Маньяками не рождаются

- Дед Роман, - сказал Сергей. Ты же здесь все тропы знаешь. Как можно обогнуть скалу влево, там где чаща, и что за этим лесом дальше?

- Ишь ты, пограничник, "наш пострел везде поспел".

Он осторожно посмотрел на спящую молодежь и поманил Сергея на улицу. Они вышли и присели на лавочку, сооруженную дедом.

- Там, милай, есть одно место, которое я просекал из года в год. Только с дороги оно кажется непроходимым, всего один метр, но за ним дорожка вокруг скалы. С той стороны есть ручей, я его давно облагородил, пустил по нужному руслу. Есть там и шалаш, сложен он прочно, а сверху запутан в деревьях, в жизни не догадаешься, что внизу стоит настоящий чудо-домик с погребом и огородом. Там есть одежда, ружьё, порох и патроны. Всё, что положено. Ты паря, пограничник, грамотный, сразу смекнул что и как. А я наученный жизнью, всё на случай войны или какой заварухи, приготовил себе место недоступное. О нём не знает никто. Думаешь оно нам пригодится?

- Да, - серьёзно ответил Сергей. - Только надо подумать: кто мог навести на тётю Нюру этих сволочей. Так просто они бы к вам не приехали. И кто привозит вам продукты, ты их знаешь?

- Нет, милок, все незнакомые. Вот только раз мне показалось, что в машине на заднем сиденье я видел прячущегося мужичка. Раз прячется, то чего я на него смотреть буду. А шибко он смахивал на Жорика, нашего дальнего родственника, который с Колымой дружит. Ходок пять уже сделал. Но я мог и ошибиться, Жорик сейчас отбывает очередной срок.

- Но он мог и бежать?

- Мог?! - удивился дед, - Или откупиться. Они живут в соседнем городишке, так что про родство наше дальнее могут не знать и искать не будут всех родственников. Только вот Нюра с детьми. Крепко влипла по доброте душевной. Завтра на рассвете, пока малята спят, мы с тобой, деда, сходим туда и ты покажешь мне лаз. Мало ли что. И нужно будет запастись продуктами сухими и консервами.

- Там у меня картохи пять ведер посажены, скоро копать будем, лук, чеснок, морковка, капуста. Все путём.

- Ну ты и фрукт, дедушка. Тебя бы на границе служить.

- Я тоже служил когда-то. В пограничниках был. И ордена имею. Как старуха моя померла, так я и подался на хутор. Горя не хотел никому показывать. Остался тут. Таперь видишь, Бог послал малыша, которого спасать надо.

- Надо, дед, надо. Все люди должны помогать в беде друг другу, а тут малявка беззащитная. Его счастье, что на свете такой дед Роман имеется.

- Ну, ты уж паря меня так захвалил, мне даже совестно стало. Я ведь как чей-то пособник выгляжу. Чужого ребёнка воспитываю в лесу за деньги. Они мне их привозят.

- Но ты же не догадывался ни о чем?

- Как тебе сказать, сначала нет, приехали молодые, просят, ребёночек маленький, говорят скоро все оформим, ну я и ждал, а с недавних пор сомнения одолевать начали. Почему же они, законные усыновители, дитя при себе не держат, а в глушь к чужому деду отправили малограмотному. Деньги бешеные потратили на устройство, продуктами хорошими балуют и денег привозят. А так как у меня расходов совсем нет, куда можно деньги тратить, я складывал их все три года и теперь, они пригодятся в случае чего, если Василька спасать от злодеев будем. Деньги возьмёшь себе, может придётся бежать куда.

- Да, дедушка, денег у меня, бывшего солдата действительно нет, а без них, как известно, далеко не уедешь.

Вскоре проснулись дети и босой Василёк вышел во двор.

- Деда, я хочу опять телевизор.

- Погоди чуток, молочка попить надо, Дереза уже сердится и рога приготовила бодать тебя, за то, что молоко её забыл выпить.

- Не надо, Дереза, меня бодать, я уже бегу пить, а тебе хлеба принесу.

Что будет завтра пока никто не мог предположить.

КАК РОЖДАЕТСЯ МАНЬЯК?

