Страница 2 из 58
«Посмотри, Якуб, на великана да смерь: в самом ли деле он двенадцати локтей росту, с головой больше медного котла и носом больше четверти?»
И на базаре в Булгаре люди говорили, будто такой великан был когда-то в их царстве, да умер. А старики вспоминали, что кто-то видел великана и был он добрый, никого не обижал, хоть и страшил людей своим видом. И еще Якубу вспомнился тот знатный человек, которого так богато хоронили на берегу большой реки. Люди говорили, что душа умершего вместе с дымом улетела на небо. Где же она поместилась там? Хотелось бы знать, почему этого человека одели в драгоценные одежды, почему воздвигли ему золотой шатер на деревянной ладье? Почему умертвили невольницу, которая должна была вместе с ним уйти на небо? Не пожалели золотых украшений, добрых коней и всякой еды – все сложили к ногам умершего, а потом подожгли ладью. Зачем все это? Может быть, где в книге написано?..
Кутаясь в тонкий короткий халат и ежась от ночной прохлады, Якуб все думал о виденном и все старался сам себе объяснить, почему эти чужеземцы так неразумно поступают. «Торговать хорошо, – думал Якуб, – но учиться, может быть, еще лучше?.. И как понять отца? То он говорит, что учение помогло ему раскрыть глаза, снять пелену незнания, а то вдруг велит покинуть медресе и пойти торговать шелками. Плохо мне, что нет у меня братьев, – думал Якуб, – некому отцу помогать. И еще плохо, что отец книг не читал. А если бы он прочел стихи Рудаки, он бы так не рассуждал. Старый мудрый Рудаки хорошо сказал:
Верные слова. Чем больше видишь и понимаешь, тем лучше сознаешь, что учение таит в себе великую силу. Но может ли он, сын столь известного купца, отказаться от дела, которому его отец отдал жизнь? Не получится ли так, что он обманет надежды отца? Да и в самом деле, кто станет помогать Мухаммаду? Как быть? Наверно, придется следовать воле аллаха, не размышляя и покоряясь ему».
Якуб задремал, так и не найдя ответа на мучившие его вопросы. Его разбудил голос погонщика Абдуллы, призывавшего правоверных к молитве.
– «Ашхаду анна ли иллаха уа Мухаммадун расулу ллахи», – хрипло провозглашал Абдулла.
«Верю, что нет бога, кроме аллаха, а Магомет пророк его», – повторял он слова муэдзина,[5] который в каждом городе, в каждом селении встречает восход солнца этой молитвой, призывая мусульман с высоты тонкого минарета.[6] Здесь не было ни мечети, ни минарета, но каждый правоверный внимал этим словам. Опустившись на колени и склонив голову в сторону Мекки,[7] все люди каравана начали свой день с этой молитвы, которая называлась «фаджиру». С этого начал и Якуб. Пять раз в день муэдзин призывал мусульман к молитве, и пять раз в день напоминал о священном долге старый погонщик Абдулла.
Когда взошло солнце, караван был уже в пути. Как и вчера, было нестерпимо душно и жарко. Раскаленный песок слепил глаза. На него больно было смотреть, каждому хотелось уйти в прохладу и прилечь. Но вокруг была знойная пустыня.
«И зачем это аллах создал „такую злую землю?“ – снова спросил себя Якуб. Чтобы не думать об этом, он стал вспоминать прохладный двор караван-сарая в Гургандже, где было много торгового люда и где звучала речь неведомых ему племен.
Когда время приблизилось к полудню, Якубу показалось, что пески превратились в тысячи маленьких солнц, которые жгут все живое и дышат невидимым пламенем. Он вытащил небольшой бурдюк, наполненный мутной солоноватой водой, и стал жадно пить ее. Затхлая вода, набранная на рассвете в глубоком колодце среди песков, показалась ему самым прекрасным напитком на свете. „Она нисколько не хуже чистой прохладной воды из священного источника под Самаркандом“, – подумал юноша. В бурдюке еще оставалось немного воды, и Якуб стал его бережно подвязывать. Ему казалось, что большие печальные глаза верблюда следят за каждым его движением.
