Страница 1 из 30
Александр Лазаревич Полещук
Эффект бешеного Солнца
Памяти Кирилла Константиновича Андреева
Бомбардировщик класса «Пи-175» выходил на посадку.
Все шло как обычно. Пилот уменьшил стреловидность крыльев, и самолет скользил над пальмами, теряя высоту.
— Шасси! — закричал в микрофон наблюдатель. — Он не выпустил шасси!
Командующий воздушным соединением кинулся к открытой двери. Увиденное заставило его оцепенеть от ужаса; самолет, заходивший на посадку, был с полным бомбовым грузом.
— Шасси! — голос наблюдателя в динамике звучал хрипло. — Пилот девятой «бис», вы забыли выпустить шасси! Шасси, вы слышите?!
Те, кто видел момент первого соприкосновения бомбардировщика с посадочной полосой, никогда не забудут этого зрелища. Аэродром содрогнулся, и в то же мгновение самолет был уже высоко в воздухе; последовал еще удар, еще…
Аэродром ожил. Завыли сирены, и аварийные машины устремились к бетонной дорожке. Из ангара выскочил какой-то человэ." с топором в руке, и догнав пожарную машину, ловко вскочил на подножку. И тут раздался первый взрыв.
Генерал находился метрах в ста от самолета, когда увидел, что пламя уже сбито. Человек из ангара бил своим топором по плексигласу фонаря… Еще мгновение, и пилот выбрался наружу. Он был совершенно невредим и, по-видимому, в полном сознании. Вот он спрыгнул с дымящейся машины и шагнул к человеку с топором. Тот всхлипнул и, отбросив топор в сторону, обнял его разбитыми в кровь руками. Генерал повернулся и побрел к своей автомашине. Штабной офицер догнал его, забежал вперед и, поймав его взгляд, вопросительно поднял брови.
— Вы видели бомбы? — спросил генерал.
— Это потрясающе! Корпуса срезаны как ножом… Даже начинка видна… Пилота приведите ко мне… И того парня с топором. Кстати, кто он?
— Уиффлер, техник из седьмого отряда.
— Как это вышло? — спросил генерал.
Пилот стоял перед ним, широко расставив ноги. Из-за его плеча выглядывал техник с забинтованной головой.
— Я вас спрашиваю, как это вышло? — еще раз повторил генерал. — Вы просто забыли выпустить шасси?
— Просто забыл, генерал, — сказал пилот, не опуская глаз.
— Вы будете освидетельствованы, и дай бог, чтобы вас признали невменяемым.
Пилот засмеялся. Ом стоял, все так же расставив ноги, и, широко раскрыв рот, смеялся в лицо генералу.
— Довольно! — попытался оборвать его смех генерал. — Как только вернется ваша эскадрилья, вас будут судить…
Пилот шагнул к столу и четко, будто рапортуя, сказал:
— Эскадрилья уже вернулась, генерал. Это я — эскадрилья. Я один… Вы до сих пор не поняли? Солнце сошло с ума, генерал, понимаете? На моих глазах — все! Все сразу! Я шел замыкающим, это меня и спасло… Это было не пламя, это был свет. Эскадрильи больше не существует.
Он повернулся спиной к генералу и, коснувшись забинтованной щеки Уяффлера, тихо сказал: «Пойдем…».
Это был старый, очень старый человек. Обезобразившие его лицо шрамы — пять глубоких белесых борозд — постарели вместе с ним.
Генерал пододвинул к нему одну из фотографий.
— Мне посоветовали обратиться к вам. Это самолеты… Вы понимаете?
— Лицо… — сказал вдруг человек со шрамами и близоруко наклонился над фотографиями.
— Да, лицо… Я надеюсь, что вы возьмете это дело на себя. Пилоты отказываются выполнять свои обязанности. Стоимость самолетовылета подскочила вдесятеро.
— Лицо… — вновь повторил его собеседник.
— И это пятно на лбу. Вы обратили внимание? Это не дефект съемки. Темное пятно повторено на всех кадрах.
— Я промахнулся! Старик тогда крикнул, и у меня дрогнула рука… — Последнюю фразу человек со шрамами сказал на незнакомом генералу языке.
— Не понимаю, — сказал генерал. — Вы берете этот случай на себя?..