Павел пребывал в бешеном состоянии. За три года он так и не покорил Веру. Их безнадежно распадающаяся семья не давала никакой надежды на Верину благосклонность. Чего только он не выделывал за эти три года. Ежедневно словно клоун рассыпался перед безутешной любимой мелким бесом, рассказывал анекдоты, давал обещания разыскать пропавшего сына, привозил кучу подарков, но всё было бесполезным. Вера смотрела на него отсутствующим взглядом и даже не удостаивала чести посмотреть привезённые подарки, тем более благодарить его. Он нежно прикасался к её руке, гладил склоненную голову, вытирал слезы, приносил лекарства, постоянно рассылал куда-то бумаги по розыску, и тогда она немного оживала, глаза загорались нездоровым блеском, но, прочитав очередную отписку, она снова уходила в себя, как улитка в раковину, и невозможно было достучаться до её сердца. Рядом с ней Павел тоже чувствовал, как в него вползает, вливается безудержный гнев. Постоянные неудачи в покорении женского сердца и постоянная угроза быть раскрытым, разрушали его разум, делали бессильным в его столь преступном достижении цели. Он настолько увлёкся надеждой на победу любой ценой, что постепенно терял границу между дозволенным и преступным. Сваливал вину за свои неудачи на терпеливого Василия, молча сносившего незаслуженные упрёки жены. Их семейная жизнь стала похожа на льдину, отколовшуюся от берега, и все дальше уносившую надежду на то, что края её сойдутся, и они оба ступят на одно и тоже спасительное место для их разбитой семьи. Вера в упор не видела Василия и только время от времени язвительно спрашивала только что пришедшего, усталого, задёрганного на службе и дома мужа:

- Наша милиция хоть что-то умеет делать? Как же ты собственного сына найти не можешь?

Василий молчал. Ему было обидно за свои бессонные ночи, за постоянную непреходящую душевную боль, которая напоминала каждую секунду о потерянном сыне и разбитой жизни. Три года он выносил ее издёвки, истерики, нравоучения. Словно сорвавшись с цепи, она сбрасывала весь свой гнев и страдания на муже. Он же, понимая ее материнское горе, старался щадить её и не отвечал на оскорбительные выходки. Как будто его боль была менее. Он в отчаянии иногда готов был пойти на крайние меры. Она давно оставила работу и вечно в подвешенном взвинченном состоянии находилась у телефона. Сама была бессильна адекватно оценивать обстановку, ей казалось, что кроме неё все забыли об украденном мальчике.

- Ее нужно выводить из этого состояния. Так недолго стать ненавистницей всего мира, а это близко к маниакальному состоянию. Будет терроризировать всех. Неизвестно чем может кончиться.

- Её ненависть ко всем пугает меня, - сказала мама Василия.

- Я не согласен с вами. Она слишком переживает, - вмешался Павел. Вскоре Анна Ильинична ушла на работу. Заехал Василий на минутку, забыл записную книжку.

- Как она? - спросил он у Павла.

- Пока спит.

- Может быть тебе, Павел, не стоит так часто бывать у нас. По-моему ты оказываешь ей медвежью услугу, потакая во всем. Жизнь есть жизнь - сам в гроб не ляжешь, по-христиански - это великий грех.

- А не грех, так говорить о друге, - услышала проснувшаяся Вера.- Да ты вахлак, тебе все равно, что с сыном и со мной. Я дура, что не вышла замуж за Павла.

Василий не дослушал до конца ее поистине уникальную речь, окончательно оборвавшую тонкую ниточку семейной связи.

- Милая, милая, моя несчастная малышка, - я думаю, что ты действительно совершила ошибку. Но её можно исправить.

Павел взял Веру на руки и как маленькую начал баюкать, носить по комнате. Она обхватила его шею и слушала сильное биение сердца. Вдруг её поразило собственное подленькое желание, пронизавшее с ног до головы. Она хотела этого человека, сильного, уверенного, надёжного. И прижавшись к нему так, что он почувствовал это, вдруг прикоснулась губами к его щеке, а он жадно впился в любимые губы. Страсть, неудержная, безумная, не рассуждающая, кинула их в объятия друг друга. В эти минуты у Веры не было этой постоянной ноющей боли души. Она вся отдалась своему верному другу. Теперь кто знает, может быть и будущему мужу. Спустя некоторое время она опомнилась и почувствовала женской интуицией, что совершила подлость по отношению к мужу. Семейные основы в их семье были непререкаемы.