Подчини волну!

Тир прикурил новую сигарету от окурка, засунув его в пустую кофейную чашку, и снова тяжело сел в кресло, уставившись в линолеум. Вейр его не торопила. Пожалуй, теперь Ли опасалась вообще рот открывать. По крайней мере, до тех пор, пока она действительно не определится с тем, чего ей больше хочется.

***

Но, кажется, на этот раз Хрипун обиделся на нее всерьез и надолго. Он даже и вторую сигарету до фильтра выкурил, но рта так и не открыл. Вейр вздохнула, забралась в кресло с ногами и накрылась сверху его курткой, как палаткой. Вздохнула еще раз. Не то, чтобы она хотела знать, как и что там у них на самом деле происходит.

Но ведь разговор-то начался с ее собственной судьбы. И иметь представление, что по этому поводу думает Каркун, доктор бы не отказалась. С одной стороны, он уже не раз повторил, что она могла оставаться в офисе. Но при этом употреблял только прошедшее время. Может, он действительно о ней заботился, и дело в этих зомби-монстрах было?

Правда, здравый смысл подсказывал, что вся проблема заключалась в крайней ее - Вейр - наивности, глупости и неожиданном желании найти приключений на собственное седалище. Хотя почему неожиданном? Мысль о том, что неплохо было бы покончить со всем разом, всплывала все чаще, особенно по ночам. Только вот думать об этом не хотелось.

Пусть это будет просто тяга к авантюрам, ладно?

- Послушайте, Тир, я так поняла, что этих ракшасов использовали против вас. Ну, тогда, когда... -

Плечи уже наливались тяжелой, свинцовой болью. И смотреть не надо чтобы понять: синяки будут шикарными. Да и отделаться от ощущения, что она не разговаривает с ним, а по минному полю прогуливается, Вейр не могла. Одно неосторожное движение - и привет, взрыв. Вот как обозначить это самое «тогда, когда»? Бунтом назвать? Революцией? Может, у них совсем другая точка зрения на историю?

- Натравили, - глухо ответил он, криво усмехнувшись. - Натравили их на нас. Как там ваша пропаганда такое называет? Заговор? Вот после этого заговора и натравили.

Вейр мысленно погладила себя по голове, назвав умницей. У акшара явно был другой взгляд на историю.

- Если бы они бойцов перебили и успокоились - было бы полбеды. Но они же всех вырезают. Всех, понимаешь? Им хоть женщина, хоть ребенок - все едино. Гражданский, военный - всех на мясо.

- Гражданские? - врач попыталась удержать ползущие к затылку брови на месте. - Дети?

- Ну да, ни гражданских, ни детей у нас быть, конечно, не может, - он опять ухмыльнулся - еще кривее. - «Ударный кулак армии», ага! А мы вот просто такие. Народ, раса - как хочешь. Только жить нам нравится не меньше вашего!

- Это я поняла, - тщательно контролируя голос, согласилась Вейр. - Наверное, я не сильно ошибусь, если предположу, что правительство прекрасно знает и о вашем существовании, и о ракшасах. Так? И их вполне бы устроило, если бы ни от вас, ни от них следа бы не осталось. Но вместо этого вам позволяют бегать по улицам и палить друг в друга. Как-то это все... не слишком логично.

- Я не разбираюсь ни в логике, ни в политике, - незажжённая сигарета, которую он крутил в пальцах, вдруг треснула пополам. Вполне может быть, что этот громила действительно не разбирался ни в логике, ни в политике. Но уж точно задумывался, что выглядит все странновато. - Я только знаю, как оно все есть на самом деле. Мы патрулируем наши территории. Воспитываем бойцов. Пытаемся защитить мирных. Иногда, как сегодня ... - он осекся, раздраженно пихая обломки сигарет в чашку. - Бегаем от полиции - и мы, и они. Правила игры такие.

- Хреновая ж у вас игра, - констатировала Вейр, переходя на местный сленг.

- Какая есть, - повел плечами Тир, - другой никто не предлагал.

- Ну да. А жить мирно, сделав вид, что никаких акшара в природе никогда не существовало - это не спортивно? Или не согласуется с гордостью рассы? Ну, вот представьте: не ловить брюхом пули, не палить друг в друга, поезда не взрывать...