– Но я не могу отдать тебе остатки воды, – шептал Якуб. – Может быть, караван обошел тот колодец, о котором говорил Абдулла. Старик пообещал к полудню привести караван к колодцу, но колодца нет, хоть и настал час второй молитвы.
– „Ашхаду анна…“ – снова затянул хриплым голосом старый погонщик, останавливая караван.
Мухаммад не велел развьючивать верблюдов, и люди поспешно спускались на огненный песок и, подстелив маленькие коврики, становились на колени, чтобы после короткой молитвы продолжить свой путь.
Но что так тревожно лицо Абдуллы? Сразу же после молитвы старик стал громко бранить своего глухого помощника. Якуб, заслонив глаза ладонью, так же как и Абдулла, пристально вглядывается в ослепительную даль раскаленного неба. Он понял: старики предвидят ураган. Вот о чем тревожится Абдулла. Якуб отчетливо видит темное пятно, которое быстро приближается к ним. Он стал прислушиваться к шелесту песка и увидел, как пески все быстрее перекатываются по крутым склонам барханов, до него донесся их тонкий свист. И вдруг Якуб увидел, как песок стал дымиться над барханами. Небо потемнело. Все засуетились. Погонщики поставили верблюдов спиной к ветру, спрятав между ними поклажу и покрыв ее большими кошмами. А свист и скрежет песка все усиливался и мешал различать голоса людей. Взволнованный Мухаммад суетился вокруг тюков, беспокоясь, как бы не повредило товары. Едва успели приготовиться к несчастью, как все вокруг забурлило, закипело и дымящиеся пески устремились в самое небо.
Как Якуб ни изворачивался, а крепкие струи песка били его по лицу, по рукам, по голове, мешали видеть окружающее. Такой сильной бури Якуб никогда еще не видел. В душу его закралось беспокойство. Он видел, как озабочен отец, и подумал, что жаль будет потерять товары, добытые с таким трудом и лишениями в далеком царстве Булгар.
Но вот посыпались с неба крупные редкие капли дождя, и ветер стал понемногу утихать. А когда пошел обильный и прохладный дождь, Якубу показалось, что в глазах животных засветилась радость. Радость избавления от мук жажды. И сам он охотно подставил лицо под прохладные струи дождя и жадно глотал приятную чистую воду, посланную самим небом.
– Аллах милостив, – шептал в радостном возбуждении Абдулла, прикрывая тюки, чтобы они не намокли.
Сам он промок до нитки и, так же как и другие люди каравана, с радостью стоял под прохладными струями, наслаждаясь чистым воздухом и утоляя жажду.
Когда небо прояснилось, погонщики стали торопливо вьючить верблюдов, и караван Мухаммада снова вышел на тропу, ведущую в город Кят. Но дорога была не так хороша, как предсказывал вчера Абдулла. Он много раз говорил Мухаммаду, что после полудня караван пойдет по самой хорошей дороге, какая бывает в пустыне: по такырам,[8] ровным и гладким, как поверхность деревянной доски. Старик не предвидел урагана и сильного дождя. И вот верблюды с трудом скользят по мокрым такырам. Бедные животные, изгибая и без того кривые шеи, медленно передвигаются, еле удерживаясь на ногах, но падают и потом долго не могут подняться. Глядя на них, Якуб вдруг вспомнил поговорку: „Отчего у тебя кривая шея?“ – спросили верблюда. „А какая часть моего тела прямая?“ – отвечал верблюд».
Наступивший день был ветреным, холодным и трудным. Проводники измучились, помогая верблюдам подыматься и беспрестанно поправляя вьюки. А умные, терпеливые животные медленно передвигались, молча покоряясь своей участи.
3
Мобеды – жрецы.
4
Перевод В. Левика.
5
Муэдзин – священнослужитель, призывающий мусульман к молитве.
6
Минарет – высокая башня при мечети, с которой муэдзин призывает к молитве.
7
Мекка – город, считающийся священным у мусульман.
8
Такыры – участки гладкой плотной и твердой поверхности в пустыне, среди песков.