Страница 41 из 82
Никто из его соплеменников не мог войти в храм.
Что же делать? Не сидеть же на крыше до восхода солнца, надеясь, что кто-нибудь объяснит ему все. Нет. План очевиден. Как только он увидит какого-нибудь священника, который покажется ему компетентным, нужно будет его схватить, прежде чем тот успеет скрыться за спасительной стеной.
Не успел Коди прийти к такому решению, как к северным воротам Ватикана, неподалеку от его укрытия, медленно подкатил черный лимузин. Лимузин ничем не отличался от всех прочих. Но в три часа утра., нет, в нем должен находиться тот, кто знает ответы на вопросы, мучившие Коди. Он всегда был игроком и сейчас, увидев легкую добычу, решил рискнуть.
Дверь лимузина распахнулась, вышел шофер — крупный мужчина в длинном плаще и красном галстуке, на руках у него были надеты шоферские перчатки. Обойдя машину, он распахнул заднюю дверь лимузина затянутой в перчатку рукой. Коди придвинулся к самому краю крыши, приготовился спускаться, он думал даже напасть на обоих, если водитель решит проводить священника до дверей. Однако это ему не потребовалось. Священник, держа в руках тяжелый кожаный портфель, вышел из машины. Водитель захлопнул дверцу и, не глядя на него, вернулся на свое место.
Коди приготовился к прыжку, намереваясь в воз духе изменить форму, но в самый последний момент заметил еще одного человека: на нем был надет длинный черный плащ («какая-то пыльная тряпка», — подумал Коди), а волосы стянуты в «конский хвост». Пригнувшись, человек стремительно подбежал к лимузину и остановился, дожидаясь, когда машина уедет. Не зная, как поведет себя новый игрок, Коди решил подождать и разобраться. Может, кто-нибудь расскажет об их планах еще до наступления восхода? Лимузин поехал прочь. Конский Хвост, все так же пригибаясь, побежал было за ним, но, когда священник открыл ворота, вошел и захлопнул их за собой, Конский Хвост метнулся обратно к стене и оказался в футе от ворот.
«Ну, что теперь, партнер? — подумал Коди. — Ты прокололся, он вошел, а ты остался снаружи».
Через минуту Коди уже не видел Конского Хвоста, он исчез: превратился в облачко тумана с такой быстротой, которая даже Коди показалась удивительной. Конский Хвост втянулся в ворота.
В ВОРОТА ГРЕБАНОГО ВАТИКАНА!
Коди потрясенно разинул рот. Он вновь и вновь повторял себе, что это невозможно. Однако выбора у него не оставалось. Он должен был проверить все сам. С открытым от удивления ртом он и впрямь стал похож на горгулью. Сидя на крыше здания, выходившего фасадом на площадь Ватикана, Коди пытался найти ответы на множество удивительных вопросов.
— Джанкарло, брат, как я рад вас видеть, — сказал Лиам Малкеррин.
Священник вошел в кабинет своего начальника, кардинала Гарбарино.
Они презирали друг друга, как все мужчины, мечтающие о могуществе, однако сдерживали злобу и улыбались холодными улыбками, тем самым демонстрируя редкую мудрость для людей, наделенных такой огромной властью.
— Лиам, присаживайтесь, пожалуйста. Я давно вас жду, я надеялся услышать более приятные новости.
Малкеррин закончил в Бостоне не все дела, и Джанкарло был недоволен.
— Вам не следует тревожиться, ваше преосвященство.
Улыбка Малкеррина превратилась в кривую усмешку.
— В Бостоне все под контролем, я вернусь туда сразу после Священнодействия. Я привез с собой то, ради чего отправлялся за океан.
Малкеррин указал на кожаную сумку, стоявшую на полу возле кресла.
— А как протекает процесс комплектования Исторического совета Ватикана? — спросил Малкеррин.
Это был первый вопрос по существу.
Их взаимная ненависть может подождать, пока не будет завершен процесс очищения, сейчас они нуждались друг в друге.
— Исторический совет Ватикана, друг мой, живет и работает, он насчитывает уже сотню членов и увеличивается с каждым днем Почти все духовные лица, к которым мы обратились, с радостью приняли наш план, остальные же присоединятся, как только поймут, что у них нет выбора.
