Страница 10 из 26
Эротический заряд этих сочинений невольно будил его воображение, порождал в воображении картины и образы, которые отнюдь не соответствовали возрасту мальчика. И в книгах по Каббале, вне сомнения, заключен еще один источник той гиперсексуальности, которой была буквально пронизана почти до самых последних дней личная жизнь великого писателя и все его творчество; не раз изображавшего сексуальное влечение как основную движущую силу всех поступков человека.
Заслышав в коридоре шаги отца, Иче поспешно захлопывал книгу, возвращал ее на полку и бежал играть на улицу со своей соседкой Шошей, считавшейся больной, отстающей в развитии девочкой. Что любопытно – это были самые примитивные, простые игры в «камень, ножницы, бумагу», «в семью» и т. д., из которых многие мальчики его возраста к тому времени уже выросли. Ицхок же играл в них с таким же увлечением, как и «полоумная» Шоша, ничуть не стыдясь того, что это – «игры для маленьких». Не исключено, что его тянуло к Шоше, прежде всего как к благодарной слушательнице, которой он мог пересказать все только что прочитанное и поделиться с ней своими тайными мечтами. Например, мечтой о том, что когда он вырастет, то станет Мессией, и у него будет, как у царя Соломона, бесчисленное число жен и наложниц.
Эту свою доверенную Шоше детскую мечту, Зингер потом не раз вспомнит на страницах самых различных своих книг, и, конечно же, в псевдоавтобиографическом романе, в котором сделает ее главной героиней:
«Дня не проходило без того, чтобы я не прибежал к Шоше с новой историей. То я вдруг придумывал такой напиток, что если выпьешь его, то станешь сильным, как Самсон. Я уже выпил его, потому теперь могу выгнать турок из Святой земли и стать царем евреев. То оказывалось, что я нашел шапку-невидимку и собирался, когда вырасту, стать мудрым и сильным, как царь Соломон, а он понимал даже язык птиц. Рассказал я Шоше и о царице Савской…
…Шоша приподняла юбочку и посмотрела на свои ножки, а я сказал:
– Шоша, ты прекраснее царицы Савской.
И еще я сказал, что если бы я был помазан и воссел на Соломоновом троне, то взял бы ее в жены. Она была бы царицей и носила бы на голове корону из бриллиантов, изумрудов и сапфиров. Другие жены и наложницы склонялись бы перед ней до земли.
– И много жен у тебя было бы? – спросила Шоша.
– Вместе с тобой – тысяча.
– А зачем тебе так много?
– У царя Соломона была тысяча жен. Об этом говорится в «Песне песней».
– А разве это разрешено?
– Царь может делать, что хочет…»
Таким образом, вопреки тому, что утверждали многие недоброжелатели Башевиса-Зингера, та свобода, которую он позволял себе на протяжении всей жизни в отношениях с женщинами, для него самого отнюдь не была вызовом еврейским ценностям, а, как ни странно, именно в них и коренилась. С детства на примере жизни библейского праотца Иакова, царей Давида и Соломона и др. будущий писатель уверился, что мужчина может одновременно с равной страстью любить сразу нескольких женщин…
Не меньше, а возможно, и больше, чем страницы, рассказывающие о природе Бога и устройстве мироздания, мальчика привлекали и разделы Каббалы, посвященные перевоплощению душ, которые, если верить этим книгам, могли в следующем своем рождении оказаться в теле не только человека, но и животного или растения, а то и вовсе оказаться заточенными в неживой материи – в камне, или, скажем, в крыльях мельницы.
Там же рассказывалось, что, помимо людей, в мире существует еще множество ангелов, демонов, бесов и других существ и говорилось о том, как вступать с ними в разговор или даже в деловые отношения; как подчинять их себе или как от них избавляться. Многие из этих созданий назывались по именам и описывались так, как будто каббалисты были знакомы с ними лично и хорошо знали их сильные и слабые стороны, а также чего от каждого из них можно было ждать.
