Страница 3 из 73
Легенда была убедительная, но насколько правдивая? В конечном счёте, все его попытки анализа приводили к неизбежному выводу: чтобы избавиться от чар Х, его надо убить.
– Только не смотри в глаза, когда будете брать, – сказал он главному эмвэдэшному оперу, когда инструктировал перед арестом. Опер, прошедший половину горячих точек на земном шаре, всячески сдерживался, но явно был готов обдристаться. – У него глаза удава, намеренного сожрать кролика.
– Итак, я предлагаю вам создать в банке подразделение пиар, – Михаил Борисович завершил недолгую речь, улыбнулся, снял очки и вопросительно посмотрел.
– Неплохо было бы поучиться, набраться зарубежного опыта. В Англии, например, или в Америке, – сказал Леонид Борисович.
Х снова улыбнулся: «Заграница нам не поможет. И не потому, что денег жалко на поездку. Просто нам придётся создавать свои правила игры, без всякой теоретической базы. Вы меня понимаете?»
– Как бы да! – неуверенно произнёс Леонид Борисович.
Х засмеялся: «Для начала неплохо. Новой эпохе – новый язык. Хорошо словцо – как бы. Придаёт многозначительность каждому экономическому термину и одновременно развязывает руки. Ещё что-нибудь из этой серии, уважаемый доктор».
– Кандидат. Кандидат исторических наук, – сказал Леонид Борисович. – Ну, например, типа. Типа мы решим, типа мы уверены.
– Типа да, – сказал Михаил Борисович. – Подходит. Типа. И ещё что-нибудь, скабрезное, но в меру, чтобы можно было произнести при женщинах. Для трилоквиума. Так, если я не ошибаюсь, называлась основа знаний в античном мире?
– Говно вопрос, – сказал он.
– Как?
– Типа, если у вас есть проблемы, мы как бы решим. Говно – вопрос!
– Блестяще! – сказал Х. – До чего приятно иметь дело с интеллигентными людьми.
«А ведь у него замашки не миллиардера и не олигарха, – подумал он. – И даже не генерального секретаря компартии. Минимум, китайский император – живое воплощение божества…»
4
Нельзя сказать, что Юлька отрицательно отнеслась к его уходу из аспирантуры. Просто всё её женское ego противилось этой новой, неведомой жизни, так внезапно ворвавшейся в их среднегабаритную квартиру.
– Ты становишься другим, – сказала она за ужином в кооперативном ресторанчике, недавно открывшемся у стен Кремля. – Хорошо, что не чужим, – она снова изучила меню. – Про вино стоимостью 500 у.е. я читала только в литературе, обличающей пороки капиталистического общества. Пойло, должно быть, страшное.
– Так себе! – сказал он. – Владелец этого ресторана – клиент банка – иногда устраивает презентации. Честно говоря, мне больше нравится виски.
– Скользкие сволочи, – Юлька потрогала вилкой дымящегося краба. – Я чувствую себя персонажем Джулии Робертс из «Pretty Woman». Слушай, а мы не превратимся в зажравшихся буржуа, чванливых и не понимающих чаяний народа?
Он расхохотался: «Не думал, что у меня жена – тургеневская девушка. С каких пор тебя волнуют нужды народа?»
– Да ладно тебе! Поумничать нельзя. Так, когда мы едем в Испанию? – она повела плечами как танцовщица фламенко.
Сегодня они отмечали четыре месяца его работы в банке. И первый серьёзный успех. Весь город был увешан рекламными щитами, предлагающими покупать акции банка. Автором идеи раздробить название заведения на множество мелких кусочков был Х, идеологом Леонид Борисович, исполнителем он. В общем, трилоквиум заработал.
– У населения полно денег под подушкой. Сбербанку никто не верит, – уверенно произнёс Михаил Борисович. – Плюс традиционное славянское желание засунуть голову в омут. Всё-таки страна с приличным средним образованием, все что-нибудь да слышали о рантье. А тут мы – деньги приносят деньги, вот что выбирает молодое поколение.
Леонид Борисович оказался на удивление способным переговорщиком. В мгновенье ока он посетил городские службы, отвечающие за фасады зданий, фонарные столбы и перекрытия мостов. Стоимость размещения рекламы оказалась в результате смехотворной, в том числе и потому, что никаких расценок не существовало. Особенно чудодейственным образом конвертики, извлекаемые Леонидом Борисовичем из внутреннего кармана пиджака, действовали на сотрудников телевидения. Суперпопулярные молодежные ведущие млели от счастья, получая стодолларовую купюру, и восторженно декламировали написанные им тексты.
