Страница 2 из 4
III
Но кое-что Верочка одобряла. Например, Алехин читал серьезную литературу. Верочка была глубоко уверена, что книги всяких там Стругацких и Прашкевичей, Штернов и Бабенков до добра не доведут. Какой-то «Пикник на обочине» (пьют, наверное), «Костры миров» (это еще о чем?), «Записки динозавра» да рассказы с матом, какой услышишь только на улице. Какие динозавры? Разве динозавр мог писать? Зачем ненормальные книжки нормальному человеку?
Но однажды Верочка встретила Алехина на улице. Он нес книги в букинистический магазин. Понятно, те, которые читать не мог и не хотел. А Верочка обрадовалась: «Ой, Алехин, наконец ты купил серьезные книги! Какой молодец! Ох, тут даже Пришвин! Я его книжки читала в детстве. У него все больше про зайцев. Большой, трагический писатель. Ты растешь у меня, Алехин! Я тобою горжусь!»
А чего гордиться?
Алехин вовсе не купил книгу Пришвина.
Он, наоборот, энергично хотел от нее избавиться. Не хотел трагичного про зайцев. Лучше бы Пришвин писал про милицию. Но похвалу Верочки, конечно, принял. И теперь часто вворачивал в разговор: «Читал я как-то у Пришвина…» Или: «Пришвин бы не согласился…» Или: «А вот в третьем томе Пришвина…» У него, собственно, только третий том и был, но в разговоре звучало солидно. Верочка даже вздрагивала от волнения: «Ой, Алехин!»
Но испытательный срок выдерживала.
IV
Но сказать, что Алехин прямо вот так сразу начал новую жизнь, значило бы несколько преувеличить.
Не сразу, конечно.
К тому же, с того самого злополучного дня, когда он дал Верочке опрометчивое обещание, пошла ему непруха. Например, он стал стесняться бегать в свою деревянную скворешню. Побежишь, а Верочка увидит и подумает: это чего он так часто бегает? А не побежишь, Верочка подумает: это как это он так обходится?
Потом демократически настроенные пикетчики стали устраивать на пустыре перед домиком Алехина шумные несанкционированные митинги. Понятно, к деревянной скворешне выстраивалась гигантская очередь, попробуй туда попасть! Иногда Алехин думал, что Верочку огорчает вид на такую очередь к его туалету. Почему, дескать, он это позволяет? Какая распущенность!
Потом в садик Алехина, состоящий из трех деревьев, опустился самый настоящий НЛО (неопознанный летающий объект). Свидетелем оказался сержант Светлаев, милиционер. Он лично видел НЛО. Такой большой серебрящийся шар. Пускает яркие голубые и зеленые лучи, движется, как хочет и куда хочет, и шипит негромко, но сердито, как масло на сковороде. Правда, пока приехал милицейский патруль, вызванный сержантом Светлаевым, НЛО спугнули какие-то полуночники.
Алехина в тот день страшно утомили пикетчики и ораторы. Особенно злобствовали бородатые иссохшие ребята из общества «Память». Их мегафоны начали матюгаться под окнами Алехина прямо с утра: «Россия, проснись! Где твоя память?»
Уж лучше склероз, чем такая «Память».
Особенно невзлюбил Алехин известного в городе оратора У.
С помощью мегафона маленький, рыжий, горластый, горбатый и мутноглазый оратор У. с редким неистовством с самого раннего утра требовал одного: срочно восстановить, срочно омолодить генофонд русской нации! Это главное, а может, и единственное, в чем прямо сейчас, с самого раннего утра нуждается простой русский народ, замордованный всеми другими окружающими его народами! Свой собственный генофонд оратор У. нерасчетливо порастряс еще в юности по всей популяции, вот теперь и требовал неистово: «Освободим рюсских зенсин! Вернем рюсским зенсинам простого русского музика!»
Лежа в постели, Алехин отчетливо представлял себе пылающий русский очаг. А перед очагом – просторный русский топчан, застеленный русской простынкой. А на топчане в полной готовности маленький, рыжий, горластый, горбатый и мутноглазый оратор У. с его вечным рефреном «Освободим рюсских зенсин!» и длинная очередь женщин, пригнанных как раз для восстановления русского генофонда. Очередь, прямо скажем, похлеще той, что днем выстраивается к туалету Алехина. И Верочка среди прочих других – плачущая, упирающаяся.
