Игра на двоих

— Это уже не так важно.

— Вы оба использовали меня, чтобы спасти Китнисс. Зачем?

— Ты сам этого хотел. Просил нас защитить ее.

— Я был готов погибнуть ради этой …?

Ругательство пропустить мимо ушей легко, а вот удивленный тон надолго остается в моей памяти. Пит и правда больше не в силах понять, как он мог рисковать жизнью ради такой жестокого, недоверчивого, расчетливого и опасного человека, как Эвердин.

— Вы бросили меня. Вы такие же, как она.

Я выхожу из палаты, громко хлопнув дверью. Мне обидно не за себя, но за доброго мальчика с хлебом.

Никогда раньше не видела Хевенсби в ярости, но в то утро был как раз такой случай.

— Ты что творишь?!

— Хочу убедиться, что все твои слова о реабилитации — бред. Это не Пит, а переродок с его глазами. Как в Семьдесят Четвертых Играх, помнишь? Да уж, прислал Сноу подарочек — обертка блестит, а внутри пусто.

Мою иронию понял только Хеймитч.

— Генриетта, а помнишь, ты надела мне на голову железную миску? — прерывает затянувшееся молчание Пит.

Все украдкой улыбаются, но я хмурюсь. Да, было и такое. После одной из тренировок мы собрались в столовой, предвкушая как никогда вкусный ужин: из Десятого пришла первая партия продовольствия. Настроение было приподнятым до момента, пока мы не заметили приближающегося к нашему столу Пита. За его спиной стояли два огромных охранника, а запястья были скованы наручниками с короткой цепью. Парень спросил разрешения сесть рядом с Джоанной, и та улыбнулась в ответ так открыто и жизнерадостно, что всем за столом стало немного не по себе. Впрочем, прозвучавшие следом слова о соседних камерах в Капитолии поставили все на свои места. Окружающие пытались поддержать разговор, обойти острые углы, но Мелларк в любой теме видел только плохое. Он делал над собой громадное усилие, пытаясь говорить прежним добрым голосом и шутить так же непринужденно, как и раньше, но получалось плохо: неправильный тон, неверные слова. Слишком много недоверия и скрытого смысла, тоже неправильного. Медленно, но верно ссора набирала обороты. За весь ужин парень ни разу не посмотрел в сторону Сойки; тем не менее, выглядело все так, будто он провоцировал ее — не по своей воле, но все же. Так или иначе, парень добился своего, только не от Китнисс, которую сдерживал Гейл, а от меня. Я была на взводе после очередного потока взаимных обвинений с ментором, и намек в наш с Хеймитчем адрес стал последней каплей. Доев свою порцию тушеной говядины с овощами, я встала из-за стола, взяла поднос и, проходя мимо Пита, опустила тарелку с остатками соуса ему на голову. После чего швырнула поднос на прилавок для грязной посуды и ушла. Сейчас сидящий возле меня Эбернети вполголоса признается, что готов был надеть на него кастрюлю, полную горячей подливки, лишь бы он замолчал.

Китнисс просит включить ее в график нарядов, но Джексон сомневается, не веря, что у Сойки хватит духу застрелить Пита в случае необходимости. В ответ Эвердин разражается гневной тирадой, стараясь, чтобы ее слова услышал каждый из нас. Кажется, будто она готова отплатить Мелларку не только за унижения и оскорбления, но и за то, кем он стал, словно это парень виноват в том, что попал в лапы Сноу и тот превратил его в переродка. Я остаюсь на ее стороне, смутно понимая, что вела бы себя так же, случись подобное с Хеймитчем. Но остальные смотрят на нее с упреком.

— Что?! — взрывается девушка, заметив недружелюбные взгляды. — Я всего лишь хочу, чтобы это капитолийское чудовище оставило меня в покое!

— Он не может, Китнисс, — Хеймитч говорит это таким усталым тоном, словно объясняет нечто элементарное умственно отсталому ребенку. — Возможно, Койн и послала его сюда, чтобы он тебя убил, но парень этого не понимает. Сейчас Пит не осознает даже самого себя. Ты обвиняешь его за то, что ему неподвластно. Помнишь, перед Квартальной Бойней мы пообещали друг другу спасти парня?

Эвердин озадаченно молчит. Ментор огибает ее, холодную и застывшую, словно мраморная статуя, и бросает напоследок:

— Вспоминай и спасай, солнышко.

