Медовый месяц: Рассказы

Было всего только десять часов серого, с не яркими солнечными проблесками утра. Стоило появиться такому проблеску, и комната казалась еще более неуютной и грязной, чем она была на самом деле. Виола опустила жалюзи — однако от них постоянно исходил беловатый отсвет, что было не лучше. Живыми были лишь гиацинты в кувшине, подаренные Виоле дочерью хозяйки: букет стоял на столе, и от округлых лепестков шел тошнотворный запах; несколько бутонов готовы были вот-вот распуститься, и листья сверкали, как масляные.

Виола подошла к раковине, налила воды в эмалированный таз, чтобы вымыть лицо и шею. Опустив лицо в воду, Виола открыла глаза и потрясла головой — весело! Виола повторила это три раза. «А ведь я могу умереть, если буду долго оставаться под водой, — подумала она. — Интересно, сколько надо времени, чтобы потерять сознание?.. Помнится, я читала о женщинах, утопившихся в ведре. А в уши вода заливается? Таз должен быть таким же глубоким, как ведро?» Виола проводила опыт — она обхватила раковину обеими руками и медленно опускала лицо в воду, — когда раздался стук в дверь. Вряд ли это хозяйка. Может быть, Казимир? Не вытерев лицо и волосы, не застегнув корсаж, Виола бросилась открывать.

Опершись плечом о стену, в коридоре стоял незнакомый мужчина. Увидев Виолу, он широко открыл глаза, и на его лице появилась обаятельная улыбка.

— Прошу прощения, фрейлейн Шефер здесь живет?

— Нет, никогда о такой не слышала.

Его улыбка была такой заразительной, что Виоле тоже захотелось улыбнуться; к тому же, умывание освежило ее, щеки приятно горели.

Незнакомец, казалось, был крайне разочарован.

— Не может быть! — вскричал он. — Вы хотите сказать, что она вышла?

— Нет, она тут не живет, — ответила Виола.

— Но, прошу прощения, одну минуту.

Отойдя от стены, он оказался напротив Виолы, расстегнул пальто и достал из внутреннего кармана клочок бумаги, разгладил его, не снимая перчаток, и протянул Виоле.

— Да, адрес этот, но, верно, в номерах ошибка. На этой улице много домов с меблированными комнатами, знаете ли, и больших тоже.

На бумажку с волос Виолы упало несколько капель. Она рассмеялась.

— Ох, я, кажется, ужасно выгляжу — сейчас!

Виола метнулась к раковине, схватила полотенце. Дверь оставалась открытой… В конце концов, что еще говорить? И зачем ей понадобилось, чтобы он ждал? Набросив полотенце на плечи, Виола, неожиданно посерьезнев, возвратилась к двери.

— Извините, мне неизвестно ее имя, — холодно произнесла она.

— И вы меня извините, — отозвался незнакомец. — Вы давно тут живете?

— М-м… Да, давно.

Виола стала медленно закрывать дверь.

— Ну что ж — до свидания и спасибо. Надеюсь, я не очень вас потревожил?

— До свидания.

Виола слышала, как он идет по коридору, потом он остановился, закурил сигарету. Да — слабый запах хорошей сигареты проник в ее комнату. Виола вдохнула его и улыбнулась. Что ж, прелестная была передышка! Он выглядел на удивление счастливым: да еще тяжелое пальто, длинные перчатки на пуговицах, красиво уложенные волосы… и улыбка… «Баловень судьбы» — это ему подходит; не знающий ни в чем отказа юноша, для которого весь мир площадка для игр. Подобные люди настраивают на положительный лад — глядя на них чувствуешь себя «изменившейся». Здравомыслящие они — здравомыслящие и солидные. Можно точно сказать, что за всю жизнь с самого первого и до самого последнего дня им в голову не придет ничего необычного. И жизнь к ним благосклонна — качает их на коленях. Что ж, правильно. В это мгновение Виола заметила на полу скомканное письмо Казимира — и улыбки как ни бывало. Не сводя глаз с письма, Виола принялась заплетать косу; глухая злость вновь завладела ею — она как будто вплетала ее в свою косу, которой потом туго обвила голову… Конечно же, это с самого начало было ошибкой. Почему? О, Казимир пугающе серьезен. Если бы Виола чувствовала себя счастливой, когда они познакомились, она бы и не взглянула на него; но они были как два пациента в одной больнице — оба находили успокоение в болезни друг друга. Миленькое основание для любви! Несчастье столкнуло их лбами: в изумлении они посмотрели друг на друга и прониклись взаимной симпатией…

