Страница 3 из 6
Когда братья окончили курс, Михаил остался в аспирантуре, а Иван поехал за границу.
Харьковская гимназия.
Отец хотел, чтобы Иван стал его помощником на фабрике. Он оплатил ему курс прикладной химии в Германии.
За границей Иван познакомился с Герценом. Его заинтересовали революционеры. Он стал читать запрещенку. И потом привез ее в Россию. «Колокол», «Набат», Бюхнер и прочее.
В гимназии такая литература была крамолой. Гимназисты учили Закон Божий, и опровергать религию было немыслимо.
…Захар Петрович зашел в класс, выложил сочинения гимназистов, прочистил саднившее с утра горло и, взяв одну из тетрадей, сказал:
– Мечников, это ваша тетрадь?
– Да, моя, – ответил Илья.
– Господа, – Захар Петрович снова прочистил горло, – в этом сочинении Мечников отрицает существование Бога.
Повисла тишина.
По всем правилам Захар Петрович должен был сообщить об этом акте отступничества в совет гимназии. Но, понимая, какой урон это нанесет молодому дарованию, делать этого не стал. Он попросил класс никому не говорить о случившемся.
Тайна не покинула кабинета, но к Илье приклеилось новое прозвище – Боганет.
Он читал Фогта, Молешота и прежде всего Бюхнера. Чтобы читать в оригинале, он даже учил немецкий язык.
Самым известным произведением Бюхнера было «Kraft und Stott» – «Сила и материя». Когда в «Отцах и детях» Аркадий спросил Базарова, какую книжку дать отцу, Базаров ответил, что «Сила и материя» на первое время лучший вариант.
Бюхнер писал:
«Как не может быть мышления без мозга или без телесного аналога его, точно так же нормально развитой и нормально питаемый мозг не может существовать, не мысля; и если бы мы захотели представить себе мыслящий мировой дух, то это было бы невозможно без мирового мозга, питаемого кровью, изобилующей кислородом».
После этого Илья больше не молился перед сном.
Только читал.
7
Сначала он придумал «Союз науки».
Они собирались на чердаке у Богомоловых. Все было более чем серьезно.
На первое собрание Илья принес толстую тетрадь. Туда он заносил важные куски прочитанного и свой к ним комментарий. Он зачитал свою рецензию на «Историю цивилизации», затем сказал, что надеяться на пользу от гимназических занятий не следует – лучше изучать все самим, без цензуры и интерпретаций.
Каждый член, продолжал он, должен взять на себя какую-нибудь область знаний. По взятой теме необходимо читать книги и готовить рефераты для оглашения на собраниях.
Гимназисты произнесли клятву и стали выяснять, кто чем будет заниматься. Илья взял на себя материалистическую философию, Богомолов – химию, Лысенко – историю музыки…
Собрания проводились не только на чердаке, но и в саду рядом с Харьковским университетом.
Это привело его на кафедру сравнительной анатомии.
16-летний Илья Мечников.
…Он скинул мундир и облачился в штатское. Предстоял важный разговор. Прочитав «Классы и порядки животного царства», Илья понял, что хочет перейти к практике. Классификация живых организмов кристаллизовалась в его голове, он четко видел взаимообусловленность и закономерность положений рыб, птиц, млекопитающих.
В последние дни он читал книгу о простейших.
Все вместе навело его на мысль.
Он прошел в здание университета, отыскал нужную кафедру и, набрав воздуха, вошел.
Его встретил тот, кого он искал – профессор Масловский.
– Что вы хотели? – Профессор поднял усталые серые глаза и без интереса посмотрел на пришедшего.
– Меня зовут Илья Мечников, я учусь в гимназии. Я пришел, чтобы попросить вас об одолжении. В последнее время я читал много трудов по зоологии, и мне кажется недопустимым, что ученые много исследуют сложные организмы и обходят тему простых. По анатомии человека мы знаем достаточно много, но вот об инфузориях и прочих – ничего. Я бы хотел заняться изучением протоплазмы. Конечно, под вашим руководством.
Масловский встал из-за стола, показывая намерение закончить разговор, и сказал:
– Сначала вы должны кончить гимназию. Здесь вы правы, к сложному нужно идти от простого.
Тогда Мечников пошел к другому профессору – Щелкову.
Щелков принял его с интересом. Разговор с молодым человеком вселил в него уверенность, что перед ним Моцарт от зоологии.
На лекции Масловского Мечников все равно ходил. Присаживался на последний ряд и стенографировал.
Масловский читал лекции в полной уверенности, что его отповедь имела успех.
8
В выпускном классе Мечников решил, что хочет получать образование в Германии.
– Учиться зоологии в Харьковском университете мне не у кого. Щелков – физиолог, Масловский – консерватор. Мне нужно ехать в Москву или Петербург, а лучше за границу, в Вюрцбург, – говорил он родителям.
Те пожимали плечами.
Илье нужно было доказывать.
Он перестал ходить к Щелкову и занялся подготовкой к экзаменам. Только золотая медаль могла уверить родителей, что наука – его призвание.
Подготовка не заняла много времени. Большинство литературы, которую нужно было прочитать, Мечников уже пересказывал в «Союзе науки».
Во время экзаменов в город приехала итальянская оперная труппа. Мечников не пропустил ни одного спектакля.
Сдать экзамены это не помешало.
В комиссии сидели представители Харьковского университета. Мечников поразил их зрелостью. Он рассуждал и говорил не так, как остальные. Никакого инфантилизма, шуток. Обстоятельно, убедительно, аргументированно. Говорил аккуратно, чтобы не сказать чего-нибудь материалистического. Программу он знал досконально. Не к чему было придраться. Пятерки и изумленная похвала.
В аттестате написали:
«Юноша по степени своего умственного развития признан способным к университетскому образованию и награжден золотой медалью».
Путь в Германию был открыт.
9
С тех пор как в Харькове он сел в поезд, его била приятная дрожь от предвкушения встречи с лучшими естествоиспытателями в мире.
В Лейпциге, где Мечников решил остановиться на пару дней, он пошел в книжный магазин. Нужно было набрать книг, чтобы прибыть в Вюрцбург готовым.
Он долго ходил по городу, отыскивая нужное место. Сворачивал в случайные переулки, пересекал незнакомые улицы, заглядывал в книжные витрины. Наконец пришел.
Набрал бездну специальной литературы, сложил штабелями в связки и вышел на улицу. Оглянулся вокруг, поправил резавшую плечо бечевку и вдруг понял, что не знает, как идти обратно.
По-немецки он говорил, но, чтобы обратиться за помощью, нужно было хотя бы помнить название улицы. Он стал блуждать, надеясь увидеть знакомое здание.
Прошло два часа. У Мечникова болела спина. Он нес с десяток книг. Знакомая улица показалась на перекрестке, но радость была теперь атрофирована.
Он понял, что один во всей стране. Один.
В Лейпциге он даже не стал ночевать.
В душе оставалась надежда, что в Вюрцбурге его тепло встретит профессор Келликер, ему там понравится и все отрицательные эмоции затухнут на фоне радушного наукограда.
Ничего подобного. В университете были каникулы, и он был пуст, как трансильванский замок. Занятия должны были начаться через два месяца.
Мечников сделал последнюю попытку вступить с Германией в дружеские отношения. Он узнал, где живут русские студенты, и пошел к ним.
Они приняли его холоднее Антарктики.
Он поехал домой.
10
Он склонился над письменным столом, разглядывая написанное в гимназической тетради.
На душе была обида. Он совершил непоправимую ошибку.