Страница 4 из 14
В нашу задачу не входит оценка царствования Павла I. Отметим лишь, что он старался изжить из всех сфер дух екатерининской политики и проявил себя на престоле подлинным деспотом. Казалось бы, Александр Павлович мог чувствовать себя спокойно: ведь он сделал все, чтобы убедить отца, что не является его конкурентом на троне. Но мнительный Павел все больше и больше начинал подозревать членов своей семьи (прежде всего обоих старших сыновей и жену) в вынашивании планов заговора против него. Действительно, почва для политического антипавловского заговора как будто специально готовилась самим императором. За четыре с небольшим года его правления недовольны проводимой им политикой оказались многие. К 1800 г. заговор созрел. Главное – Павлом I была недовольна верхушка дворянства. Ведь он считал, что равноудален от всех своих подданных без различия их сословной принадлежности. Император не понимал, что должен вести себя на престоле как первый по положению дворянин. Он забыл, что в момент Пугачевского восстания его мать, Екатерина II, громогласно объявила себя «казанской помещицей». И это было по достоинству оценено дворянством. В этих условиях нашлись несколько десятков гвардейских офицеров, готовых свести счеты с незадачливым государем.
В годы отцовского правления Александр Павлович быстро убедился в пагубности проводимого курса. В известном письме Лагарпу от 27 сентября 1797 г. он от положительной оценки первых шагов Павла I сразу перешел к острой критике его последующей политики. Теперь уже наследник престола считал, что все «перевернуто вверх дном», что язвы екатерининского правления только усугубились, неограниченная власть отца порождает «безрассудства», его строгость лишена «малейшей справедливости», все сословия России недовольны и т. д. В эти годы Александр Павлович сблизился с А. А. Аракчеевым (последний походил на Наполеона Бонапарта лишь тем, что в молодости также считался способным артиллерийским офицером). Аракчеев был человеком, способным смягчить гнев Павла I по поводу малейших упущений по службе, который император не стеснялся изливать, невзирая на лица[18].
Настоящей отдушиной для нашего героя стал кружок молодых людей, в котором помимо самого близкого из них – князя А. Чарторыйского состояли граф Павел Александрович Строганов и Николай Николаевич Новосильцов. Все они были старше Александра Павловича (Новосильцов – на пятнадцать, Чарторыйский – на семь, а Строганов – на пять лет). А. Чарторыйский сообщает, что их окончательное сближение произошло в Москве, во время коронационных торжеств (март – апрель 1797 г.). Все они получили прекрасное образование и являлись сторонниками осторожного обновления России, используя опыт революционной Франции и английской парламентской монархии. Александр же как самый молодой из «кружковцев» был нетерпелив: он всерьез обсуждал планы дарования России после своего восшествия на престол конституции и объявления республики. Сам же цесаревич предполагал отречься от престола и удалиться в частную жизнь. Чарторыйский даже составил по просьбе Александра проект соответствующего манифеста. Друзья, с одной стороны, старались охладить республиканский пыл цесаревича, а с другой – отговорить его от мечтаний о частной жизни, находя их «эгоистическими».
Конечно, сближение четырех молодых людей не могло долго оставаться тайной. Об их встречах было доложено Павлу I. Высказывавшиеся друзьями идеи были чужды государю, а друзей сына-цесаревича он считал чуть ли не якобинцами (П. А. Строганов, как известно, будучи в Париже, посещал заседания якобинского клуба). Предваряя возможные гонения, друзья решили, что Новосильцову, состоявшему у начальства «на дурном счету», следует покинуть Россию, – и он уехал в Англию. Строганову было не привыкать коротать дни в своем имении (его за «якобинство» туда ссылали еще при Екатерине II). С Чарторыйским поступили иначе: в 1798 г. он получил назначение послом от русского двора при сардинском короле и отбыл в Италию. Этому предшествовала придворная интрига, во главе которой стояла императрица-мать Мария Федоровна. Она убедила Павла I, что отцом только что родившейся у Елизаветы Алексеевны дочери (вскоре умершей) является князь Адам, а не цесаревич Александр. Удаление Чарторыйского из Петербурга можно рассматривать как почетную ссылку.
