Страница 79 из 94
Мы не знаем этого наверняка, но вполне можно предположить, что указания Писания могли и не соблюдаться так строго. Говоря современным православным языком, есть устав, а есть обиход, по которому порой утреню служат вечером, а вечерню— утром. Читаем мы, например, и в Евангелиях о двух первосвященниках (Анне и Каиафе, Лк 3:2), хотя должность это была несменяемая, и при жизни одного не могло быть никакого другого. Иными словами, Пятикнижие описывает идеальную ситуацию, как должна праздноваться Пасха, а Евангелия— ситуацию реальную, как именно она праздновалась в тот год. Нет ничего удивительного в том, что между идеалом и реальностью была некоторая разница.
Итак, если давать оценку гипотезе двух разных календарей, то довольно трудно представить себе, чтобы в одном и том же Иерусалиме следовали двум принципиально разным календарям (фарисейскому и саддукейскому? строго иудейскому и гармонизированному с греко–римским?), к тому же с разницей, по–видимому, всего в один день. Но можно предположить, что пасхальные обряды не всегда совершались в строгом соответствии с требованиями Пятикнижия, или же что Евангелисты выражались не с терминологической точностью, а несколько приблизительно («как раз наступала Пасха, она же Праздник опресноков…»).
Но и в этом случае остается вопрос: кто точнее передает хронологию событий, синоптики или Иоанн?
Сначала предположим, что точны синоптические Евангелия: Тайная Вечеря состоялась вечером 14–го нисана (по храмовому календарю), и была именно пасхальной трапезой. Следующий день, пятница, был 15–м днем нисана, началом недельного Праздника опресноков. Тогда придется предположить, что Иоанн просто ошибся на один день, неточно вспомнил эти события.
Но это не самое большое противоречие, с которым сталкивается такая теория. Тогда получается, что для ареста Иисуса и спешного суда над ним иудейские духовные вожди выбрали саму пасхальную ночь, когда все иудеи совершали свое главное празднество. Далее, окажется, что Пилат отпускал на Пасху одного заключенного уже после завершения пасхальной трапезы, и что распятие Христа состоялось в первый, самый торжественный день Праздника опресноков. И даже Симон Киренеянин, который шел в этот день «с поля» (Мк 15:21, ср. Мф 27:32 и Лк 23:26), не обратил никакого внимания на праздник и занимался обычным земледельческим трудом.
Если честно, в это трудно поверить. Получается, что и члены Синедриона, и Пилат выбирают для расправы над Иисусом самый светлый праздничный день в году. Да, они были жестокими и равнодушными политиканами, но они явно не были идиотами. Они должны были понимать, что бессудная расправа и страшная казнь в самый светлый день могут скорее спровоцировать то, чего они старались избежать: народные волнения. Наконец, к чему было так торопиться? Можно было подождать, пока пройдет празднество, или хотя бы самый первый его день, и лишь тогда устроить судилище и казнь.
Но спешка получает прекрасное объяснение, если мы предположим, что казнь состоялась как раз накануне Пасхи, как утверждает Иоанн. Тогда и Пилат отпускает узника как раз в тот момент, когда он еще успевает принести в жертву своего барашка и полноценно участвовать в празднике, и Симон Киринеянин заканчивает труд в предпраздничный день пораньше, чтобы успеть со всеми приготовлениями (почему это он шел с поля утром?), и члены Синедриона спешат на ночное судилище, чтобы закончить это грязное дело и со спокойной душой возлечь за праздничным столом.
Получается, прав Иоанн? Но что тогда делать со свидетельствами синоптических Евангелий?
