Страница 42 из 109
Ну, а в случае несогласия царя с предложениями как министра, так и Премьера, для принятия окончательного решения по докладу - "вызов на ковер" в Царское село...
Понятное дело, что кто-то возопит о диктаторских полномочиях Столыпина и его канцелярии, об ущемлении прав царской власти. Но, по сути своей, этот ропот будет ничем иным, как следствием личной уязвленности у определенной группы "товарищей", резко отодвинутых от кухни принятия важнейших государственных решений.
Господа с громадным уровнем амбиций или интересов, типа Плеве, Победоносцева, Витте, Мещерского, дядюшек Александровичей и Николаши, конечно, будут обижены. С мамА ему тоже предстоит очередное объяснение на повышенных тонах. Но весь этот гвалт придется вытерпеть. Ради исполнения задуманного. Ради сына, в конечном счете...
И, наконец, в-четвертых. Если он действительно желает блага своей стране, своему народу и своей семье... А он желает! То он просто обязан обеспечить последовательность и преемственность политики, как внутренней, так и внешней. А для этого нет ничего более страшного, чем министерская чехарда и смена высших госчиновников по принципу "разлюбил - надоел - с вещами на выход".
Если уж ставишь человека на ответственное место, нацелив на определенную задачу, то терпи его рабочие возражения и давай ему возможность довести ее до исполнения. Если с чем-то не согласен - спорь и настаивай на своей правоте открыто. И только если видишь, что ошибся со своим выбором, и поставленной цели этой конкретный индивид достичь объективно не способен, - убирай быстро, спокойно, не мучая и не унижая.
В конце концов, любому всегда можно найти занятие по силам на другом, менее ответственном уровне. Не стоит терять исполнителей в команде, а вместо них плодить недругов, полагая, что окончательный расчет произведен в форме выходного пособия. Другое дело, если имеет место предательство, осознанный саботаж или "крысятничанье". Кстати, это словечко "от Вадика", ему тоже почему-то понравилось...
С такими отныне предстоит поступать жестко. Но как именно, и кто будет этим заниматься, Николай намеревался решить, обсудив вначале тему с Василием Балком.
***
Несмотря на необходимость тщательной подготовки к приезду германцев, Николай не отменил ни одного важного государственного мероприятия, намеченного им на эту неделю. А гостей мало было встретить, разместить, обласкать, да потешить парадами, балами, театральными постановками и светскими приемами. Нужно было организовать для финансово-деловой команды кайзера соответствующую бизнес-программу, причем не только с общими словесами о "светлых перспективах".
Сверхплановой работы было выше крыши. Ведь капитанам германского бизнеса нужно было сразу дать понять: два "потерянных десятилетия" эпохи таможенных войн и жесткого профранцузского протекционизма "по-Витте" окончательно осталась за кормой корабля русско-германских отношений.
Немцам нужно было дать возможность пощупать собственными руками крепость дружбы, связавшей их кайзера и русского самодержца. Своими собственными глазами рассмотреть и оценить перспективы ведения дел в России, своим носом учуять запах будущих прибылей, своими ушами услышать шипение и стоны опальных лоббистов франко-бельгийского капитала, еще вчера их торжествующего конкурента на российских просторах. Прочувствовать взаимные выгоды нового Торгового договора и гарантии юридической защиты инвестиций.
Но главное, - им должны быть предложены конкретные проекты. Сразу. Вроде тех контрактов с Круппом, которые уже успели взбудоражить весь деловой бомонд Рейха.
Германцы должны убедиться в готовности своих будущих российских партнеров по бизнесу к работе в общей упряжке, ведь царь в первую очередь настаивает на вхождении немецкого капитала в российскую промышленность в форме совместных предприятий. Пусть даже, поначалу, к готовности из-под царевой палки и со скрежетом зубовным...