— Беру, — ответил его собеседник и одним движением руки смел фотографии в ящик стола. — Так как сказал ваш пилот? «Солнце сошло с ума?» — Эффект бешеного Солнца, — вот вам, генерал, и наименование операции. Но все пополам, генерал…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Вот уже вторую неделю стоял в этом экзотическом порту советский сухогруз «Степняк-Кравчымский». Держали наполадки в судовом оборудовании. В пароходстве, поверив великолепным характеристикам, рекомендовали на сухогруз, в качестве радиста научного работника, автора многих исследований в области электроники, которого вдруг, видите ли, «позвало» море. И сейчас капитин ожидал появления этого «академика», как его скрестили матросы, с ворохом претензий. А вот и он, ну, конечно, с блокнотом под мышкой и с дымящейся матросской трубкой в зубах.
— Капитан, — закричал «академик», карабкаясь по трапу. — Я, кажется, нашел, черт возьми!
Капитан грустно улыбнулся: каждое утро начиналось с объявления очередной находки в области теории устойчивости колебательных систем, а вчера, кажется, «академик» открыл принципиально новый способ представления фазового пространства.
— Вы понимаете, — заговорил «академик», быстро перелистывая блокнот, — на основании только одного вида нарушений на экране я сделал с виду очень простые, но логически тончайшие предположения о граничных условиях возбуждения жестких колебаний… Черт, опять эта проклятая трубка. — «Академик» попытался зажечь спичку о подошву своего башмака, но попытка окончилась полной неудачей: стоя на одной ноге, «академик» поскользнулся и, падая, выпустил из рук блокнот. Бесценное собрание высоконаучных выводов очутилось за бортом и после секундного колебания отправилось в темно-бурую глубин залива. Капитан не без злорадства заметил:
— Это символично… На этот раз вы возьмете в руки паяльник и приступите… Э, да вам повезло!
С легкой лодчонки, крутившейся вокруг корабля с самого утра, соскользнуло чье-то гибкое тело. Капитан наклонился и ясно увидел стремительное движение уходящего в глубину пловца. Вскоре тот вынырнул и поплыл к своей лодке, на корме которой сидел его товарищ, завернутый по плечи в какое-то синее одеяло, наряд в этих широтах не такой уж редкий.
— Эй, кэптен! — закричал ныряльщик, размахивая мокрым блокнотом.
Лодка подошла к трапу, но, к удивлению капитана, на борт поднялся не ныряльщик, а человек в синем.
— Капитан, — крикнул боцман. — Он не отдает бумагу, только говорит, капитану отдам.
Капитан спустился вниз.
— Говорите по-французски, по-английски? — быстро спросил человек в одеяле, прижимая к груди мокрый блокнот.
Настойчивость нежданного гостя нравилась капитану все меньше и меньше, а гость заговорил громко и настойчиво, но с такой быстротой, что капитан повернулся к мостику и крикнул:
— Французский знаете?
— Конечно, что за вопрос! — заторопился «академик», не сразу найдя выход на трап. — Я весь к вашим услугам, капитан.
Говоря эти слова, «академик», спускавшийся по трапу с чисто сухопутной грацией, поскользнулся и очутился на релубе несколько быстрее, чем ожидал. Капитан прояел гостя в салон и, оставив его наедине с «академиком», радостно перелистывавшим свой промокший блокнот, распорядился, чтобы кок приготовил кофе. Когда он вернулся, гость что-то оживленно говорил «академику».
— Вы знаете, капитан, этот человек рассказывает очень интересные вещи. Он, оказывается, вот уже три дня пытается найти предлог, чтобы попасть к вам. У него какое-то важное сообщение. Что-то очень-очень важное.
— Но почему он не обратился к нашему консулу? — спросил капитан. Спросите его, спросите.
— Я не мог, не имел права, — сказал человек в одеяле.
— А откуда вы? — спросил капитан. — Вы отлично говорите по-французски…
— Он объяснил, — сказал «академик». — Наш гость учился во Франции, он, кажется, даже бакалавр. — Гость кивнул. — Потом он вернулся к себе. Сейчас он солдат, вы понимаете?
— Не понимаю, — твердо сказал капитан, хотя уже догадался, откуда пришел гость.