Страница 14 из 44
— Подробнее, пожалуйста.
— Хотите услышать, что я думаю об этой легенде? Забавно — не более. Всерьез принимать ее никак нельзя. По-детски наивная история.
— Вы действительно так считаете?
— Неужели лепет этой перепуганной своры произвел на вас впечатление? Шаги, вздохи, скрипы, — произнес Поляков со злой иронией и кивнул на дверь.
Шердаков поджал губы.
— Мы говорим о людях!
— О людях говорил и Можаев.
— Что именно?
— Не помню. Его смерть яснее ясного доказывает, что этой темы лучше не касаться.
— Вы знаете, почему убили Можаева?
— К сожалению, понятия не имею. Но у смерти, как, впрочем, и у жизни, есть своя непростая логика. Постигайте ее сами. Хотя, должен заметить, занятие это отнюдь не для слабонервных — смерть не любит, когда кто-то вмешивается в ее дела, — Поляков смотрел на капитана сквозь опущенные ресницы.
Шердаков почувствовал, как по всему его телу пробежала ледяная дрожь. Голос Полякова, вялый, глухой, безразличный, выводил его из себя. Шердаков раскраснелся и тяжело засопел, но все же сумел погасить волну гнева.
— Я очень благодарен вам, господин Поляков, что вы согласились ответить на мои вопросы. Не смею вас больше задерживать. Надеюсь, постигать логику смерти вы и впредь будете только со мной. А сейчас пригласите ко мне Эмму Блиссову.
Поляков побледнел и вышел, не проронив ни слова.
Шердаков вытащил новую сигарету и закурил. Глубоко вдохнул аромат дыма.
Чертов художник! Умеет действовать на нервы. О чем он думает, чего добивается? Знает ли он убийцу Можаева? Нет, едва ли. Возможно, о чем-то догадывается, не более того.
Вошла Эмма Блиссова — взгляд суров, губы сжаты.
— Доброе утро, капитан, — холодно сказала она, присаживаясь на стул. — Никак не ожидала, что в милиции работают столь невоспитанные люди! Почему против моей воли меня почти два часа продержали в одной комнате с мужчинами? Чье это распоряжение?
Под ее грозным взглядом Шердаков почувствовал себя неуютно.
— Видите ли, мы считаем, что убийца полковника до сих пор находится в доме, — пробормотал он, запинаясь. — Поэтому мы вынуждены были принять некоторые меры предосторожности… Но я никак не предполагал, что кто-то осмелится запереть дверь…
— Дверь не была заперта. Что с того? Разве сам этот факт не достаточное свидетельство явного неуважения к даме?
— Но позвольте…
— Не перебивайте меня, пожалуйста! — Она повысила голос. — И прекратите курить эту гадость в моем присутствии! Я не выношу запаха дыма!
— Извините, — Шердаков затушил сигарету. — Я пригласил вас, чтобы поговорить о некоторых трагических моментах этой ночи.
— Я понимаю. Но почему я должна ждать целых два часа?!
— Я уже принес вам свои извинения.
— Вы считаете, этого достаточно?
Шердаков выразительно закатил глаза: «Чего же еще вы от меня хотите?»
Эмма Блиссова неодобрительно покачала головой, что могло означать: «И это капитан милиции! Чего же тогда ждать от его подчиненных?»
Шердаков нахмурился. Его руки легли на крышку стола.
— В доме произошло убийство!
— Мне это известно, — спокойно ответила Эмма Блиссова. Шердаков стал нервно перелистывать свой блокнот, затем схватил со стола сигарету, но закурить не осмелился.
— Вы были знакомы с полковником Можаевым? — спросил он.
— Мы были представлены друг другу, но практически не общались. Встречались лишь за обеденным столом, — ответила Эмма Блиссова.
— Какое он произвел на вас впечатление?
— Можаев был интересным мужчиной, но несколько импульсивным, увлекающимся. Я хочу сказать, что в его возрасте следовало бы быть более серьезным.
— Простите?
— Он обожал окружать себя ореолом таинственности.
— Как вы считаете, почему его убили?
— О Боже! Это вы у меня спрашиваете? — Эмма Блиссова испуганно округлила глаза. — Я никогда не поверю, что ваш вопрос вызван лишь простым любопытством. Очевидно, вам стало что-то известно, и теперь… теперь вы меня подозреваете?
