Страница 40 из 43
Тем не менее, вернувшись с пляжа, Шарон созвонился с входившим в партию "Херут" Эзером Вейцманом и заручился у него поддержкой своей идеи – ему даже удалось выбить из Вейцмана обещание, что если Бегин воспротивится объединению, то Вейцман пойдет против него и станет угрожать своим выходом из партии. Первый шаг, таким образом, был сделан, но впереди Арика ждало самое трудное испытание – встреча с лидером "Херута" Менахемом Бегиным.
С момента их знакомства в иерусалимской гостинице "Царь Давид" в Иордане утекло уже немало воды, и в начале 70-х годов Арик стал частым гостем в маленькой, обставленной старой мебелью квартирке Бегина в Тель-Авиве. Той подлинной дружбы, которая у него была с Бен-Гурионом, между ними не возникло, но Шарону нравилось бывать у Бегина, нравилось беседовать с этим интеллигентным и европейски образованным человеком на разные темы, и Бегин всегда подчеркивал, что двери его партии открыты для Арика и тот может рассчитывать на самое высокое место в ее списке.
Но Арик прекрасно понимал, что одно дело вести разговоры за чашкой кофе с пирожными и совсем другое – встретиться с Бегиным в качестве лидера крупнейшей правой партии и обсуждать с ним вполне конкретную идею. И он не ошибся в этих своих предположениях.
Менахем Бегин встретил Ариэля Шарона в своей партийной цитадели – самом высоком на тот момент здании в Тель-Авиве, получившем в честь Зеэва Жаботинского название "Мецудат Зеэв" – "Крепость Зеэва". Впрочем, при желании это название можно было перевести и как "Волчья крепость".
Когда Арик вошел в кабинет Бегина, в нем уже сидело несколько видных деятелей "Херута". Бегин начал разговор с того, что идея у Арика, конечно, интересная, но прежде, чем ее обсуждать, он хотел бы быть уверенным, что Шарон, пытаясь ее реализовать, будет учитывать политические интресы блока ГАХАЛ. А посему он готов обсуждать с Ариком идею создания единой правой партии только после того, как Шарон официально присоединится к одной из входящих в этот блок партий – либо к "Херуту", либо к "Либеральной партии".
Шарон с ходу разгадал сущность этого маневра Бегина – тот хочет снова воспользоваться его именем в предвыборной кампании, а заодно контролировать каждый его шаг, все его переговоры с лидерами других партий и, в случае, если Бегину что-то не понравится, он сумеет связать его по рукам и ногам партийной дисциплиной.
– Я думаю, – сказал он вслух, – это было бы неправильным шагом. В том-то и дело, что сейчас я не принадлежу ни к одной из партий, и потому никто не может обвинить меня в том, что, призывая к объединению, я просто действую на руку конкретным людям. Поэтому я бы не хотел спешить со вступлением в ту или иную партию, но готов стать членом сразу объединенной партии или блока.
– Что ж, – сказал Бегин, – тогда и мы не хотим спешить с обсуждением твоей идеи…
Уже на улице Шарон понял, что и в самом деле вел себя как мальчишка – не сумев проявить необходимой для политика гибкости, он, по сути дела, испортил отношения с Бегиным и потерял ГАХАЛ. А без ГАХАЛ предпринятое им начинание просто теряло смысл.
Достав из кармана монетку, Шарон подошел к ближайшему телефону-автомату, позвонил Бегину и сказал, что вел себя не очень умно, был неправильно понят и потому хотел бы еще раз, как можно скорее встретиться с ним и объясниться.
Вторая встреча между двумя политиками, один из которых считался гроссмейстером политических шахмат, а второй – начинающим, не имеющим даже третьего разряда игроком, произошла в тот же день вечером в кабинете Бегина в Кнессете. На этот раз разговор шел с глазу на глаз и, принеся свои извинения за непродуманные слова, Шарон сказал, что, конечно же, в самом ближайшем будущем он намерен присоединиться к ГАХАЛу и готов публично заявить об этом, но хотел бы в ответ получить разрешение – именно разрешение! – Бегина на встречу с лидером "Свободного центра" Шмуэлем Тамиром.