— И что это было? — озадаченно интересуюсь я, когда после обеда все расходятся в разные стороны, отдохнуть перед очередной вылазкой. — Проявление пресловутой мужской солидарности?

— Почти. Скажи, детка, а что бы ты сделала, если бы Сноу промыл мозги и мне?

Я удивленно смотрю на ментора. В первую секунду вопрос кажется невероятно наивным и мне хочется не задумываясь ответить, что я бы пристрелила его, перевязала ленточкой и отослала подарок отправителю. Но, чуть подумав, понимаю, что не все так просто. Это же Хеймитч. Те же серые глаза, та же усмешка. Он может желать мне смерти? Я могу поднять на него руку?

— Я не знаю, Хейм.

До этого разговора все казалось очевидным и было понятно, где сила, а где — слабость. Однако теперь, стоит представить мужчину на месте парня, и все вдруг переворачивается с ног на голову и уже не выглядит таким однозначным. Ментор разражается громким смехом.

— Даже не надейся, малышка. Им бы не удалось убедить меня в том, что ты убийца и все мои беды — из-за тебя.

Но уже в следующую секунду он резко обрывает смех и говорит со всей серьезностью, на которую способен:

— Вот и она не знает, Эрика.

Не протяжении следующих трех дней Китнисс обдумывает слова своего бывшего ментора и пытается примириться не только с присутствием Мелларка, но и с его новой сущностью. Вернее, не просто смириться с тем, что теперь Пит такой, а помочь его доброй половине вновь увидеть свет. Кто-то из группы придумывает игру «Правда или ложь» и все, кто хоть немного знал Пита-человека и его прошлое, с увлечением принимают в ней участие. Мы воспринимаем это как развлечение, ведь нас все еще держат вдали от основных сражений. И только Эвердин не считает «Правду или ложь» игрой. Я слушаю, как она описывает его любимый оттенок оранжевого, и пытаюсь понять, за какую нить надо потянуть, чтобы распутать клубок лжи, что растет день ото дня и все катится вперед и вперед, указывая нам заведомо ложный путь.

Плутарх и Койн связываются с командиром отряда и приказывают ему прекратить патрулирование окраин и продвинуться на пару кварталов вперед. Но, не успеваем мы облегченно вздохнуть — не зря все же тренировались — и сделать шаг по направлению к реальной цели и не менее реальной битве, как сам Боггс подрывается на мине, которой явно не было на карте. Ему отрывает ноги и руки, и стоящих рядом с ним окатывает дождь из крови вперемешку с ошметками плоти. Китнисс уворачивается от стоящего на ее пути Гейла и бежит к мужчине. Хомс и Митчелл достают аптечки, но одного взгляда хватит, чтобы понять: отряд четыре-пять-один только что лишился своего командира. Хеймитч молниеносно хватает меня поперек талии и оттаскивает назад, прочь с заминированной площадки. В последний момент я успеваю толкнуть Лео за угол высокой арки. Повинуясь инстинкту самосохранения, Джоанна и Пит скрываются там же. Очень вовремя: второй взрыв убивает Лиг и отбрасывает в сторону съемочную группу, размазав бесчувственные тела по высокой стене. Едва придя в себя, Крессида бросается к Мессале, а очнувшийся Кастор забрасывает руку Поллукса на плечо и помогает ему подняться на ноги. Джексон кричит в полевой коммуникатор, пытаясь поднять по тревоге лагерь и выслать к нам помощь, но Финник обрывает ее на полуслове, указывая куда-то назад, на проулок, из которого мы вышли. Оттуда на площадь низвергается черный водопад.

— Отступаем!

Густая, маслянистая на вид жидкость бьет сплошным потоком, отрезая путь к выходу. А впереди — ловушки. Мы сбиваемся в группу, находим самое высокое здание из тех, что окружают площадь и бежим к нему, стреляя по камням под ногами, чтобы разминировать путь. Строй быстро распадается: каждый заботится о своей жизни. Я прыгаю по обломкам, как по ступенькам лестницы, краем глаза замечая бегущего рядом Хеймитча. Больше в этот момент меня не волнует никто и ничто. Позади слышатся крики, но оборачиваться нет времени: еще немного, и нас накроет волной. Мы буквально взлетаем по лестнице на последний этаж и, снеся хлипкую дверь с петель, врываемся в чью-то квартиру. Думаю, давно эвакуированные владельцы не будут против.