Страница 12 из 15
Основываясь на этих данных, можно допустить, что область муромы простиралась от города Мурома вверх по Оке, на запад до пределов мери, где теперь, вблизи указанных нами мерянских названий Унемери и Ушмары, находится озеро Муромское (в Егорьевском уезде Рязанской губернии), и на северо-запад и север до водораздела между Окой и Клязьмой, где надо искать сельцо Владимирского уезда Муромское XVII века (1630–1631 годы) и где теперь видим село Муромцево к югу от Судогды также вблизи мерянских местностей. Поселения муромы вдавались клином между землями черемисы, лежавшими на северо-восток от нее, и мордвы, область которой могла первоначально простираться по южному побережью Оки и по правым притокам ее, вдоль южных границ муромы и мери, далеко на запад в соседство славянского племени вятичи. На такое положение указывают – относительно черемисы – теперешнее селение Черемись на северо-западе от Горбатова, на Сувороше, между Клязьмой и Окой, и Черемиха на северо-востоке от Коврова; и – относительно мордвы: Мердушское болото, к югу от Мурома, Мордва на Цне[77] XV века в Рязанском уделе (1496 год; Собрание государственных грамот и договоров. Т. I. С. 322), два селения Мордасова в Рязанском уезде; два селения Мордвинова в Касимовском уезде; Мордово на реке Вире в Ряжском уезде на границе с Шацким; Мордвезь в Веневском уезде по дороге в Каширу; погост Троицкое, что на Мордвези, или Мордвезь на реке Мордвези, через Хотынку вливающейся в Осетр, в Каширском уезде; Мордвино к югу от Можайска[78]. Таким образом, по этим данным, область мордвы и черемисы отмечается гораздо западнее, чем полагают обыкновенно, и догадка эта подтверждается отчасти вышеприведенным свидетельством Начальной летописи, отчасти позднейшим известием о переселении их с распространением русского владычества в этой области на восток[79].
Таковы были финские племена по эту сторону волока[80]. Что касается заволоцкой чуди, то летопись в этнографическом вступлении своем относит к ней четыре племени, называя в порядке размещения их с юго-запада на северо-восток, – пермь, печора, ямь, или емь, и угра, или югра, и кроме того в изложении событий упоминает самоядь. За исключением последнего племени, которое в конце XI века едва ли не было известно на Руси только по имени, и югры эти племена были обязаны данью Русскому государству. Полагают, что под именем перми летопись разумеет не только предков теперешних пермяков, которые еще в XIV веке занимали область, ограниченную Камой и Вычегдой, но и соседей их – зырян, племенное название которых нашим летописцам неизвестно. Часть зырян, жившая к северу от Перми по Вычегде и до реки Печоры, называлась, кажется, печорой[81]. В связи с летописной пермью несомненно стоит Биармия норманнов, которые обозначали этим именем область нижнего течения Северной Двины и беломорское побережье. Но ни в этой области, ни на Поморье население никогда не состояло из пермяков: там искони жили карелы – племя, не известное летописцу; и таким образом, в нем следует искать норманнских биармов. Норманны могли пользоваться именем перми для обозначения Карельской земли или потому, что пермь имела тогда обширную известность на севере Европы благодаря своей обширной торговле и торговым путям, пролегавшим через нее из Белого моря к Каспийскому[82], или же оба этих народа стояли в какой-нибудь связи между собой, в зависимости один от другого.
Что касается еми (емь, ямь, впоследствии гам[83]), то Начальная летопись не дает о географическом положении ее никаких точных указаний. Из подробных известий о столкновениях еми с Русью в XIII–XIV веках область ее открывается, как доказал Лерберг в превосходном исследовании своем о жилищах этого племени[84], в южной части Финляндии, где до сей поры остатки или потомки его тавасты удержали за собой название гэмов (Hame, Hamalain, множ. Hamalajset). Но едва ли тут можно искать жилища еми нашей Начальной летописи. Напротив, из всех летописных известий видно, что летописец знал и полагал это племя не на северо-западе, а на северо-востоке нашей равнины. Так, в списке инородцев, плативших дань Руси, он помещает его рядом с печорой, а в перечне населения Иафетовой части – между печорой и югрой; и там, и здесь, упомянув эти племена, он переходит к группе племен литовских, из чего нельзя не видеть, что они были, по его представлению, крайними племенами в чудском Заволочье (Лавр., с. 2, 5[85]). Далее с половины XI века мы имеем известия о борьбе Руси с заволоцким финским населением. При всей своей краткости и отрывочности они указывают, с одной стороны, что эта борьба велась если не исключительно, то главным образом емью, с другой – что она шла где-то у новгородских границ, близ Ладоги, то есть в Южном Заволочье. Так, из XI века известен поход сухопутьем князя Владимира Ярославича из Новагорода на ямь, которая была побеждена (Лавр., с. 66); затем под 1079 годом летопись говорит о гибели князя Новгородского Глеба Святославича в Заволочье, причем позднейший татищевский свод летописи прибавляет, что он был убит от еми (Лавр., 85; Татищев В. Н. История Российская. Т. II. С. 112). В XII веке новгородский летописец (I, с. 3) говорит о походе новгородцев «в Ладогу на войну» в 1005 году; в 1124 году – о зимнем походе князя Всеволода Мстиславича на ямь, которая, по словам Татищевского свода, была разбита на Свири (Татищев В. Н. Указ. соч. Т. II. С. 218). Под 1142 годом – о нападении еми на Новгородскую область, причем ладожане избили весь емский отряд в 400 человек (Новг. I, с. 9). Под 1149 годом – о нападении еми зимой на водь (Там же, с. 11). Сопоставляя эти известия с указаниями этнографического введения летописи о положении еми, следует предположить, что в эпоху Начальной летописи емь должна была занимать Южное Заволочье на пространстве от Ладожского озера до Северной Двины. В таком случае она соприкасалась на юге с весью Новгородской области, на севере – с карелами, о борьбе которых с ней до нас дошли многочисленные известия из XII–XIII веков[86], на северо-востоке и востоке, согласно со свидетельством летописи, – с югрой и печорой. Такое предположение о положении емской области в эпоху Начальной летописи, высказанное Татищевым, было поддержано и оправдано академиком Шегреном[87], который привел в пользу его из области современной этнографии финнов доказательства, делающие его почти несомненным. Остатки этого племени он указал в теперь немногочисленном[88] финском народце у Онежского озера, который у соседних русских известен под именем чуди, а сам себя зовет liudi, и язык свой liudi kiele[89]. Он живет в северо-западной части Белозерского уезда по границе с Лодейно-Польским и в северо-восточной части Тихвинского уезда к северу от Ояти; в Лодейно-Польском уезде он занимает всю южную часть его до самого уездного города, за исключением Нижней Ояти, занятой русскими; в Петрозаводском же ему принадлежит длинная полоса западного побережья Онежского озера почти до Петрозаводска с одной стороны, с другой – до реки Ивины, впадающей в Свирь через Myжену. Филологические наблюдения над языком чуди привели академика Шегрена к заключению, что по основному своему типу он имеет близкое сродство с языком финляндской еми (тавастов) и что, следовательно, хотя это племя образовалось из смешения различных финских народцев, но емь вошла в него главным и существенным элементом.
77
Вероятно, по Цне, левому притоку Оки, в Егорьевском уезде.
78
Кроме указанных местностей в древних актах мы находим местности с мордовскими названиями: Мордыш – село, пожалованное в 1440 году великим князем Гороховецкому монастырю Св. Василия на Клязьме (Акты истории…, № 38), Мордошное в области Нерли 1472 (год); Мордощское в Суздале 1472 (год) (Акты истории…, т. I, № 333).
79
См.: Карамзин Н. М. Указ. соч. Т. V. С. 25 и примеч. 40, 41, с. 16.
80
Летопись не говорит ничего о мещере, хотя племя это оставило по себе многочисленные следы в Окской области, следы, известные с очень раннего времени. До сей поры четыре северных уезда Рязанской губернии называются мещерскими. В древних актах находим: деревню Пурпна и деревню Филиповскую на Мещерске в Нижегородском уезде (до 1418 года; Акты истории…, т. I, № 25); рубеж мещерский между Переяславлем и Рязанью (1496 год; Собрание государственных грамот и договоров. Т. I. С. 882). В Рязанском княжестве были мещерские бортники, мещерские волости (Там же). В Московской области Мещерка у Коломны (1356 год; Собрание государственных грамот и договоров». Т. I. С. 39); Мещерка Коломенской волости (1389 год; Там же, с. 58); Мещерка во Владимирском уделе, в Мелехотском уезде (1504 год; Акты экспедиции…, с. 111). В Окской области и теперь много местностей носят названия Мещерских.
81
Siogren. Ueber die alteren Wohnsitze der Jemen. S. 290.
82
Castrim. Ethnolog. Vorlesungen. S. 136.
83
В 1489 году «Князь великий был в Новегороде да послав рать свою в Гамскую землю… на Свейские и Каанские немцы… они же ходиша до Гамецкого города, землю Немецкую створиша пусту». В Новг. и Воскр. лет // Полн. собр. русск. лет. Т. IV. С. 135; Т. VIII. С. 231.
84
См.: Исследования в переводе Языкова, с. 37.
85
О порядке исчисления чудских племен у Нестора см. заметку Шегрена.
86
Известия Новгородской I летописи под 1143, 1191, 1228 годами и др. (с. 20, 42–43).
87
В не раз приведенном нами исследовании Ueber die alteren Wohnsitze der Jemen.
88
Общее число этого племени Шегрен полагал до 20 тысяч душ обоего пола, но, по его замечанию, это племя с каждым годом уменьшается, подвергаясь сильному влиянию соседнего русского населения.
89
Liudi – племя, kiele – язык. Слово «liudi» Кастрен считает русским переводом (люди) какого-то собственного племенного названия этого народца, теперь утратившегося.