В 1798 г. в столицу вернулся из Константинополя давний знакомый и корреспондент Александра Павловича – Виктор Павлович Кочубей (был старше нашего героя на девять лет). Кочубей являлся племянником А. А. Безбородко, и поэтому Павел I встретил его милостиво, назначил вице-канцлером, даровал графский титул, но в 1799 г. отстранил от дел, и Виктор Павлович отправился за границу. Так в 1799 г. Александр Павлович лишился общества близких ему людей. Лишь жена, Елизавета Алексеевна, оставалась единственной близкой по духу собеседницей наследника престола[19].
Мы не станем подробно останавливаться на деталях подготовки и осуществления антипавловского дворцового переворота. Тем более что никто из мемуаристов и исследователей не называет Александра Павловича в числе деятельных участников и того, и другого. На ранних этапах оформления заговора главную роль играл граф Н. П. Панин (племянник почитаемого Павлом I воспитателя Н. И. Панина). Панин характеризуется как «англоман», он состоял в связи с английским послом Уитвортом (после разрыва Павлом I в 1800 г. отношений с Англией англичане реально поддерживали заговорщиков, прежде всего финансами). Но в декабре 1800 г. Панин был отстранен государем от службы в Коллегии иностранных дел и сослан в свое имение. На первые роли выдвинулся граф П. А. Пален, который и довел дело до конца. Он смог заручиться полным доверием императора и по должности петербургского военного губернатора являлся самым влиятельным лицом среди заговорщиков. Именно Пален убедил Павла I вернуть из ссылки братьев Зубовых, вокруг которых также начали сосредотачиваться недовольные государем.
С Александром Павловичем заговорщики беседовали уже на ранних этапах своего предприятия. Есть сведения, что граф Панин даже обсуждал с цесаревичем необходимость ограничить самодержавие посредством конституционных мер после вступления на престол. Почему Александр Павлович, как утверждают и мемуаристы, и историки, дал согласие на отстранение отца от престола? Его положение наследника царствующего императора становилось все более шатким. Павел проявлял все большую подозрительность. Он не мог не знать, что недовольных его распоряжениями среди высшего дворянства и гвардейского офицерства много. С другой стороны, мнительность государя имела причину и в состоянии его психики (некоторые утверждали, что он близок к помешательству). У императора окрепла мысль, что во главе заговора против него стоят самые близкие ему люди: супруга и оба старших сына. В разговорах со своими доверенными людьми он начал рассуждать, что может приказать посадить в крепость Александра и Константина, а жену, Марию Федоровну, заточить в монастырь. Возможно, Павел I обдумывал и такой ход: объявить своим наследником племянника супруги – принца Евгения Вюртембергского. Неслучайно тот в 1800 г. прибыл в Петербург и был обласкан государем.
Вообще же отец как будто специально вызывал в душе сына Александра сомнения по поводу своего положения наследника престола. В 1799 г., после возвращения Константина Павловича из армии А. В. Суворова, с которой тот участвовал в Итальянской кампании, Павел I объявил своего второго сына также цесаревичем. То есть Константин по статусу наследника престола сравнялся с Александром. Видимо, Павел желал вызвать соперничество между сыновьями. Но Константин не включился в эту игру и не дал повода старшему брату подозревать себя. К 1800 г. Александр Павлович уже стал реально опасаться за свою судьбу, кроме того, его окружение и заговорщики постоянно говорили, что оставить Россию под управлением Павла I – значит погубить страну.
В литературе высказываются два основных мнения о роли Александра Павловича в событиях ночи 12 марта 1801 г. Одни авторы утверждают, что наш герой в конце концов согласился занять престол в случае отречения отца и сохранения ему жизни. При этом часто ссылаются на то, что хитрый и коварный Пален показал Александру подписанный императором указ об аресте членов своей семьи. Тут уж цесаревич вынужден был решиться, но по свойственным ему мягкости и беспечности не думал о последствиях и дождался в своих покоях завершения действий заговорщиков.
18
Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 36–38; Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 1. С. 132, 137, 161–162; Он же. Император Павел Первый. С. 258–449; Сахаров А. Н. Указ. соч. С. 58–60, 72–84; Елисеева О. И. Указ. соч. С. 592.
19
Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 1. С. 161–164, 171; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 36–37; Мемуары князя Адама Чарторыйского. С. 137–143, 170; Сахаров А. Н. Указ. соч. С. 66, 84–86; Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. С. 117–118, 195–198, 420.