Страница 42 из 43
В сущности, уже утром того Судного Дня началась частичная мобилизация резервистов. Но времени для того, чтобы организовать их, укомплектовать и доставить к границам уже не оставалось.
6 октября 1973 года в 13.59 Сирия и Египет одновременно напали на Израиль.
Сирия задействовала для своей первой атаки три моторизованные и две бронетанковые дивизии, насчитывающие 1200 танков и 45 000 солдат. Путь им преградили менее 180 танков и 4500 солдат. 2000 египетских танков и трем дивизиям египетской мотопехоты противостояли бронетанковая бригада из 240 танков и 600 солдат, засевших в бункерах "линии Бар-Лева".
Египтяне начали войну с того, что артиллерия подавила огонь из бункеров, танки-амфибии советского производства форсировали Суэцкий канал, выровняли с помощью водоструйных пушек плацдарм, заняли на нем передовые позиции, после чего советские мостоукладчики начали наводить понтоны, по которым пошли другие танки.
Уже спустя несколько часов "линия Бар-Лева" была прорвана – часть ее дзотов уничтожена египетскими десантниками и пехотинцам, а те, которые продолжали держаться, оказались в тылу противника, то есть, по сути дела, в окружении. По большому счету, это означало, что путь для египетской армии на Тель-Авив открыт.
Сирийцы в первый день войны также добились значительных успехов, и таким образом положение на всех фронтах было катастрофическим. Ветераны израильской журналистики вспоминают, как на пресс-конференции, собранной для того, чтобы сообщить о начале войны, у Моше Даяна предательски тряслись руки – точь-в-точь, как у членов ГКЧП в дни августовского путча 1990 года в СССР. Уже позже стало известно, что в первые дни войны Моше Даян и Голда Меир хотели покончить жизнь самоубийством, но перед этим отдать приказ сбросить на Каир и Дамаск атомные бомбы – и тогда бы мир неминуемо погрузился в кошмар ядерной войны…
В том, что события не приняли столь трагический и для евреев, и для арабов, да и для всего человечества оборот, есть немалая заслуга генерала запаса Ариэля Шарона.
Именно тогда, осенью 1973 года, автор этих строк, как и миллионы других живших в СССР евреев, впервые услышал имя Ариэля Шарона. В первые дни Войны Судного Дня советская пресса была переполнена сообщениями о грандиозных победах арабских армий и предсказаниями скорого уничтожения Израиля, и эти военные сводки невольно повергали нас в уныние – как ни крути, а мы чувствовали свою неразрывную связь и с древней еврейской землей, и с еврейским государством. Одновременно повсюду – в магазинах, на предприятиях, даже в школах – оживились антисемиты всех мастей, не скрывавшие своей радости по поводу того, что происходит на Ближнем Востоке и то и дело посмеивающиеся над евреями – дескать, хорошо арабы показали вам кузькину мать, скоро и мы вами займемся…
Помню, отец возвращался в те дни с работы сам не свой и после просмотра информационной программы "Время", молча выходил на балкон и выкуривал там сигарету за сигаретой. Но однажды он появился в доме с немецким транзисторным приемником, который за 200 рублей – немалые по тем временам деньги – купил у приятеля. И вечером, погасив свет, чтобы все соседи думали, что мы улеглись спать, плотно закрыв дверь спальни, мы улеглись с ним на кровать и стали ловить "Голос Америки" и "Голос Израиля", чтобы узнать правду о ходе войны. Это была наша с ним тайна – о том, что мы до глубокой ночи слушаем "вражеские голоса". И трудно описать ту радость, которую мы испытали, узнав о прорыве генерала Ариэля Шарона на другой берег Суэцкого канала. С этой минуты мы уже не сомневались в победе Израиля, и на следующий день после этого сообщения отец устроил в доме праздничный обед.
