. Только на следующий день предложил чай с пирожными, а еще через день повел в кафе — просто пообедать.

А Надежда не понимала, что происходит, ловила его взгляды на лекциях и на занятиях, а потом ревновала, когда он улыбался не ей.

Он часто улыбался не ей, вернее ей почти совсем не улыбался. А ее задевало, очень, до безумия задевало.

Она никак не понимала его линию поведения. Он позволял ей приходить к нему после занятий, позволял спокойно учить, потом долго беседовал с ней, провожал до общежития. Вернее не совсем до общежития, а так, чтобы никто не заметил, что он ее провожает. Но она этого не понимала.

Надя начала говорить как он и мыслить как он, он стал воздухом, которым она дышала, последней инстанцией, истиной, и другой быть не могло.

Ее жизнь замкнулась на Владе и ее миром стал он.

На приручение Нади у него ушло меньше месяца. Сначала это был лишь спортивный интерес — влюбить в себя строптивую девчонку, но потом Влад понял, насколько сам заинтересован ею. Она не была пустоголовой красоткой как обычно. Она интриговала его своей сущностью. Вот так он и попал в собственные, им самим расставленные сети для простушки Нади, как ему казалось вначале.

Он прекратил начинавшиеся отношения с аспиранткой кафедры нервных болезней, на которой, собственно говоря, и работал, а пропедевтика была так, подработкой.

Дома его ждала Вероника. Жена. Влад уже давно не любил ее, но уважал. Когда-то они вместе поступили в аспирантуру. Он защитился, а она нет. Потому что вышла за него замуж. Потому что у нее случились две внематочные беременности с разницей в год. Она помогала ему в работе, была хорошей хозяйкой, а он чувствовал себя виноватым в ее проблемах, да каких ее, их общих проблемах. Она никогда не изменяла ему, изменял он. Оправдывал себя тем, что его первая любовь Алла его сделала таким.

Расставаться с Вероникой он не собирался. Знала она о его увлечениях или нет, сказать трудно. Может, и знала, но мирилась. Потому, что он все равно всегда возвращался к ней. И не день, и не год их связывали, а целых пятнадцать лет. Она пережила с ним все: и защиту кандидатской, и защиту докторской. Она была единомышленником, правой рукой, тылом, и он ценил ее.

Но! Но в его жизни появилась Надя.

Ее родители действительно сняли ей комнату в двухкомнатной квартире, вместе с хозяйкой. Только бабулька — хозяйка квартиры — очень быстро попала под чары молодого профессора тридцати семи лет от роду. Она уходила к соседке, когда они возвращались с института вдвоем.

Как-то вернувшись с работы, Влад застал у себя дома мужчину, мирно беседующего с Вероникой. По возрасту он был почти их ровесник, может, чуть старше. Вероника, бледная и грустная, пыталась успокоить собеседника. На Влада он бросился с кулаками. Мужчина оказался отцом Нади.

— Ей восемнадцать лет, — кричал мужчина. — Как ты, паразит, мог? У тебя семья, что ты творишь? Я добьюсь справедливости, ноги твоей, бабник в институте не будет. Я твою карьеру под откос пущу.

— Да что случилось?

— А ты, падла, не знаешь?! Беременная она!

Это был гром среди ясного неба. Он попросил будущего тестя успокоиться. Сказал, что все устроит. Но все решила Вероника. Она прекрасно понимала преимущества беременной восемнадцатилетней девушки перед ней, бесплодной женщиной, и она ушла. Тихо-мирно ушла из жизни Влада. Она даже была на их свадьбе.

Свадьбу сделали на широкую ногу, отец Нади постарался. И академ после рождения внука взять ей не дали. Забрали ребенка к себе, прямо в двухмесячном возрасте.

Каждые выходные Надя с Владом приезжали к ним. Они любили сына, просто обожали, и Влад с ума сходил по единственному ребенку. Баловали его, но забрать не могли, просто было не с кем его оставлять, а родную бабушку ни одна няня не заменит.

И так каждый раз после возвращения от родителей Надя плакала и просила взять няню, но дорого, даже с его зарплатой они бы не потянули. Тем более копили на большую квартиру. Сын приедет, ему своя комната нужна будет. Когда Надежда окончила ординатуру по хирургии, вопрос с переездом ребенка отпал совсем. Ему в школу идти, кто уроки с ним делать будет, а провожать и встречать?

А они любили, скучали и ездили каждые выходные, звонили каждый день, говорили по очереди с ним по телефону. Покупали самые дорогие игрушки, заваливали его книжками и гаджетами. Вывозили на море в отпуск. Что только они не делали, чтобы восполнить ребенку отсутствие родителей пять дней в неделю.