Страница 7 из 82
Нужно будет утром позвонить Джорджу. Питер знал Джорджа Маркопулоса еще с тех пор, как впервые приехал в Бостон, теперь это был его лучший друг. Когда-то Питер был вором, а потом и убийцей. Это и питие вынуждало его часто переезжать из города в город. Не важно, удачлив ли ты в своем ремесле, рано или поздно тебя все равно поймают. Поймать Питера не могли, но он не хотел, чтобы кто-нибудь открыл его тайну, и потому он бесконечно переезжал с места на место.
И вот однажды он оказался в Бостоне. Он был невыносимо голоден той ночью и, прежде чем покинуть город, решил выпить пинту-другую. Если бы он сразу ушел из Бостонской больницы, он и не заметил бы того грабителя — высокого белого парня, одетого в одежду черного цвета, осторожно проскользнувшего в дверь морга.
Вопреки здравому смыслу Питер осторожно прокрался к двери и, чуть-чуть приоткрыв ее, наблюдал, как вор один за другим открывал ящики с телами, будто проверяя имена на табличках. Питер сомневался, что этот человек просто хотел в последний раз попрощаться с близким человеком. Питер не успел и глазом моргнуть, как из-за угла появился доктор, седой мужчина уже пожилого возраста, который налетел на вора и, подмяв его под себя, повалил на пол.
Однако, прежде чем Джордж Маркопулос, патологоанатом Бостонской городской больницы, успел позвать на помощь, он оказался на спине, а большой нож с неровными краями — у его горла.
— Знаете, — прорычал вор, — пожалуй, вы не первый, кто умрет, задержавшись на работе дольше обычного.
Когда нож коснулся горла доктора, Питер, выпустив из рук бутылки, бросился на помощь. Прежде чем бутылки с грохотом упали на пол и вдребезги разбились, Питер повалил вора на спину. Для человека вор оказался очень ловким и быстрым: обеими руками он вонзил в тело Питера нож, и тот прошел в опасной близости от позвоночника.
С диким воем Питер изменил форму.
Остальное заняло всего несколько мгновений. Когда Питер снова принял облик человека, он чувствовал страшную слабость. Джордж Маркопулос мог бы убить его в тот момент, это было несложно. Однако доктор не сделал этого. Старый грек сразу понял, кто такой Питер, хотя никогда не верил в существование подобных созданий. Через несколько минут он уже вернулся в морг, держа в руках новые бутыли, наполненные кровью.
— Итак, что я должен сделать? — спросил он, с опаской подходя к Питеру.
Накормите меня, — с трудом проговорил Питер, и Джордж выполнил его просьбу.
Затем, чтобы побыстрее прийти в себя, Октавиан вылил пинту крови на рану, и Джордж с изумлением увидел, как она сама собой затянулась.
Как только Питер почувствовал себя лучше, они принялись наводить порядок в морге. Прибираясь, они разговаривали, и Питер видел, что Джордж смотрел на него то ли со страхом, то ли с благоговением. Впрочем, Питер тоже был удивлен. Навряд ли возможно было объяснить полиции, что произошло, в таком состоянии находилось тело, и на Питера произвело впечатление, как просто оказалось спрятать труп для патологоанатома крупной городской больницы. Особенно в четыре утра.
В ту ночь, почти десять лет назад, он рассказал Джорджу о песне крови.
— Ах, дети ночи, — проговорил Джордж, улыбаясь, — так вот какую музыку они творят.
У них не было выбора: они стали друзьями.
И вот теперь, стоя перед открытым холодильником, осознавая, что в комнату струится холод, но не чувствуя этого, Питер заставил себя подумать, что утром нужно позвонить другу, который пойдет на риск, как он это делал всегда, чтобы только помочь ему. Тогда Питеру не будет угрожать опасность быть отброшенным назад, и песнь крови не принесет с собой смерть, разрушение, не заставит его выйти на охоту. Порой Питеру не хватало охоты, но чаще он тосковал по нормальной жизни, и он уж точно не хотел вновь заниматься этим.
Но нет, сегодня первая пинта легко и быстро проникла в его существо, Питер прикусил губу и выгнул спину; песня крови превратилась в симфонию, звуки неслись все быстрее и быстрее, по его телу пробежала дрожь.