Для Иче-Герца все это отнюдь не было сказками – книги лишь подтверждали те рассказы о всяких потусторонних силах, которые он в свое время слышал в Радзимине и Билгорае. А потому он старательно запоминал имена высших и низших ангелов, демониц-жен Асмодея, бесов, служащих у него на посылках и т. д., тщательно скрывая эти свои познания от взрослых.
Когда Иче-Герцу (во всяком случае, согласно официальной дате его рождения) было примерно девять лет, он наткнулся на принесенные старшим братом книги на немецком языке и, благодаря тому, что немецкий похож на идиш, быстро, в течение пары месяцев, освоил его и стал на нем свободно читать. Вскоре он проглотил «Антологию немецкой поэзии», из которой наибольшее впечатление на него произвели «Лесной царь» Гете и «Лорелея» Гейне. В том, что два этих поэта с такой силой описывали потусторонние существа, мальчик увидел еще одно доказательство правдивости каббалистических книг.
Тем временем в семье Зингеров стали происходит перемены, которым предстояло в немалой степени предопределить мировоззрение героя этой книги.
Как Пинхас-Менахем Зингер ни пытался удержать своих старших детей от того, что в его глазах было падением в глубочайшую бездну, Исраэль-Иешуа и Гинда-Эстер с каждым днем все дальше и дальше отходили от еврейской религии и еврейского образа жизни.
Открывшийся им в Варшаве огромный мир с его соблазнами и возможностями манил к себе; проснувшиеся в обоих творческие способности искали выхода и признания. Исраэль-Иешуа стал все чаще и чаще по целым дням пропадать из дома. Вскоре он сблизился с обретающейся в Варшаве еврейской богемой – молодыми художниками, писателями, актерами, большинство из которых если и не состояли официально в польской компартии, то открыто ей сочувствовали. В этом кружке старший сын четы Зингеров активно расширял свой кругозор, проглатывая все рекомендуемые ему товарищами книги.
При этом он не только не скрывал происходящих в нем перемен от родителей, но и всячески их подчеркивал, принося домой «еретические» книги, газеты на идиш и на иврите, а также то и дело заводя с отцом и матерью споры на мировоззренческие темы.
А на страницах газет того времени тоже кипели жаркие не только политические, но и философские споры, они подробно рассказывали о последних открытиях в области физики, биологии, химии, стремительно менявших представление людей о самом устройстве мироздания.
И маленький Иче-Герц, несмотря на все протесты отца, прочитывал эти газеты с первой до последней страницы. Именно из газет он узнал о теориях Мальтуса и Дарвина, о том, что Вселенная – бесконечна и планета Земля – лишь крохотная точка на карте нашей галактики… Все это, естественно, вызывало живой интерес у мальчика, будило его воображение, порождало все новые вопросы.
Еще больше вопросов возникало у него во время жарких дебатов старшего брата то с отцом или матерью, то с ними обоими сразу.
Исраэль-Иешуа говорил, что никакого Бога нет и в помине, что евреи – отнюдь не избранный, а такой же народ, как и все остальные, разве что более несчастный; что если внимательно прочитать Библию, то выходит, что ее герои, которых евреи считают праведниками, на самом деле не такие уж праведники, а подчас и самые настоящие злодеи и убийцы…
– Но как же мог мир возникнуть сам по себе, из ничего?! – спрашивал Исраэля-Иешуа отец. – Должен был быть Некто, кто его создал, и это Некто и есть Бог!
– А кто тогда создал Бога? – ехидно вопрошал Исраэль Зингер. – Где вообще доказательства Его существования?!
– Два миллиона евреев стояли у горы Синай и воочию видели явление Творца – об этом сказано в Торе! – возражала мать.
– Откуда ты это знаешь? – парировал Исраэль. – Ты что, там в этот момент была?!
– Мы видим проявления Бога во всем окружающем мире, – продолжали настаивать на своем родители. – В самом факте того, что он избрал наш народ, избрал нас…