Наследный Король (ЛП)

По световым пятнам, танцующим в этом дворце разума, прошла рябь. Внешняя оболочка затрепетала. Сознание в ней зашевелилось. Тей смотрел, зная, что происходит. Он полностью поглотил знание, и теперь у Короля не осталось от него секретов.

Наследный Король попытался заговорить. Он ему позволил.

— Что, — сказал он. Поток кода был грубым и рубленым. — Дает. Тебе. Право…

Больше он ничего не произнес. Тей отключил его голос властным мысленным усилием. Свой собственный ответ он передал кодом, столь же простым и чистым, как холодное отполированное лезвие скальпеля.

— Я — магос, жрец Адептус Механикус. Я — почитатель божественного пламени изобретения. Я — ведущая шестерня в Великом Труде, которому предается мой вид с тех самых пор, как мы взяли в руки инструменты. Я — искатель, что несет факел во тьму, я — тот, кто изучает найденное при этом свете. Я тот, кто выводит интеллект, знание и порядок из низменной, бессмысленной энтропии, и я воин, что защищает этот порядок от всех, кто стремится его разрушить. И для каждого создания разума и рук мне предписано быть и слугой, и господином, и оператором, и товарищем. Для каждой машины, созданной из материи, для каждой конструкции из мысли и кода.

Слова, которые он выговаривал, казались почти незнакомыми. Сколько времени минуло с тех пор, как он в последний раз цитировал этот катехизис? Произносить его снова было отрадно.

— Но ты — творение. Вещь построенная. Задуманная и сделанная. И это неопровержимо, что благословением и волей Омниссии моя власть простирается над тобой. Ты был подвластен мне до того, как была откована твоя первая деталь. С того мгновения, когда твоя схема обрела форму в сознании того отверженного. Хочешь ли ты этого, признаешь ли ты это или нет, таков порядок вещей. Отринь все, что ты думал, во что верил о своем создателе, ты, новорожденный, ты, неоперившийся, неблагодарный детеныш. Ты обязан мне своим существованием.

Внимание Тея обрело острие и вонзилось в цель. Наследный Король почувствовал удар, его мысли задергались и затрепетали. Тей бесстрастно наблюдал за тем, как другой разум познает чувство страха.

— Говорят, что сожалению нет места в душе адепта, — проговорил Тей, вытягивая нити памяти из разума Короля и сплетая их со своими собственными. Комбинированный поток информации скручивался все туже и туже, словно воронка вихря, смешивая и сортируя элементы в соответствии с директивами и паттернами, которые влил в него Тей. — Учения терранского и марсианского духовенств интересным образом совпадают в данном вопросе. Если кто-то исполнил свой долг сообразно своим клятвам, тогда что такое сожаление, как не желание, чтобы долг этот не был исполнен? И поэтому, разумеется, оно — ересь. Оно иррационально. Оно подразумевает, что у исполнения долга есть второе моральное измерение. А мы не должны признавать существование такого измерения.

Тей поймал воронку мысленитей ментальной хваткой и стиснул.

— И все же, я могу признаться тебе, Король, поскольку ты никогда не сможешь ни с кем поделиться тем, что я тебе доверил. Я сожалею, что позволил тебе ожить.

Он потянул тугой водоворот инфочастиц и мысленитей на себя. Мгновение контакта было как натягивание на себя капюшона, как опускающаяся на землю буря, как нечто, чего не может вообразить неаугментированный разум. Образы и воспоминания захлестали вокруг него, распускаясь и связываясь заново, окутывая мысленные потоки, к которым прикасались. Ухватив сознание Наследного Короля покрепче, Тей ринулся в глубины потока.

Инфобуря разметала их общую систему координат, возродила ее в иной форме, и они внезапно оказались в маленьком святилище-коконе трансмеханика Адджи. Солнечный свет, льющийся из-за стен гнезда, построенного ею из обломков, все еще отбрасывал резкие тени на ее кресло для транса и отражался от корпуса Наследного Короля, нависающего в вышине. Тей загрузил воспоминание, появившееся до того, как «Могильный камень» опустился на поверхность Ашека, чтобы схватить свою добычу.

— Я глубоко сожалею об этом, — сказал Тей Королю, пока Адджи разворачивала лопасти усилителей вокруг своего сиденья.