Шердаков нервно сглотнул.
— Ваши выводы ошибочны. Я только хотел узнать, нет ли у вас каких-либо предположений на этот счет…
Последние слова капитан уже пробормотал. Под пристальным, пытливым взглядом собеседницы он стал медленно покрываться красными пятнами, проступившими даже на носу. В помещении вдруг стало очень душно Шердаков расслабил узел галстука и расстегнул воротник рубашки Эмма Блиссова предложила ему носовой платок. Капитан вежливо отказался и с задумчивым видом стал листать свой блокнот, словно рассчитывал обнаружить там что-то новое и чрезвычайно важное.
— Вот видите, — сказала Эмма Блиссова и покачала головой. — Я не ошиблась. Вы там, у себя, почему-то считаете что мы способны поверить во все что угодно.
Шердаков оторвал взгляд от блокнота, затем схватил со стола спички и нервно закурил сигарету.
— И последний вопрос, — неожиданно громко произнес он. — Вы ничего не слышали этой ночью?
— Нет. Вчера был такой трудный день. Я очень переволновалась и перед сном приняла снотворное. Меня разбудила горничная. Мне очень жаль.
— Мне тоже. Тем не менее благодарю вас за оказанную помощь. Если вас не затруднит пригласите ко мне доктора Энского.
Эмма Блиссова понимающе улыбнулась.
— Вы намерены допросить всех? Как это верно! Нужно найти противоречия в показаниях подозреваемых и, не давая им возможности опомниться, изобличить убийцу.
Она вышла Шердаков с грустью посмотрел ей вслед.
— У вас ничего не болит? — спросил Энский, входя в гостиную и устраиваясь в кресле напротив капитана. — Выглядите вы неважно. Но, думаю, это вполне объяснимо. Любой на вашем месте чувствовал бы себя не самым лучшим образом. На меня тоже это убийство произвело тягостное впечатление.
— Вы хорошо знали полковника? — Шердаков лишь мельком взглянул на своего нового собеседника, но впечатление о нем у него тут же сложилось. То, что Энский угнетен случившимся, можно было сказать с большой натяжкой. Но он врач. К людскому горю, вероятно, успел привыкнуть. Если это вообще возможно.
— Мы все неплохо знали Можаева. Он был весьма любопытной личностью. Вел себя словно заговорщик. Часто уединялся с кем-нибудь и секретничал, разговаривал недомолвками. Очевидно, у него это было в крови. Он любил окружать себя тайной. Напускал туману и наслаждался произведенным эффектом. Да, все это было бы забавно, если бы не закончилось столь трагично.
— Кто, по-вашему, мог его убить?
— Не знаю, а предполагать не берусь. Подозрение — въедливая вещь. Пусть уж оно ни на кого не падает.
— Может быть, полковник говорил о том, что его тревожит?
— Его пугала сама атмосфера в доме.
— Привидение? — осторожно спросил Шердаков. К его удивлению, Энский пожал плечами.
— И это тоже. Иначе чем можно объяснить, что горло ему перерезали именно на третьем этаже? Подняться туда в ночное время осмелится далеко не каждый.
— Н-да, — задумчиво протянул Шердаков и какое-то время молча курил.
Энский не сводил с него настороженных глаз. Забросив ногу на ногу, он нервно покачивался в кресле, затем вдруг стремительно встал.
— У вас есть еще ко мне вопросы, капитан?
Шердаков вскинул голову.
— Да, конечно. Почему вы встали? Садитесь, пожалуйста.
Энский нехотя подчинился.
На устах капитана появилась улыбка.
— Мне кажется, доктор, вы считаете убийство Можаева делом рук кого-то из жильцов. Или я ошибаюсь?
— Вы правы. Мы с Холмовым действительно сделали такое предположение. Правда, мы не исключаем возможности, что у убийцы может быть сообщник.
— Очень любопытно. Не могли бы вы изложить мне ход ваших мыслей?
— После совершения преступления у убийцы практически не было шансов покинуть дом незамеченным. Дверь была заперта, окна тоже. К тому же неясно, как неизвестный мог проникнуть в дом, не поднимая шума.
— Второго выхода в доме нет?
— Нет. Есть, правда, дверь на террасу, но и она запирается.