Вне сомнения, наша семья была далеко не единственной еврейской семьей в Баку, да и в тысячах других городах и городках Советского Союза, в которой с восторженным придыханием повторяли имя Ариэля Шарона. Было ощущение, что он принес победу не только Израилю, но и всему еврейскому народу. И думается, уже из этого понятно, какое место занимает фигура Ариэля Шарона в сознании евреев-выходцев из СССР, и почему они, оказавшись в Израиле, относились к нему с таким пиететом и так яростно отдавали ему свои голоса на выборах…
Глава 14. Царь Израиля
5 октября 1973 года Шарон, как обычно, в девять утра прибыл в "Мецудат Зеэв", чтобы из своего кабинета на двенадцатом этаже руководить ходом предвыборной кампании. Однако он не успел расположиться в кресле, как раздался звонок – на линии был начальник штаба Южного армейского округа подполковник Ури Бен-Ари.
– Арик, египтяне подтягивают свою армию к границе, – сообщил он. – Кажется, это серьезно. Ты можешь приехать?
Через два часа Шарон уже был в штабе округа в Беэр-Шеве и, щуря глаза, рассматривал сделанные самолетом-разведчиком аэрофотоснимки, напоминая в эти минуты хирурга изучающего рентгеновские снимки накануне особо сложной операции.
– Все понятно, – наконец, сказал Шарон. – Они действительно готовятся к войне – это без вариантов. Сначала подавят нашу линию обороны артогнем, а затем пойдут танки. Думаю, все начнется дня через два. Вы уже отдали приказ о приведении всех частей в боевую готовность номер один?
– В какую готовность, Арик?! – изумился Бен-Ари. – Завтра – и суббота, и Судный день. Почти все в отпусках…
– Ну так, значит, вызывайте их из отпусков, – раздраженно сказал Шарон. – Повторяю, в нашем распоряжении два-три дня, не больше.
Из штаба округа, даже не встретившись с его новым командующим Шмуэлем Гоненом, Шарон направился на базу вверенной ему в случае войны 143-й резервной бронетанковой дивизии. На всей базе в это время находилось лишь несколько офицеров, да призванные поддерживать танки в рабочем состоянии механики, но и те собирались разъезжаться по домам.
Отменив отпуска, Шарон приказал механикам расчехлять все танки и начать готовить их к выходу из базы – заполнить баки горючим, уложить в каждый танк полагающийся ему боекомплект, сухой паек, одеяла и т. д. Убедившись, что техперсонал приступил к работе, Шарон сел в своей комнате, разложил на столе карты и фотографии и стал думать. Вначале он хотел отдать приказ о немедленном призыве всего личного состава бригады на базу, но потом решил, что это можно будет сделать и вечером, на исходе Судного дня – к тому времени все танки и БМП как раз будут находиться в рабочем состоянии. Наконец, окончательно решив не спешить, Шарон поехал с базы на казенную квартиру в Беэр-Шеве, с которой он еще не успел съехать, и велел Лили и детям собираться – Судный День он хотел провести на своей ферме "Шикмим". До фермы они добрались под вечер, уложили детей спать, а потом долго гуляли с Лили, осматривая свои владения: нанятые Ариком рабочие посадили на полях хлопок и дыни, и скоро можно было приступать к сбору урожая…
Потом Шарон и сам не мог объяснить, почему после этой длительной романтической прогулки, он поднялся с постели в шесть часов утра, сел в машину и направился обратно – Беэр-Шеву, в штаб округа. Там уже вовсю анализировали новые данные авиаразведки, после чего пришли к выводу, что медлить нельзя и нужно возвращать солдат и офицеров на базы.
В восемь утра Ариэль Шарон отдал приказ о начале мобилизации личного состава своей резервной бригады. Телефонистки и оставшиеся на базе бригады офицеры начали обзванивать солдат и командиров, приказывая им как можно скорее прибыть к месту службы. Когда в два часа дня стало известно о том, что Сирия и Египет начали войну, Шарон понял, что совершил роковую ошибку – приказ о мобилизации следовало отдать еще вчера, тогда большая часть личного состава уже находилась бы у своих танков, помогая механикам приводить их в рабочее состояние. Для полного развертывания его бригады требовалось, как минимум, 48 часов – слишком много, если учитывать, как складываются события. Позвонив на ферму, Шарон сообщил жене, что началась война, и попросил ее приехать в Беэр-Шеву – собрать ему все необходимые по такому случаю вещи. Лили не нужно было объяснять, какие именно вещи нужны ее Арику – она это прекрасно знала сама.