«Жаль, у меня не получается посмотреть на ситуацию со стороны — тогда я нашла бы выход. Ведь я в самом деле люблю Казимира… Ах, будь хотя бы один раз честной. — Виола упала на кровать и спрятала лицо в подушку. — Никакой любви не было. Мне нужен был кто-нибудь, кто бы обо мне заботился и содержал, пока мои работы не начнут покупать — а он еще отгоняет от меня мужчин. Что бы было, если бы не он? Я бы потратила свои жалкие гроши, а потом…. Да, это все решило, я думала о „потом“. Он был моим спасением. И тогда я верила в него. Мне казалось, стоит только людям прочесть хотя бы страничку его прозы, и он станет богатым. Мне казалось, что его бедность продлится не дольше месяца. О, если бы только я принадлежала ему, — говорил он, — стала стимулом… Было бы забавно, если бы не было так плохо! Все произошло совсем не так — за несколько месяцев ему ничего не удалось напечатать. Мне тоже не везло…. Но на себя я и не рассчитывала. Да, суть в том, что я черствая и злая, и у меня нет ни веры, ни любви к неудачникам. В конце концов, я начинаю их презирать, как сейчас презираю Казимира. Думаю, во мне говорит дикарское тщеславие женщины, жаждущей, чтобы мужчина, которому она отдала себя, непременно стал великим вождем. Однако жариться в этом отвратительном доме, пока Казимир рыскает по городу, стучась во все издательские двери, — это унизительно. Я не могу быть сама собой. Ведь не для бедности же меня произвели на свет — я расцветаю только среди по-настоящему беззаботных людей, которых никогда и ничто не огорчает».

На память пришел незнакомец — не следовало его прогонять. «Вот это мужчина. По крайней мере, на первый взгляд у него нет забот. Наверное, он мог бы дать мне все, что я хочу, с ним я бы не потеряла вкус к жизни и не считала бы себя парией. Мне никогда не хотелось сражаться с жизнью — так уж пришлось. По правде говоря, мой внутренний источник счастья понемногу пересыхает из-за этого жуткого существования. Я умру, если ничего не изменится — и… — Виола широко раскинула руки в постели. — Я хочу страсти и любви, а еще приключений — без них для меня нет жизни. Почему я должна сидеть тут и гнить?»

— Я гнию! — крикнула Виола, тешась звуками своего как будто надтреснутого голоса.

«Но если я все это скажу Казимиру, когда он придет, и он ответит „иди“ (а он именно так и ответит, и за это я тоже ненавижу его — он никогда не спорит со мной), что мне тогда делать, куда идти?» Идти было некуда. «Я не хочу работать, не хочу сама пробивать себе дорогу. Мне нужна легкая жизнь, я хочу наслаждаться роскошью. Пожалуй, я гожусь только для одного: быть великой куртизанкой».

Однако Виола не знала, как подступиться к этому занятию. Пугала мысль, что надо выйти на улицу — ей приходилось слышать об ужасных вещах, которые случаются с такими женщинами: мужчины заражают их дурными болезнями, не платят. Да еще каждую ночь придется спать с новым мужчиной — нет, это было невозможно.

«Будь у меня красивые платья, я бы переехала в хороший отель и нашла бы там богатого мужчину… как сегодняшний незнакомец. Лучше не придумаешь. Ах, будь у меня его адрес, я бы пару раз столкнулась с ним случайно, и, уверена, мне бы удалось его увлечь. Он бы смеялся целый день и давал бы мне сколько угодно денег…»

Едва Виола подумала об этом, как ей стало тепло и приятно. Она стала мечтать о красивом доме, шкафах, ломящихся от платьев и духов. Ей привиделось, как она садится в экипаж; а вот в постели она смотрит на незнакомца загадочным сладострастным взглядом. Виола попробовала изобразить такой взгляд… И больше никаких забот, одно сплошное счастье. Такая жизнь ей подошла бы. Что ж, остается отпустить Казимира сегодня вечером на охоту, а пока его не будет… Вспомни-ка — до двенадцати часов завтрашнего дня надо заплатить хозяйке, а денег нет даже на еду. Вспомнив о еде, Виола почувствовала острую резь в желудке. Есть хотелось не на шутку. Все из-за Казимира… и того мужчины, который ни в чем не знает отказа с самого рождения. Вид у него был такой, словно он может заказать самый роскошный обед. Ах, ну почему она не разыграла эту карту? Его прислало само провидение, а она дала ему от ворот поворот. «Если бы повернуть время назад, я была бы умнее». Вместо обыкновенного человека, с которым Виола перемолвилась несколькими словами, ей привиделся великолепный рыцарь. Он улыбался и обращался с ней, как с королевой… «Лишь одного я бы не стерпела — окажись он грубым или вульгарным. Но он не был таким — он настоящий мужчина, и он извинился… Я уверена в себе, в своей красоте, и знаю, что могу заставить мужчину делать то, что мне хочется…» Размечтавшись, она словно опять почувствовала сладкий аромат сигареты. И вдруг вспомнила, что не слышала шагов на каменной лестнице. Неужели незнакомец не ушел?.. Нелепая мысль — жизнь не предлагает двух шансов подряд. И все же Виола была совершенно уверена, что он здесь. Она потихоньку встала, сняла с крючка на двери длинный белый халат и, лукаво улыбаясь, надела его. Она не знала, что будет дальше. Лишь подумала: вот потеха! Они с незнакомцем словно играли в какую-то приятную игру. Виола осторожно повернула ручку двери и сморщилась, закусив губу, когда щелкнул замок. Да, он был там — стоял, опершись на перила. Едва она выскользнула в коридор, он направился к ней.