- Какие поезда? - покосился на нее бугай. - Ты нас за кого принимаешь? За «Красные кулаки» или «Воинов правды»? Нам огласка ни к чему. И в политику мы не лезем. Еще раз повторяю: мы просто хотим выжить. Мы ни с кем не воюем! Мы просто. Пытаемся. Выжить!

- А с ракшасами у вас только дружеские стычки на почве идеологического недопонимания? - Вейр прекрасно осознавала, что «заводится» она зря. Но уж слишком царапало ее это «мы просто...». - Или нет! Я поняла, наконец-то! Просто лучшая защита - это нападение! Как ты там сказал? Вы, как загнанные крысы, да? С одной стороны люди давят, а с другой - эти ваши ракшасы. Поэтому давайте проредим и тех, и других. Так?

- Я уже говорил тебе, что с бабами мы не воюем! - рявкнул он.

- А я это уже слышала, представляешь? И не только от тебя! «Мы не воюем с мирным населением! Мы просто хотим отстоять принципы справедливости! И кровь этих людей не на наших руках, а на руках правительства, которое не желает идти на переговоры с нами!» Заметь, опять «мы просто» и опять «мы не воюем»! Ничего не напоминает?!

Она осеклась, осознав, что Тир молчит, только хмуро, исподлобья, смотрит на нее - и молчит. Даже не пытаясь возражать. Зато она орет в голос, с визгом, с подвыванием. Истерика, которую Вейр месяцами давила, заваливала повседневностью, как кирпичами, скалилась, разевая пасть, воняющую свежевырытой могилой.

- Не только муж? - спросил он тяжело, словно камень в воду уронил.

- Дочь. Они... вместе там...

Вейр чувствовала, что начинает задыхаться. Дыхание было слишком быстрым, поверхностным. Горло сдавило, она не могла протолкнуть воздух, как бы не раздувала ноздри. Гипервентиляция - это малоприятно. Здравствуй, истерика!

Врач сжала кулаки, прикусив щеку - не помогло.

- Сколько ей было?

- Четыре... четыре года.

«Мамочка, мне страшно...»

Вейр запрокинула голову. Потолок начал медленно поворачиваться вокруг своей оси, которая стержнем упиралась ей в макушку. Трещины на побелке ухмылялись - мерзко, гаденько, с издевкой и полной уверенностью в собственной силе. Голова тоже кружилась, но, почему-то в другую сторону. И пол выскользнул из-под ног.

Оказалось, это не пол выскользнул. Просто Тир взял ее на руки, снова завернул в свою куртку и укачивал, как маленькую. А ее нос уткнулся в мягкую, пахнущую табаком и еще чем-то знакомым, но неуловимым, водолазку. Щекой она чувствовала, что под тканью размеренно, медленно двигаются мышцы. И тепло кожи, чересчур горячей, как будто у акшара температура поднялась, тоже чувствовала. Пожалуй, это-то тепло и позволило ей снова дышать.

- Это не мы, девочка. Клянусь - это не мы.

Его голос гудел сразу с двух сторон - сверху и откуда-то изнутри, из-под мышц. Гудел и хрипел. Кажется, с легкими у него тоже было не все в порядке. Может быть, ранение? Скорее всего. С его-то образом жизни...

- Да какая разница? Методы-то все равно одни и те же...

Она провела рукой по лицу - сухое. Слава Богу, хоть не разревелась. Хотя, наверное, даже рыдания такой спектакль хуже бы не сделали. И так выступила во всей своей красе.

- Ладно, как знаешь. Сама разбирайся, такие же или нет, - прогудел Тир. - Только рядом с твоей клиникой мы наследили. Тебя не полиция ищет, а ракшасы. Это ты им про фотороботы заливать будешь. Только черным это не интересно. Они тебя сначала выпотрошат, а потом поверят, что ты ничего не знаешь.

- И что мне теперь, всю жизнь тут... - усмехнулась Вейр.

- Думай. Побудь пару дней, разберись, что к чему. А там если решишь, что сама справишься, я тебя до дома довезу.

- Вы меня действительно отпустите, если я захочу?

Врач выпрямилась и сообразила, что все это время у него на коленях сидела. Да уж, комплекс привязки жертвы к агрессору в действии. Просто иллюстрация к учебнику.

Тир на ее вопрос ничего не ответил. Видимо, действительно был умным мужиком. Начни он клясться, кто бы ему поверил? С другой стороны, если ее собирались пристрелить, то кто ж об этом заранее сообщает? Повезет домой, а отвезет на свалку. И всех дел.