По–видимому, стоит предположить, что они говорили не столько о начале непосредственно пасхальной трапезы, сколько о приготовлениях к Пасхе вообще. Вот уже пекутся опресноки, вот уже кто–то отправляется в Храм, чтобы успеть зарезать барашка… «В первый день опресноков, когда заколали пасхального агнца, говорят Ему ученики Его: где хочешь есть пасху? Мы пойдем и приготовим» (Мк 14:12, ср. Лк 22:7–9). Как мы уже выяснили, в «первый день опресноков», если понимать это выражение строго терминологически, готовить поздно: пасхальный агнец уже должен быть съеден. А вот в канун праздника задавать такой вопрос куда как уместно! Тем более что этого самого барашка еще, вероятно, предстоит купить, равно как и прочие припасы к празднику… Мы читаем, правда, не у синоптиков, а у Иоанна: когда Христос отправляет Иуду прочь, «как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: купи, что нам нужно к празднику, или чтобы дал что–нибудь нищим» (Ин 13:29). Ясное указание, что в ту ночь люди только еще начинали приготовления к празднику.
Итак, можно представить себе такую сцену: накануне праздника ученики спрашивают Иисуса, где они встретят сам праздник. Еще бы, нужно столько всего приготовить заранее! С их стороны было бы крайне непредусмотрительно задавать такие вопросы в тот час, когда уже пора приступать к самому празднеству. Неожиданно Иисус посылает их в дом, где, оказывается, всё давно готово. Необычным был сам ориентир: мужчина, несущий воду (Мк 14:13, ср. Лк 22:10), ведь эта обязанность всегда считалась женской. Точно так же неожиданностью оказалась и «готовая горница» (Мк 14:15): оказывается, не надо ничего покупать, ни о чем заботиться, осталось только возлечь и насладиться пиром! Причем прямо сейчас.
В Лк 22:15–16 Христос говорит ученикам: «очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием». Может быть, это и есть ответ на невысказанный вопрос: почему Он так поторопился с пасхальной трапезой? Почему Он позвал своих учеников на нее заранее, до того, как к ней приступили остальные жители Иерусалима? И тогда становится понятно, почему никакого барашка не упоминают и синоптические Евангелия. В эту ночь Агнец был среди Своих учеников. Плотью Агнца стал хлеб, который Он Сам преломил. А обычные пасхальные барашки еще только блеяли где–то около храма…
Ветхозаветная Пасха начиналась с заклания агнца и продолжалась трапезой. На Новозаветной Пасхе порядок был обратным, и синоптические Евангелия подчеркивают пасхальную природу этой трапезы, а Иоанн (который наверняка знал эти Евангелия и стремился их именно что дополнить) подчеркивает, что распятие и погребение Христа состоялось именно в то время, когда приносили в жертву тысячи пасхальных агнцев. Его крестная смерть и была той самой Жертвой, которая раз и навсегда сделала ненужными любые другие жертвоприношения.
И тогда получается, что никакого противоречия, на самом деле, тут нет: есть лишь разные взгляды, разные описания, разные аспекты одного и того же Таинства.
На богослужении в субботу перед Пасхой в храмах вспоминается весь долгий путь к Воскресению, и, в частности, читаются пятнадцать паримий (то есть отрывков) из Ветхого Завета. Это не просто краткая «историческая справка», но своего рода пунктирный взгляд на историю. Выстроены паримии не в хронологическом и не в каком–то ином формальном порядке, но, глядя на них, можно постараться понять смысл и внутреннюю логику именно такого их расположения. Вот они:
1.Бытие 1:1–13 говорит нам о начале сотворения мира, не доходя даже до сотворения человека. Эти строки напоминают нам, что для христиан Пасха— явление космического масштаба, меняющее жизнь всего мира.
2.Исаия 60:1–16, пророчество о грядущей славе Иерусалима, сразу же напоминает нам, что при всем своем космическом масштабе Воскресение произошло в конкретном городе и в определенное время, что оно глубоко связано с историей израильского народа.
3.Исход 12:1–11— этот отрывок описывает правила ветхозаветной Пасхи, которую и по сей день отмечают иудеи, вспоминая исход израильтян из Египта. Толпа рабов стала единым народом. Начиная с ночи того самого Исхода, евреи приносили на Пасху жертву: Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола… пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером, и пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его (Исх 12:5, 7).