Страница 2 из 14
Скорее всего, Александру уже с рождения Екатериной II была уготована роль наследника. Константина, как известно, она прочила в государи с престолом в Константинополе в соответствии с проектами Г. А. Потемкина[12]. Иначе бы императрица оставила обоих внуков на попечение их родителей. Тогда бы Александр и Константин воспитывались как обычные немецкие принцы, по типу их младших братьев – Николая и Михаила. Понятно, что чуткая придворная среда, в которой с первых лет жизни вращался Александр, не могла не передать ему ощущение себя неофициальным наследником престола Екатерины Великой.
Все мемуаристы подчеркивали, что Екатерина II любила Александра и видела в нем чуть ли не собственное отражение. Она говорила, что ее маленький внук «мог послужить художнику моделью купидона». Не было недостатка в славословиях в адрес царевича-ребенка: его внешняя красота гармонировала с красотой его души, его кротость влекла к нему всеобщую любовь и т. д. Но мальчик рос непростой. Характер Александра был много сложнее брата Константина: последний резкостью, прямолинейностью напоминал отца.
В 1784 г. к Александру и Константину приставили наставника – генерал-адъютанта Николая Ивановича Салтыкова. Почему Екатерина II выбрала именно этого человека на роль наставника столь дорогих ее сердцу внуков? Салтыков был человеком заурядным – на это обращали внимание мемуаристы, а вслед за ними и исследователи. Признавая его искушенность в придворной науке, ловкость, угодливость и преданность императрице, над генерал-адъютантом обычно подтрунивают: он «делал, что говорила жена, подписывал, что подавал секретарь». По замечанию одного из преподавателей великих князей – Массона, «главное занятие Салтыкова при великих князьях состояло в том, чтобы предохранить их от сквозного ветра и от засорения желудка». Графиня В. Н. Головина называла Н. И. Салтыкова «коварным и лукавым интриганом». Она, а вслед за ней историк Н. К. Шильдер придают фигуре воспитателя гораздо большее значение. Салтыков являлся гофмаршалом «малого» двора (то есть двора Павла Петровича) и был в милости у цесаревича. Воспитатель старался лавировать между «большим», императрицыным двором и двором «малым». Это, разумеется, было известно Екатерине II и устраивало ее. Однако худшие черты характера Александра-мальчика – скрытность, умение лицемерить – проистекают от наставлений Салтыкова. Ребенку нужно было научиться нравиться и бабке, окруженной «изящной и безнравственной» толпой придворных, и отцу с его салдафонскими замашками.
Считается, что подбор преподавателей Александра и Константина был удачным: крупный географ Паллас, учитель русского языка и истории известный писатель М. Н. Муравьев (между прочим, отец будущих декабристов), учителя математики и физики Массон и Крафт и т. д. Наконец, сама Екатерина II немало усилий потратила на воспитание и обучение внуков: от определения принципов нравственного воспитания, сформулированных в специальной «Азбуке», до собственноручно написанных сказок[13].
Сам Александр подчеркивал, что из учителей наибольшее влияние на него имел швейцарец Фридрих Сезар Лагарп. Современники недоумевали: зачем императрица пригласила известного своими республиканскими взглядами иностранца в качестве педагога к внукам-царевичам? Лагарпа Екатерине II порекомендовал ее давний европейский корреспондент барон Гримм. Швейцарец должен был послужить для Александра и Константина проводником политико-философских просветительских взглядов. Императрица отнюдь не чужда была идеям Просвещения. Она понимала, что в конце XVIII в. самодержавие и крепостное право в России – анахронизм. Но реальная жизнь не давала возможности уйти от этих средневековых институтов. Екатерина II осознавала, что Александру придется царствовать в XIX столетии, и желала, чтобы он был воспитан и образован как современный человек. Республиканизм Лагарпа ее, очевидно, не пугал: самодержавная Россия не могла перескочить к республике, минуя стадию конституционной монархии. Возможно, именно последней виделась Россия Екатерине Великой в XIX в. Учителем царевичей Лагарп стал уже в 1782 г., когда Александру шел пятый, а Константину – третий год. Поначалу он занимался с ними французским языком, а с 1784 г. начал внушать мальчикам благородные просветительские идеалы. Самого Лагарпа современники характеризовали как высокообразованного, благородного и романтически настроенного наставника. И он старался внедрить в умы и сердца своих маленьких слушателей представления о человеческом благе, гражданских свободах, равенстве людей, справедливости, непринятии деспотизма и рабства.