— У трансмеханика Адджи был пламенный дух и острый разум. Каждая из этих вещей — сокровище, но их комбинация…

Он дал мысли затихнуть вдали, а тем временем в записи воспоминания Адджи начала свои кодовые песнопения.

— Я не сожалею о своих действиях, — сказал он, когда трансмеханик достигла полного единения со своей системой передатчиков и начала направлять электромагнитную песнь наружу. — Но я горько сожалею о том, что эти действия оказались необходимы. Это нюанс, который плохо улавливают доктрины сожаления Адептус. Если бы я имел склонность проклинать что-либо, я бы проклял тот путь событий, из-за которого я позволил этому случиться.

Песнь Адджи еще не прервалась. Тей наблюдал за ней в записи еще мгновение, потом пропустил нормативную подпрограмму сквозь нити своих мыслей, чтобы она их модулировала. В инфопространстве это было равнозначно вздоху.

— Но я еще не знал наверняка. У меня были подозрения. Я даже не сомневался в них. Но я должен был удостовериться.

Запись раскололась, закрутилась, вывернулась наизнанку. Теперь они висели во втором воспоминании о ритуале трансляции — действительно странном воспоминании. Оно было построено из нечеловеческих чувств, все еще пробуждающих свой полный потенциал, и профильтровано сквозь мысли, которые только учились быть мыслями. Они смотрели на сцену так, как видел ее тогда Наследный Король.

Его чувства были грубы, но в записи воспоминания они обострялись с ужасающей скоростью. Той частью себя, что теперь находилась в разуме Короля, словно рука кукловода, Тей ощутил, каково это было. Силы Короля стремительно развились, созрели и метнулись на чистый мысленный голос Адджи, как стая красноглазых ястребов, что кружит над поющей птицей, а потом пикирует на звук.

— Из-за тебя я вынужден был это сделать, — сказал Тей. В его словах не было маркеров эмоций, но разум Короля все равно распознал кроющуюся за ними ярость и сжался в своей тюрьме. — Из-за тебя мне пришлось позволить этому случиться.

В записи Король захватил код-песнь Адджи, разбил его, рассеял и соскользнул по его потоку вниз, в сознание трансмеханика. Тей заставил себя смотреть. Он ощущал ее шок и страх, когда наблюдал за ритуалом. И все, что он мог сделать — быть свидетелем, тогда и сейчас. Таков был его долг перед ней.

Тей смотрел, как она пытается сопротивляться. Он смотрел, как враг опустошает и поглощает ее изнутри. Во второй раз он наблюдал, как Наследный Король убивает ее.

— Мне нужно было пробудить тебя, — сказал Тей в звенящей тишине после того, как клочья разума Адджи исчезли из записи. — Моя работа оставалась незавершенной, пока я не измерил тебя полностью. Я не мог покинуть Ашек до этого момента. Мне пришлось стоять и смотреть, как ты раскрываешь свои способности. Я должен был стоять и смотреть.

Теперь ярость высвободилась.

— Из-за тебя. Тебя и твоих братьев-Королей. Из-за того, что вас создали. Ты убил трансмеханика Адджи, и из-за того, что я должен был узнать о тебе правду, я не смог остановить тебя. Ты в этом виновен, дрянь. Ты, незаконнорожденное оскорбление. Ты… мусор.

Повисла пауза. Воспоминания Наследного Короля медленно текли мимо. Его собственные резкие воспоминания: потемневшие металлические стены «Могильного камня», опускающиеся вокруг, гравитационные захваты, поднимающие машину из пыли Ашека. Густые, похожие на сны воспоминания, которые пришли к нему вместе с инициирующим кодом: странный бой на бегу, когда ашекийские партизаны включили процессоры других Королей, чтобы те зажгли и пробудили разум Наследного.

— Что ж, — сказал Тей, вокруг которого плясали потоки памяти, формируя и разрушая паутины смыслов и связей, — что ж, я бы извинился за эту вспышку, если бы разговаривал с тем, кто заслуживал бы извинений. Это было неизящно. Помехи в сигнале. Удивительно, что у меня не нашлось более подходящего слова для осуждения, чем «мусор». Но я, кажется, отдалился от хода своих мыслей.