Вторую пинту он выпил медленно, наслаждаясь каждой каплей, и песня все двигалась на крещендо. Питер начал постепенно успокаиваться, лишь когда вторая бутылка присоединилась к первой в мусорном ведре. Его разум и тело окутало приятное тепло, словно он оказался в уютном родном месте.
Песня, которая никогда не покидала его по-настоящему, словно пульсирующее сексуальное желание, постоянно требующее удовлетворения, сейчас немного стихла.
Все его существо охватил экстаз песни крови, оглушительной, мощной, провозглашающей свое могущество перед лицом каждого, кто осмелится к нему приблизиться.
— Король Джунглей приближается, — прошептал сам себе Питер, не в силах разомкнуть веки.
«Господи, — в который раз подумал он, — свежая кровь дарит в десять раз больше удовольствия и в десять раз больше силы. И ты несешься на крыльях песни крови в темноту ночи, и каждая новая ночь дарит тебе наслаждение…»
— Да, — сам себе напомнил он, — так и есть, если ты каждый раз заново питаешь ее.
Питер заставил себя отбросить эти мысли, забыть эти ощущения, одновременно сражаясь с сознанием того, что у Карла его образ жизни вызвал бы отвращение.
Вернее, уже вызывает. Вероятнее всего, его старый учитель знает, как изменилась жизнь Питера с тех пор, как они виделись в последний раз. Так же вероятно, что его возмущает философия, превратившая принца и воина в ночного вора и прислужника людей. Совершенно точно, что Карлу неприятно и стыдно было узнать, что его ученик и друг получает обманом или крадет то, что не хочет больше брать силой.
Но Карл смотрит на мир именно так. Он совершенно не понимал Питера в этом, а Питер не мог больше следовать представлениям старого немца, убежденного, что сила дает им право делать все, что захочется. Питер считал, что истинное могущество неразрывно связано с ответственностью: необходимостью копить знания и опыт, экспериментировать и делиться… особенно делиться с другими.
Утолив голод, он лег на кровать и, погрузился в сон, легко и бездумно, как перо, медленно падающее на землю. Только растущее предчувствие, что ученик скоро должен будет стать учителем, тяжелым грузом лежало на его рассудке.
Над землей проснулось солнце, и его лучи разогнали ночной мрак, и все ночные призраки скрылись и своих убежищах. Питер крепко спал, спрятавшись от дневного света. Он поставил будильник на время заката — время теней.
Глава 3
Анри Жискар поднял воротник пальто. День выдался холодный, а кардинал был уже не молод. Он прошел сквозь турникет отеля «Парк-Плаза» и быстро зашагал в сторону Бикон-хилл1. Он снова чувствовал свой возраст, но, не обращая на него внимания, прекрасно с ним справлялся. Время от времени он оглядывался через плечо, но, казалось, никто за ним не следил. Впрочем, он прекрасно понимал, что за ним может гнаться стадо слонов и он ничего не заметит.
Вздохнув, кардинал решил, что, скорее всего, зря беспокоится. Однако после того, что случилось в Риме, ему совсем не хотелось рисковать.
Он снова оглянулся.
Всю свою сознательную жизнь Анри посвятил церкви, он всегда был одним из уважаемых и честных служителей Бога. Теперь же, охваченный страхами, гневом и смущением, он прятался от той самой церкви, которой раньше отдавал всего себя.
С севера надвигалась буря, и Жискар чувствовал ее дыхание. Все так же быстро шагая, он заставил себя немного успокоиться, и услужливая память перенесла его в прошлое, минуя события, из-за которых он оказался именно здесь, минуя дни, когда он был приходским священником. Он думал о детстве, которое провел на Сицилии.
— Ты Жискар! — часто повторял его отец. — Ты должен уметь постоять за себя.
Его снова избили старшие мальчишки, и отец рассердился. В его жилах текла кровь одного из величайших воинов истории, как говорил его отец. Нормандец Робер Жискар и его сыновья в течение целого пека не давали покоя византийцам. Отец часто повторял, что Жискары и сейчас сражались бы с ними, если бы семья не пережила саму империю.
1
Престижный жилой район Бостона, неподалеку от реки Чарльз. Здесь вдоль улиц Маунт-Вернон и Кобблстоун-Акорн расположены старинные аристократические дома с внутренними двориками-садами. (Здесь и далее прим, перев.)