Надо сказать, Александр (в отличие от Константина) воспринимал это всерьез. Между ним и Лагарпом установились вполне доверительные отношения. Десяти – тринадцатилетний Александр в своих записках наставнику откровенно признавался в собственной ленности и эгоистичности. Он вполне осознавал свое особое положение «принца», который довольно самолюбив и не считает нужным с кем-либо соревноваться в учебе. Известно, что Французская революция была встречена великими князьями заинтересованно. В 1791–1792 гг. они сочувствовали объявленному равенству между людьми, критиковали старый монархический порядок, напевали во дворце революционные песни, показывали придворным трехцветные республиканские кокарды и спорили с ними о правах человека. Сама Екатерина II дала Александру прочитать текст конституции и конфиденциально с ним беседовала как с вероятным наследником престола.
Многие влияние Лагарпа на Александра оценивали негативно из-за восторженных либеральных мечтаний царевича, которые считались неуместными в России. Несмотря на все усилия по воспитанию и обучению Александра и его брата, их результаты оцениваются авторами невысоко. По выражению В. О. Ключевского, все было «слишком хлопотливо». Александр обладал умом и дарованиями, «быстро схватывал всякую мысль», но вскоре остывал, не умея сосредоточиться на длительной и серьезной работе. Бросались в глаза поверхностность знаний и отмеченные самим царевичем леность, эгоизм и самолюбие[14]. К своему совершеннолетию (шестнадцатилетнему возрасту) царевич Александр Павлович представлял собой натуру противоречивую. С одной стороны, он был умен, скрытен, склонен к лицемерию (стремление нравиться «и вашим, и нашим»), самолюбив, эгоистичен, ленив, поверхностен в усвоении знаний, а с другой – охвачен либеральными идеями, отличался романтическими порывами, не желал быть деспотом на троне.
Красивый молодой царевич, любимец бабки-императрицы, безусловно, не имел недостатка в женском внимании, особенно в условиях гедонистического екатерининского двора. Императрица постаралась ограничить эти юные порывы внука посредством ранней женитьбы. На пятнадцатом году жизни нашего героя, осенью 1792 г., по приглашению Екатерины II в Петербург приехали баденские принцессы, на одной из которых – четырнадцатилетней Елизавете Алексеевне – 28 сентября 1793 г. еще не справившего шестнадцатилетие Александра женили. Понятно, что подобная спешка имела веские политические причины. Со своим сыном Павлом Екатерина II не торопилась (женила его восемнадцатилетним), а с внуком даже не дотерпела до формального достижения им совершеннолетия, и его парой стала четырнадцатилетняя девочка. А все вопрос о престолонаследии!
В 1793 г. Екатерина II решила-таки всерьез обратиться к этой теме. Через три недели после бракосочетания внука, 18 октября, она пригласила к себе Лагарпа, чтобы заручиться его поддержкой в уговорах Александра Павловича пойти на занятие престола в обход отца. Видимо, Александр не соглашался. Поскольку уговоры его бабки-императрицы не приводили к цели, нужно было привлечь к этому процессу его наставника, пользующегося влиянием на молодого царевича. Но Лагарп не согласился, объяснив это принципиальной невозможностью для себя содействовать придворным интригам. При этом он реально боялся за свою жизнь в случае, если заговор не удастся и все свалят на него – беззащитного иностранца. Подмечено было даже стремление Лагарпа способствовать сближению Александра с отцом, Павлом Петровичем.
12
Елисеева О. И. Указ. соч. С. 432.
13
Богданович М. И. Указ. соч. С. 2–3, 14–16, 20; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 17, 19–20; Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 1. С. 29–34; Ключевский В. О. Указ. соч. С. 378–380; Сахаров А. Н. Указ. соч. С. 29, 34–42; Державный сфинкс. С. 240; Мемуары графини Головиной. Записки князя Голицына. С. 74; Корнилов А. А. Указ. соч. С. 99–101.
14
Герцен А. И. Указ. соч. С. 12–13; Богданович М. И. Указ. соч. С. 14; Письма императора Александра I и других особ царственного дома к Ф. Ц. Лагарпу // Сборник РИО. Т. 5. С. 4–13; Пыпин А. Н. Указ. соч. С. 17–28; Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Т. 1. С. 35, 39–43; Семевский В. И. Указ. соч. Т. 2. С. 153–154; Великий князь Николай Михайлович. Император Александр I. Опыт исторического исследования. Т. 1. С. 1–2; Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 29–30; Ключевский В. О. Указ. соч. С. 378–380; Сахаров А. Н. Указ. соч. С. 43–48; Державный сфинкс. С. 240. Корнилов А. А. Указ. соч. С. 100–102.