Никто из них не заметил, как под дверь кабинета Гарбарино просочилось прозрачное облачко тумана.
— Замечательно, — сказал Малкеррин.
У него загорелись глаза.
— А как мои ученики?
— Все, что можно было изучить без книги, которую вы привезли, они изучили. Они, несомненно, усвоили то, чему вы их успели научить перед тем, как ваши занятия так грубо прервал старый глупец Жискар, однако без книги завершить обучение невозможно.
— Ну, я вернулся вместе с книгой. Дайте мне неделю на подготовку.
— К сожалению, вы потеряли счет времени. У нас нет недели. Лучше всего начать послезавтра. Мы не можем ждать дольше трех дней: придет пора Священнодействия.
— Будет исполнено, — сказал Малкеррин.
Глаза у него загорелись при мысли о славе, об Очищении, и он невольно сглотнул, сдерживая крик маниакальной радости. Бросив взгляд на Гарбарино, Малкеррин понял, что еще немного и сам кардинал захихикает, как безумец, при мысли о неизбежном триумфе. Они были сейчас так близки к осуществлению планов церкви, две тысячи лет церковь стремилась к этому, а они вдвоем достигнут цели.
Гарбарино повернулся к шкафчику, вытащил бутылку красного вина и два бокала, а Малкеррин постарался взять себя в руки. Это далось ему нелегко. Гарбарино налил каждому по половине бокала, и, держа в руке свой бокал, поднял руку, собираясь произнести тост.
У правой ноги Малкеррина щупальце султана превратилось в руку, ее пальцы сжались на ручке его портфеля.
— За Венецию, — произнес тост Гарбарино.
Малкеррин торопливо кивнул, чувствуя, что его вновь переполняет безумный восторг.
В этот момент перед столом возник человек, в руках он держал портфель Малкеррина. Оба бокала со звоном упали на стол, красное вино залило бумаги. Увидев нежданного гостя, Гарбарино в ужасе отпрянул, а Малкеррин быстро вскочил на ноги, опрокинув стул.
— Октавиан! — взревел он.
В этом слове слились и боль, и ненависть, и удивление, и презрение к самому себе. Следующее слово он произнес трясущимися губами:
— Как?
— Кретины, — сказал Питер.
Двое священников, считавших, что они готовы к любой неожиданности, были так ошеломлены появлением в их святилище Непокорного, что ни один из них не сумел хоть что-нибудь сделать, когда Питер мгновенно превратился из человека в огромную летучую мышь и полетел в сторону окна.
Крепко сжимая когтями ручку портфеля, Октавиан мощным ударом разбил стекло и вырвался в ночь. Осколки с грохотом посыпались вниз. Никогда прежде он не летал так быстро с таким тяжелым грузом.
Октавиан очень злился, но впервые за долгое время он сейчас испытывал страх. Не за себя.
За свой народ.
Питеру незачем было торопиться, он уже опоздал. Поезд отъехал от станции на пять миль на восток, когда Октавиан наконец догнал его.
«Меган, должно быть, ужасно встревожена», — подумал он. Они вылетели в Рим уже после того, как позаботились о Жискаре и его племяннике, теперь они получили надлежащий уход, но ждать похорон Теда у Меган и Питера не было времени. Питера это сильно огорчило, однако они с Меган должны были торопиться, Они не могли медлить и часа, не говоря уже о целом дне. Питер только что убедился, что они поступили правильно.
Он до сих пор не мог понять, почему он позволил Меган отправиться вместе с ним. Конечно, он понимал, в чем истинная причина этого, но все же был обескуражен. Он чувствовал себя как учитель, безумно влюбившийся в свою ученицу, то есть удовольствие перемешалось с чувством вины: старый скучный профессор изменил своим привычкам, чтобы провести несколько минут наедине с девушкой. Питер чувствовал себя именно так. Он не знал, влюблен ли он в Меган. После столетий, проведенных с разными женщинами, было странно так увлечься после нескольких дней знакомства.
«Нет, это — не любовь», — сказал себе Питер.
И все же он сильно увлекся.
Он не слишком мягко приземлился на крышу поезда, на него навалилась усталость — он уже несколько раз менял форму и долго летел, держа в когтях тяжелую ношу. Он медленно, будто лениво вернулся в человеческую форму и прежде всего попытался найти удобный спуск.