Игра на двоих

— Как интересно! Что же, я, пожалуй, буду общаться с тобой на равных, не возражаешь?

— Буду только рада! — очаровательно улыбаюсь я.

— Генриетта, на Параде Трибутов ты поразила всех; зрители смотрели только на вашу колесницу. Как вам с Цинной это удалось?

Мне нужна поддержка, и я ищу Хеймитча, который обнаруживается — как и обещал — в первом ряду. Как только наши взгляды встречаются, я сразу чувствую себя уверенней и продолжаю «дружескую» беседу.

— У нас оказались схожие вкусы: нам обоим хотелось чего-то нового, ведь шахтерская тема уже давно устарела.

— Полностью с тобой согласен. О чем же ты подумала, когда увидела свой костюм?

Я хитро улыбаюсь и опускаю глаза.

— Я подумала, что мне стоит поберечь зрение для Игр и не поддаваться искушению взглянуть в зеркало.

В зале раздается смех: меня поняли правильно.

— Да, некоторых зрителей твой блеск ослепил во всех смыслах. Скажи мне, чем ты занималась после Парада? Насколько мне известно, ни один из Организаторов не видел тебя вплоть до Демонстрации.

Перед глазами пролетают дни, проведенные в Тренировочном Центре.

— Я, как и остальные трибуты, тренировалась. Только наедине со своим ментором.

— Видимо, очень усердно, судя по твоей оценке. Двенадцать баллов! Раскроешь секрет, как ты этого добилась? Чем поразила Организаторов?

— Я просто решила сделать им маленький сюрприз, которого они никак не ждали.

— Я сгораю от любопытства! Подробности!

Перевожу взгляд на балкон, где сидит Главный Распорядитель и, набравшись смелости, интересуюсь:

— Мне ведь лучше не рассказывать о том, что произошло?

Ответом мне служит дружное «нет!» Сенеки и компании.

— Мне жаль Цезарь, но увы! — этот секрет так и останется между нами.

— Что ж, в таком случае вернемся к Играм. Как ты оцениваешь свои шансы?

— Как грубо, Цезарь! Я ведь могу и обидеться!

Зрители смеются: судя по всему, им явно нравится моя довольно свободная манера общения.

— Ни в коем случае! Я лишь хотел узнать, веришь ли ты в свои силы?

— Да. Если в поезде у меня еще оставались сомнения, то после недели тренировок они исчезли. Я же не могу разочаровать тех, кто так старался помочь мне во время подготовки?

— Никоим образом! Но позволь полюбопытствовать: есть ли рядом с тобой человек, чьей поддержке и вере в твою победу ты была бы рада больше всего?

Как ни странно, я ни на секунду не задумываюсь о том, что ответить.

— Да, есть. Он сейчас в этом зале. Этот человек поддерживал меня почти все время, отведенное для подготовки, и я очень надеюсь, что, несмотря на многолетние разочарования, он сможет поверить в мою победу.

— И ты, конечно, не скажешь, кто это? Ну, хотя бы мне, шепотом. Обещаю, я никому не расскажу! — кривляется Фликермен.

— Прости, Цезарь, — я загадочно улыбаюсь. — Если придется, эту тайну я унесу с собой в могилу.

— Нет, я этого не переживу! — закатывает глаза ведущий. И в ту же секунду звенит звонок.

— Дамы и господа, самая юная участница Семьдесят Третьих Голодных Игр Генриетта Роу! Только посмотрите, она смотрит в лицо опасности и не боится шутить о собственной гибели! Пожелаем удачи нашему трибуту из Дистрикта-12!

Взяв меня за руку, Цезарь подходит к самому краю сцены и машет зрителям. Все взгляды направлены на нас, но я, помня уроки Хеймитча, невидящим взглядом смотрю прямо перед собой. На секунду опускаю глаза и замечаю одобрительный смешок ментора и улыбку Цинны. Все прошло как нельзя лучше. Наконец Цезарь меня отпускает, и я под крики и аплодисменты скрываюсь за сценой. Ведущий приглашает Джейка; тот, проходя мимо меня, пытается испепелить соперницу взглядом:

— Не надейся, на этот раз меня заметят, — шипит он.

— Придется постараться, Райт, — моя ангельская улыбка злит его еще больше.