– Ну что ж, – милостиво сказал Бегин, – можешь с ним поговорить. Хотя лично я думаю, что говорить с этим типом не о чем, и ты сам скоро в этом убедишься. И не тяни со вступлением в партию – до выборов осталось совсем немного.
Арик вышел из Кнессета чрезвычайно довольный собой.
– А ведь вам шах, товарищ гроссмейстер! – с улыбкой подумал он, садясь в машину.
В начале августа 1973 года на пресс-конференции, состоявшейся во все том же Доме журналистов Ариэль Шарон объявил о своем присоединении к "Либеральной партии" и показал журналистам новенький партбилет.
Выбор "Либеральной партии" в качестве политического трамплина был, разумеется, не случаен – у этой партии не было единого сильного лидера, и в ее рядах Арик мог чувствовать себя относительно свободно, в то время как в "Херуте" все подчинялись диктату Бегина, подпадая под его обаяние и признавая силу его личности.
В этот момент переговоры о создании объединенной партии правого лагеря уже шли полным ходом, и у нее уже даже появилось название – "Ликуд". В переводе на русский это слово означает "сплочение, объединение".
В напряженных переговорах с будущими соратниками и пролетел весь август. Первоначальный расчет Шарона оказался верным: лидеры всех правых партий понимали, что отказаться от идеи объединения, значит, стать в глазах своих сторонников предателями общего дела и совершить политическое самоубийство. Вскоре о своем присоединении к "Ликуду" сообщили партия "Государственный список" и внепарламентское, но пользующееся большим влиянием в среде израильской интеллигенции движение "Рабочая группа по развитию Израиля".
Как и предсказывал Бегин, все уперлось в лидера "Свободного центра" Шмуэля Тамира.
Профессиональный адвокат, Тамир вникал во все детали будущего договора об объединении и, вдобавок, торговался за места в списке, как цыган на базаре. Несмотря на то, что его партия обладала всего двумя мандатами в Кнессете, Тамир требовал, чтобы ей предоставили 4 позиции в числе тех 35 мест в Кнессете, на которые намеревался претендовать "Ликуд".
Наконец, устав от бесконечных споров с Тамиром, Арик договорился, что "Свободному центру" будут предоставлены 6, 16, 29 и 35-е места в списке. Расценив эту договоренность как победу, он вместе с Эзером Вейцманом направился к Бегину. По дороге Шарон договорился с Вейцманом о том, что если Бегин отвергнет такой вариант списка, то они оба выставят ему ультиматум – либо он идет на союз со "свободным центром", либо они оба покидают ГАХАЛ.
Разумеется, Бегин назвал требования Тамира наглостью, но еще больше он возмутился тем шантажом, к которому решили прибегнуть Шарон и Вейцман. В "Мецудат Зеэв" вспыхнул скандал, и, поняв, что они погорячились, два самых прославленных генерала израильской армии пошли на попятную.
– На самом деле, – сказал Шарон, когда страсти чуть поутихли, – я не понимаю, почему бы нам не дать Тамиру эти места? Да, его требования велики, но приемлемы. В конце концов, я почти уверен, что мы получим не 35, а 40 мандатов. Если хотите, я согласен занять в общем списке 38-е и даже 40-е место!
– Дело не в этих местах, Арик! – объяснил ему Бегин. – Дело в том, что Тамир идет на откровенный шантаж, а если ты в политике один раз поддашься шантажу, то пиши – пропало: аппетиты шантажиста будут расти. Ты же вместо того, чтобы умерить этот аппетит, почему-то попытался шантажировать нас…
Шарону пришлось снова вернуться за стол переговоров с Тамиром, и на этот раз они сошлись на том, что "Свободный центр" получит 8, 16, 29 и 36 места в общем списке.
11 сентября 1973 года Шмуэль Тамир вместе со своей женой Рут явился в "Мецудат Зеэв", чтобы подписать соглашение об объединении. В последний момент Тамир попытался выкинуть еще один фортель: он потребовал внести в договор пункты, освобождающие его в ряде случаев от соблюдения коалиционной дисциплины и дающие ему право голосовать так, как он хочет, независимо от того, какой позиции придерживается по данному вопросу единый блок правых партий.