А вот крупный математик Н. ни на какие разборки внимания не обращал. Зато, услышав про НЛО, мгновенно примчался на грузовой машине и с помощью двух грузчиков выставил из кузова странный, отталкивающего вида прибор, что-то вроде армейского миномета, установленного на чугунной плите, но с датчиками и с небольшим телевизионным экраном. По экрану, как живые, ползли зеленые кривые. А когда Алехин подошел поближе, стрелки на датчиках зашкалило. Крупный математик сразу оживился. Губы толстые, жадно трясутся. Уставился:
– Алехин, вам сны снятся?
– А я что, не человек?
Математик Н. оживился еще больше:
– Вас мучают сомнения?
– Ни в чем я не сомневаюсь!
– А шкаф для одежды у вас не падал без причины?
Алехин хотел ответить, что не шкаф, а сам он недавно падал без причины. В лужу. Перед тремя хулиганами. Но перевел разговор на другое. Уважительно ткнул пальцем в таинственный прибор, который было решено на несколько недель оставить в садике:
– Застрахован?
– От чего? – удивился математик.
– От митингов.
– Думаете, поломают?
– Непременно поломают.
– А, не жалко, – отмахнулся математик. – Пусть ломают. Нам бы только снять четкую информацию.
И объяснил, жадно затягиваясь сигаретой:
– На изучение НЛО никто не выделяет денег и приборов. Мы пользуемся чужими. Создали лабораторию по ремонту редкой научной аппаратуры. Принимаем приборы у самых разных организаций. Неделю ремонтируем, а в документах указываем, что три месяца. А сами пользуемся.
V
С хулиганьем сложнее.
Объявились в переулках вокруг пустыря рукастые придурки.
Встретили вечером Алехина – маленький тип, потом этот длинный и еще тот тип, что похож на Вия. В переулке лужа, по сторонам заборы, за заборами заглохшая новостройка. Домой можно сбежать только по переулку, а поперек – лужа, и эти трое: ласковый Заратустра в мохнатой кавказской кепке, Вий в ватной телогрейке и маленький длинноволосый. Алехин, увидев троицу, сразу понял: сейчас попросят закурить. И решил: пройду мимо, пусть думают, что глухонемой.
Но хулиганье пошло хитрое.
Они не попросили закурить. Они сразу схватили Алехина за грудки и сунули под нос что-то вроде игрушки. Может, рак, а может, не рак. Всякие там псевдоподии, ложноножки, усики, клешни, лапки. Присматриваться Алехин не стал. Только для вежливости взвесил на ладони тяжелую игрушку:
– Из золота, что ли?
Таких, как эти типы, Алехин всегда недолюбливал. Пропились, пытаются толкнуть с рук игрушечного, металлического, явно украденного рака. И глаза не живые. И ругаются как-то странно, без интереса. Думают, наверное, куда денется этот Алехин? Перед ним лужа, не побежит он через лужу. А Алехин несколько дней назад сам набросал под ноги кирпичей – один туда, другой подальше. С первого взгляда не заметишь, но он-то знал тайную подводную тропу и мог пробежать по воде, аки по суху. Потому и не торопился, не выказывал робости. Предлагаемого металлического рака активно отталкивал. Зачем ему чужое? Он сроду не брал чужого! Чувствуя несомненное моральное превосходство, даже дерзко подмигнул маленькому длинноволосому. Брось, дескать! Тоже мне, рак! Закусь под царскую водку.
И умудрился оторваться от типов.
В общем, жизнь кипела. По утрам митинги, днем очереди к туалету. А вечерами появлялся неугомонный крупный математик Н. Курил, хрипел:
– Алехин, голова у тебя не кружится? Странные сны не снятся?
А Алехину снилась Верочка. В одних только длинных коричневых сапогах, и ничего на ней больше не было в том сне…
Но разве про такое расскажешь?