Я внимательно наблюдаю за его выступлением и мысленно посмеиваюсь: Джейк хочет казаться ничуть не хуже профи, но даже они держатся не так самоуверенно. Разумеется, эффект получается прямо противоположный: если во время моего интервью зрители смеялись со мной, то в его случае они смеются над ним. Моему сопернику явно не помешала бы помощь менторов, но он, как мне рассказал Хеймитч, не пожелал явиться на консультацию. Вскоре его время истекает и он возвращается за кулисы. Играет гимн, Цезарь прощается со зрителями до начала Голодных Игр, которые по традиции будет комментировать. Спустя пару минут к трибутам присоединяются их менторы и команда подготовки. Эффи критикует все, начиная от слишком резких движений и заканчивая грубым юмором, но признает, что зрителей я заинтриговала. Цинна поздравляет с удачным выбором образа и интересуется, как я себя чувствовала под многочисленными любопытными взглядами. Хеймитч молча подходит, осторожно обнимает меня и шепчет:

— Теперь все знают, что дело не только в эффектном появлении и красивом костюме. Ты умница, детка. Весь зал был твой. И я в том числе.

Несмотря на приподнятое настроение после завершения интервью, вечером, за праздничным столом, ни у кого не возникает желания что-то обсуждать или смеяться. Несмотря на внешнее спокойствие, каждый в глубине души понимает, что мы последний раз ужинаем вместе. Через несколько дней только менторы и стилисты останутся на своих местах. И, возможно, один из нас. Сразу после ужина Джейк уходит к себе, ни с кем не попрощавшись. Бряк подходит ко мне, берет за руки и с дежурной улыбкой хочет пожелать удачи, но я прерываю её.

— Нет, Эффи. Удачи ты желаешь всем во время церемонии Жатвы. Это не твои слова, это слова Капитолия. А я бы очень хотела услышать то, что скажешь мне ты сама.

Услышав столь неожиданную просьбу, Эффи на мгновение теряется. Однако она все же выполняет мое желание. Улыбка гаснет, глаза наполняются слезами. Она крепко обнимает меня и тихо, через силу, говорит:

— Ты очень славная девочка, Генриетта. Мне так жаль, что в тот день я вытащила бумажку с твоим именем. Ты не заслужила всего этого. Противно признавать, но Хеймитч выбрал для тебя правильный образ; я бы так не смогла. А теперь у тебя есть шанс. Воспользуйся им, ладно?

В благодарность за искренние слова я обнимаю её в ответ. Эффи выскальзывает из моих объятий и, кивнув стилистам и Хеймитчу, торопливо убегает. Я гадаю, кто попрощается со мной следующим, однако ментор спешит меня порадовать:

— Я и Цинна останемся с тобой до конца: завтра на рассвете стилист поможет тебе одеться, а я, как твой наставник, буду сопровождать тебя в катакомбы, откуда ты попадешь на Арену. Поэтому наши последние советы получишь завтра. А теперь тебе надо отдохнуть.

Перед тем, как я ухожу к себе, Порция на мгновение обнимает меня и говорит:

— Моим трибутом был Джейк, но я много слышала о тебе от Цинны. Мне бы хотелось познакомиться с тобой поближе, но шанс поработать с такой удивительной девушкой выпал моему напарнику. Я рада нашей встрече, Генриетта. И буду счастлива увидеть тебя после Игр. Я верю, ты сможешь победить.

Меня хватает лишь на «спасибо», но Порции этого оказывается достаточно.

— Так, ну хватит, лишние волнения ей ни к чему! — рявкает Хеймитч. — Еще успеете попрощаться, когда начнутся Игры, чтобы она этого не слышала!

На этом мы и расходимся по комнатам.

Час спустя, приняв душ и переодевшись в пижамные штаны и рубашку, я устраиваюсь под одеялом, но сон не приходит. Вместо того, чтобы попытаться забыться хоть на несколько часов, я встаю, подхожу к окну и выглядываю на улицу. Решение приходит мгновенно: мне хочется — пусть и в последний раз — почувствовать себя свободной. Минутой позже я уже иду по коридору, двигаясь на ощупь, чтобы меня не заметили. Подхожу к знакомой стене, нажимаю на выступающий камень. Поднимаюсь по лестнице. Стоит мне оказаться на крыше, как я замечаю темный силуэт на фоне огней ночного Капитолия и понимаю: не только мне не спится этой ночью.