Ничего, стерпится - слюбится. Получение государственных оборонных заказов великой державы того стоит. Очевидно, что в таких случаях Большая политика всегда идет впереди любой экономики. Тот, кто этого не понимает - есть Dumkopf. Кстати, и русские промышленные воротилы должны воочию убедиться, что времена их страстных "брачных игр" с франко-бельгийскими толстосумами уже прошли, а проплаченые газетные статьи про "порабощение гуннами стоящей перед ними в колено-локтевой позе России" жестко аукнутся и щелкоперам, и их заказчикам...
Кстати говоря, росту германского интереса должны были поспособствовать и "смотрины" нового Кабинета министров Российской империи, царский Указ о составе и полномочиях которого был подписан за два дня до прибытия в Санкт-Петербург Вильгельма "со товарищи". Хотя при этом назначение Премьером бывшего саратовского губернатора Столыпина, человека, сумевшего не только удержать свою губернию от серьезных волнений в 1903-м году, но и не раз публично признававшего значение для всей России в целом передового опыты ведения сельского хозяйства и развития местной промышленности поволжскими немцами-колонистами, сенсацией уже не стало.
Кроме Петра Аркадьевича в состав обновленного кабинета входили министры: финансов - Коковцов В.Н., иностранных дел - граф Остен-Сакен Н.Д., внутренних дел - Плеве В.К., юстиции - граф Игнатьев А.П., промышленности и торговли - барон Врангель Н.Е., энергетики - Классон Р.Э., сельского хозяйства и госимуществ - Кривошеин А.В., путей сообщения - князь Хилков М.И., просвещения - граф Игнатьев П.Н., информации и пропаганды - Меньшиков М.О., здравоохранения - Эрисман Ф.Ф., физической культуры и спорта - граф Рибопьер Г.И., труда и социального развития - Струве П.Б., по делам национальностей - князь Ухтомский Э.Э., по чрезвычайным ситуациям - Шошин А.П., президент ИАН - Менделеев Д.И., председатель ИССП - Зубатов С.В., военный министр - Сахаров В.В., морской министр - Дубасов Ф.В., министр Двора - граф Фредерикс В.Б.. При этом не многим сразу бросилось в глаза появление в конце списка министров новой должности - Полномочным секретарем Канцелярии Кабмина был назначен Варзар В.Е..
При ознакомлении со списком членов нового российского правительства, Вильгельм не только с удивлением обнаружил введение нескольких новых для России министерских портфелей, пометив их небольшими вопросительными значками, но и поставил на полях доклада три жирных знака восклицания. Причем, фамилии генерала Сахарова, широко известного в узких кругах либерала Струве и графа Рибопьера были подчеркнуты, а рядом появилась размашистая приписка августейшей рукой: "Парижские холуи. Достоин внимания один Сахаров. Все! Дело сделано. Перед Н придется извиняться".
Этим кайзер признавал: будоражившие его опасения того, что "опарижевшаяся" родня Николая и вхожие в Александровский дворец агенты франко-британского влияния смогут, в свете блистательной победы русского оружия на Востоке, отвратить царя от идеи сближения с Германией, оказались беспочвенными.
Именно эти опасения толкнули его на скоропалительный визит в русскую столицу "со всем нашим цыганским табором", как позже с юмором напишет в своих мемуарах Тирпиц. Визит, который, на самом деле, кроме определенных надежд, также нес в себе серьезные элементы риска. Хотя бы в том, что Николай мог вполне усмотреть за всей этой спешкой и навалом недоверие к себе, к царскому слову, прозвучавшему в августе у Готланда, в салоне броненосца, носящего имя его отца.
Но русский самодержец оказался выше мелочей и был серьезно настроен на разворот политики своей империи в сторону Берлина. Пусть бы это и поняли в Париже, Лондоне и Вашингтоне. Главное, что он сам никому и ничего не забыл: в его новом правительстве число явных представителей профранцузской партии сократилось до трех человек из двадцати одного. А всего год назад в Кабинете Сергея Юльевича фон Витте таковых было под две трети.