Он отчасти подменял Леонида Борисовича на переговорах, но в основном был по художественной части. Писал зазывающие мульки, продумывал географию размещения рекламных щитов. Юльке он как-то показал макет: розовощекий красногвардеец в буденовке протягивал указующий перст: – А ты уже отнёс деньги в банк?
– Н-н-да! – сказала Юлька. – Сальвадор Дали переворачивается в гробу.
– Зато доходчиво, – ответил он. – Гегемону не надо лишний раз извилины напрягать. Твой Дали, между прочим, тоже не чурался китча.
Юлька бредила Дали. Откуда в этой среднестатистической московской девочке с филологическим уклоном было столько неподдельной страсти к живописи далёкого сумасшедшего испанца, он честно не понимал. Видимо, что-то из области фрейдистских комплексов, думал он, вечно дремлющая склонность к разврату. Хотя в постели вроде всё нормально, даже очень хорошо. Он полистал, как и все на первом курсе, «Толкование сновидений», решил, что блевотина и читать не стал, благо, Фрейд в программу не входил.
– Через две недели, – сказал он. – Сначала в Барселону, два дня валяемся на пляже. А потом – в Фигерас.
На утреннем совещании трилоквиума решили подлить масла в огонь.
– Завтра объявляем о завершении продажи акций, – сообщил Леонид Борисович. – Итак, очереди стоят на хлебный склад, а тут вообще дурдом начнётся.
– Брокеры подготовлены? – спросил Х.
– Да. Три посреднических конторы, – доложил он. – Им уже передано пятнадцать процентов акций банка. У всех контор один владелец.
– Кто таков? – спросил Х.
– Некто Михаил Фридман. Фарцовщик со стажем и спекулянт театральными билетами. Несколько раз ходил под уголовным делом, но выкрутился.
– Ну, с такой биографией и с такой фамилией он нас не подведёт, – Михаил Борисович протёр очки. – Леонид Борисович, лично контролируете, чтобы не перегибали палку на перепродажах. А то отлучу выкреста от церкви. В конечном счёте, мы все хотим жить в цивилизованной стране. – Х задумчиво посмотрел на присутствующих.
– Фридмана привести? – спросил Леонид Борисович.
– Не надо, – сказал Михаил Борисович. – В нашем раскладе я белый и пушистый. Кстати, как там дело с кандидатом на пост начальника службы безопасности банка?
– Я пообщался с несколькими кэгэбешниками. Генералы, конечно, но бараньё. Чуть печень не посадил. – Леонид Борисович потёр бок. – Обещают партийные деньги заводить.
– Ясно, – сказал Х. – Партийных денег нам не надо. Раз талдычат не про своё, значит, не при делах. Есть другие кандидатуры?
– У родителей моей жены дальний родственник служит в охране Мефодьича, – сказал он. – Полковник, из честных солдафонов, мечтает о большем. Как-то по пьяни жаловался, что у Мефодьича его не ценят.
– А вот это уже любопытно, – сказал Х. – Вообще, к окружению Мефодьича надо подбираться. Все эти союзные структуры во главе Горбачевым не жильцы, поверьте моему чутью. Приглашайте родственника в субботу ко мне на дачу.
Из Барселоны выехали, когда стемнело. Водитель такси, совсем не похожий на каталонца, белобрысый, с зачем-то выкрашенными красной охрой висками, всю дорогу молча жевал резинку. «Во как! – подумал он. – Испания – прибежище анархистов всех мастей. Это кто-то из приспешников Берии сказал. Наверное. Надо запомнить, вдруг пригодится».
Юлька спала на заднем сидении. Дома, в Нальчике, горы были величественные, грозные, но навсегда слились в его памяти в одно слово: шашлык. И ещё поход. Он вечно стирал ноги в этих походах в горы, то с родителями, то всем классом со школьным физкультурником во главе. Наверное, в этих лазаниях по горам он, в общем-то, книжный мальчик, так рано научился ругаться матом. Он вспомнил вылезшие на лоб глаза отца, обнаружившего в дневнике шестиклассника напротив двойки по геометрии чётко выведенное: «На хуй, на хуй! Кричали пьяные пионэры!» Отец, пожалуй, был единственным человеком, вполне разделявшим его непреклонное желание уехать после окончания школы в Москву. «Слишком он нервный и слишком тонкий, – сказал он матери, – чтобы среди кавказцев жить. Ему в Россию надо, а лучше ещё дальше». Мать посмотрела по сторонам: «Ты чего, отец?!» Они как раз выбирали дыню на базаре.