Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 54

А именно почти все проблемы с бабушкой взяла на себя. Трудно ли ей было? Она не жаловалась. Молча и безропотно несла свой крест, и все.

Может, и молила Бога о прекращении мучений для матери и освобождения для себя. Ведь все имеет свои пределы и границы: и терпение, и сострадание, и любовь, и да, и силы человеческие имеют предел.

И теперь она стала свободна…

Она и на похоронах не плакала. И после похорон тоже.

А через несколько дней зашла в квартиру к дочери и попросила Веру с зятем пойти с ней по магазинам, купить ей что-то из одежды. Сказала, что сама не справится — разучилась…

Саша обещал.

— Вераш, мать похудела очень, с нее все просто падает.

— Вижу, но она столько вынесла.

На том разговор прекратился. Только оставил неприятный осадок. Они подумали и отправили Ирину в санаторий, ванны и массажи должны помочь ей окрепнуть.

Комментарий к Бабушка. тетраплегия- (tetraplegia; тетра- + греч. plege удар. поражение; син. квадриплегия) паралич всех четырех конечностей.

====== Мама ======

В санатории Ирина немного ожила, правда, совсем не поправилась. Просто взбодрилась душой, получила заряд энергии и стала пинать дочь и зятя по поводу внуков. Саша отшутился, что они в процессе, а Вера сказала, что ничего не получается. Что он ее уже даже обследовал, но она здорова, и он здоров и тоже обследовался, хотя у него есть дочь.

Тема зависла. Просто зависла, и все.

Начался учебный год, Ирина вышла на работу, но проработала совсем недолго. Откуда ни возьмись случился радикулит, да такой, что встать она уже не могла, на ногу правую наступить тоже. Пришлось положить ее в неврологию. Там подлечили, но снимки позвоночника показали протрузию диска L4-L5.

Вера собралась ехать в нейрохирургию. Да, отделение давно переехало в другую больницу, там создали крупный центр, но знакомые-то остались, должны остаться. Тот же Юрий Нилович должен. Саша поехал с ней.

Именно Юрий Нилович был первым, кого она увидела, войдя в отделение.

— Вера! Рад тебя видеть.

— Добрый день, Юрий Нилович.

— В гости? Или проблемы? И познакомь с молодым человеком.

— Муж Саша.

— Очень приятно! И в какой отрасли трудитесь?

— В той же, в скорой. У нас тут с мамой проблемы, с мамой Веры.

А дальше он все изложил очень-очень подробно, с демонстрацией снимков и томограммы позвоночника.

— Оперировать надо. Привозите завтра. Обследую и возьму, — Вера знала сосредоточенное выражение лица Юрия Ниловича. Он уже планировал, что зачем.

— Вы будете?

— Я, Верочка. Сама —то где?

— В кожвене. В институте.

— Правильно, для женщины самое то, что надо. А вы в каком отделении? — он обращался к Саше.

— В гинекологии.

— Романов, что ли?

— Да.

— Наслышан. Приятно познакомиться. И у меня к Вам дело…

Прооперировали Ирину через день. И все по словам врача прошло как надо, и придраться вроде как не к чему, а потому все надеялись, что через пару дней встанет Ирина, и боли пройдут.

Пока обезболивали, так все казалось хорошо: и поднялась она, и курс массажа начали, и есть вроде стала получше. Вера моталась в больницу и домой: больничное мама не ела, а значит надо приготовить и принести. А добираться туда ужас сколько по времени, больница за городом, до границы города автобус, а потом трамвай, он один до больницы идет. Утром еще доехать можно. А вот вечером… Если чуть припозднится, то трамвай уже не ходит, и приходится идти пешком по шпалам, до автобусной остановки. Автобусы хоть ходят допоздна.





А потом надо готовить, утром теплое положить в баночку и ехать к маме.

Радовало то, что трудности временные, вот поправится Ирина, и все будет хорошо, ведь совсем чуть-чуть осталось, ведь вот-вот поправится.

Так и шел один день за другим, и этот настал.

Саша ушел на работу к восьми, как обычно. А Вера отварила вчера налепленные пельмени, завернула банку в полотенце и поехала в седьмую горбольницу. Маме лучше не становилось, массажистка разрабатывала ногу, но боли не прекращались. Почему — непонятно.

Вот сейчас она накормит маму и пойдет со всеми своими вопросами к Юрию Ниловичу.

Мама оказалась не в духе. Она ждала облегчения после операции, а сегодня от боли вообще подняться не смогла с постели. От еды отказалась. Вера выслушала все ее претензии и отправилась в ординаторскую. Вошла и изумилась, там был Саша. Ее Саша.

— Что ты тут…

— По делам, на консультации был. Верочка, хорошо, что зашла, снимки глянь.

Он включил негатоскоп. Вера подошла и увидела…

— Саша, тут саркома, судя по форме. Миосаркома. Тебя из-за нее вызвали?

— Да.

— Ты ей уже сказал? — в ординаторской появился Юрий Нилович.

— В процессе.

— Что сказал? Что тут происходит?

— Сядь. Это снимки твоей матери.

Вера просто сползла на стул.

— Миосаркома?

— Нет. Это метастаз. Мы сейчас говорили с твоим мужем, поражены печень и легкие. Он считает, что стрельнуло из молочной железы. Не знаю. Не уверен. Но все плохо. Сегодня мы взяли биопсию из метастаза. Будет видно, хотя, Вера, это все равно приговор. Можно немного облегчить боль и продлить жизнь, и все. Можно провести лучевую и химиотерапию. Я направлю в институт онкологии. Прости, Верочка. Я не хотел.

— Да, в институт онкологии. Саша, мы же можем бороться? Да?

Ответа она не услышала и повторила свой вопрос, а они смотрели в ее глаза, полные слез, и понимали, что она знает правду, только принять ее не может и цепляется за соломинку, хотя и той тоже нет. Ничего нет, кроме правды, ужасной, пугающей, нет, просто страшной, потому что без вариантов.

— Мы с Юрием Ниловичем звонили в институт онкологии, они не хотят брать, — Саша запинался, но говорил.

— Лучевую терапию надо? — Вера обращалась к Юрию Ниловичу.

— Надо, но…

— Никаких но. Я сейчас позвоню.

Она действительно позвонила своей директрисе, а потом перезвонила минут через двадцать. Место в онкологии для ее мамы было. Даже скорую с носилками институтскую ей дали и двух санитаров.

Вот так Ирину перевели в Институт онкологии. Положили и начали лучевую терапию

Результаты биопсии оказались совсем неутешительными. Даже установить источник опухоли не представлялось возможным. А она росла несмотря на лучевую терапию. Вот эта в мышце росла, а узлы в печени начали уменьшаться, нет, не регрессировать, а распадаться… А еще появился кашель.

Но Вера верила, непонятно во что, верила и молилась…

Только ее молитвы никто не слышал, кроме мужа, который был рядом и помогал, как мог.

Еще надо было работать. Вера использовала оба отпуска, и даже брала за свой счет. Но деньги с неба не падают, они имеют особенность заканчиваться, причем в самый неподходящий момент. Саша, казалось, просто жил на работе и в частном центре, где получал тридцать процентов от того, что зарабатывал, зато все легально. Он терпеть не мог всю нелегальную медицину, в его понятиях главным был закон, и Веру ругал, но там другая область и другие отношения. Хотя за время отпусков и болезни мамы клиентура у нее поубавилась, и очень значимо.

Просто работать было сложно. Настроение не то, внешность не та, глаза заплаканные, с мешками и синяками. Похудела так, что все просто падало, но это не радовало, вот совсем не радовало. И в зеркало смотреть не хотелось, и жить не хотелось… Потому что зачем жить одной, без самых дорогих и близких людей. Она еще не пережила смерть бабушки, а тут мама угасает на глазах, она уже весит тридцать шесть килограмм. Выглядит как скелет, обтянутый кожей, и только опухоль выпирает на бедре.

А еще атмосфера в палате, в той самой, где лежит мама. Эта гнетущая и мрачная атмосфера ожидания конца… И разговоры — кто что не успел сделать… И уже никогда не успеет… Один день — они казались живыми и даже строили планы… А другой — все лежали отвернувшись друг от друга, лицом к стенкам, чтобы не видеть чужую боль, ведь своей за глаза хватает…