Ветер в лицо

Запахло чабрецом. Пахнуло тихим, настоянным на горьковатый полыни степным ветром. На луну набежало облако и село ей на макушку лохматой шапкой. Когда подошли к Лизиным воротам, девушка сдержанно попрощалась и побежала во двор. Прислушалась. Коля, беззаботно насвистывая песенку, пошел по улице домой. Ну, и пусть идет!..

В окнах Веры еще горел свет. Из комнаты слышалась тихая беседа. Лизе показалось, что она узнала голос Солода. Неужели действительно Вера пытается забросить удочку на этого сома?

Лиза зашла в комнату, не зажигая света, разделась и легла в постель. Но уснуть не могла. Какое-то приятное, сладковатое щемление наполняло ее тело. Что это?.. Неужели он снова ей приснится? Хотелось поделиться своим чувством. Но с кем? С Верой?.. У нее — гость.

Лизе в то время было неизвестно, что она не имеет права рассказывать Вере о своих чувствах.

Еще до своего неудачного брака Вера несколько раз пробовала познакомиться с нелюдимым, диковатым сталеваром, но он не обращал на нее никакого внимания. Проходил мимо, будто стояла не девушка, а защитный столбец на обочине дороги. Чем он так понравился Вере? Может, тем, что не хотел замечать девушек? Может, своей скрытой, несколько самоуверенной силой?.. Как бы там ни было, а Вера возвращалась домой, падала в подушки и плакала хорошими, чистыми слезами — слезами любви... Все попытки Веры познакомиться с Кругловым разбивались о его холодное равнодушие. И он стал для нее единственным человеком, перед которым она терялась, краснела, превращалась в беспомощную девчонку. Кто знает, как сложилась бы ее жизнь, если бы Коля Круглов ответил ей такой же страстной любовью, какая клокотала в ней. Возможно, сейчас совсем другой была бы Вера Миронова... А возможно, она его постепенно втянула бы в круг своих мелочных интересов, и он ей поддался бы, как поддаются в таких случаях некоторые мужчины, ослепленные любовью. Но ни того, ни другого не произошло. Коля шел своей дорогой, а она — своей.

Вера глубоко затаила обиду, подогретую чувством первой неразделенной любви. После неудачного замужества она потеряла свойство краснеть перед мужчинами. Искала для себя мужчину, искала упорно, расчетливо, но влюбиться ей не удавалось. Ее оружием стали хитрости. Она готова была пойти на любую авантюру, чтобы осуществить свои намерения. Но когда встречалась с Кругловым, ее будто кто-то подменял, — она ​​отступала с дороги, чтобы никто не заметил растерянности, а больше всего боялась, чтобы он не посмеялся в душе над ее искренними чувствами.

Со временем и во встречах с Кругловым она стала чувствовать себя свободнее. Чем больше Вера узнавала мужчин, тем больше убеждалась, что Круглов не столько гордый и неприступный, сколько просто еще незрелый. Она начала относиться к нему свысока, с внутренней усмешкой. Однако все еще не решалась повторить свои попытки познакомиться с ним, чтобы снова не оказаться в унизительном положении отверженной. Она уже не надеялась на брак с Николаем. Но решила ждать, пока в нем проснется что-то мужское. Это скоро должно прийти.

Лизе все это было неизвестно. Она лежала в мягкой постели, освещенная лунным светом, пробивающимся сквозь ветви деревьев и падающим узкими снопиками в комнату. Лежала и мечтала...

А в это время на Вериной половине происходила тонкая дипломатическая игра. Солод сидел в низком кресле, механически гладил Вериного рыжего кота и с холодноватой улыбкой наблюдал, как Вера изображала из себя возвышенно-романтическую девушку. Со стен на них смотрели вышитые крестиком амуры и молодой венецианец в гондоле с мандолиной в руках.

— Счастливые люди. В Каховку едут... Как это романтически! Построить город, а затем в нем жить. Ведь всегда дороже то, что сделано собственными руками. Не правда ли, Иван Николаевич?.. Вам это, наверное, приходилось испытывать. Вот, например, эти вышивки. Я их так люблю, потому что они сделаны мной.

— Конечно, Вера. Конечно.

Вера откинулась на спинку кресла-качалки и медленно раскачалась.

— Жаль, опоздала я. Теперь уже ехать туда — мало чести. Асфальт, тротуары, хорошие квартиры. Надо было ехать тогда, когда там пески были... А то скажут — на готовое приехала. Помните, я у вас просилась, а вы не отпустили?.. Это еще когда в вашем отделе работала.

Вера поправила на комоде статуэтку — бронзовый змей обвивает голую женщину.

— Что-то не припомню. Но если вы говорите, то, наверное, просились, — не без скрытого лукавства ответил Солод.

— Это вы, вероятно, забыли. Как же я могла не проситься?.. А теперь — поздно. Жаль. Но, видимо, скоро где-то новый город начнут строить. Тогда уж я убегу, даже если не будут отпускать. Обязательно убегу!.. Так и знайте.

Вера была уверена, что те качества, которые она сейчас демонстрировала в своем характере, чрезвычайно важны для Солода. Ведь он очень уважаемый человек, и мораль его тоже уважаемая — та мораль, которую прививают газеты, радио, кино. И ему, конечно, важно, чтобы у его жены были такие же взгляды на жизнь. А разве Вера против этой морали?.. Отнюдь! Ей бы только хотелось немного больше заботиться о себе лично, чем это делают другие. Кроме того, она не совсем понимает, как это можно подчинить свою волю — воле коллектива. Может, это и хорошо, но не для Веры. У Веры есть достаточно сил, чтобы устраивать свою жизнь без чьей-либо помощи. И вся ее сила — в ее красоте и молодости, в ее уме и прелести. О, она хорошо знает, какая она красивая!.. Почему же не использовать это преимущество, чтобы устроить свою жизнь?

Уже несколько недель Вера обольщала Солода. Что же с того, что он старше ее ровно вдвое? Чепуха!.. Ее даже не очень беспокоили подозрения, которые она имела в отношении его. Дело в том, что Солод всегда интересовался личными письмами, которые приходили на адрес завода. Он ежедневно просматривал почту, и Вера решила, что Солод, наверное, опасается исполнительного листа. Однако ее это не испугало и не изменило ее намерений. Если бы ей только удалось их осуществить! Тогда она навсегда избавилась бы от своей скучной работы. Перед ней открылись бы такие возможности, такие перспективы!.. Но дело в том, что этот глупый Солод, пожалуй, действительно влюблен в Лиду с лаборатории. Что он в ней нашел? Святая посредственность. Ничего яркого.

Наконец Вере удалось пригласить его к себе в гости. И вот он сидит в кресле, гладит ее кота, а она напротив него качается в кресле-качалке. Вера знала, что такая поза лучше оттеняет ее белую, будто выточенную из мрамора, шею и красивые округлые колени.

Первая стадия психологической атаки была осуществлена. Теперь он уверен, что Вера относится к тем женщинам, которые последуют за своими мужьями в огонь и в воду, которые всегда поймут их широкие общественные интересы и благородные душевные порывы. Еще надо продемонстрировать свою эрудицию, свою культуру. Ведь он, кажется, достаточно культурный человек. Вера на мгновение задумывается. Выдерживает паузу.

— Скажите, Иван Николаевич, вы любите Тургенева?

— Конечно, — ответил. Солод, которому уже начала надоедать прозрачная Верина дипломатия. — Разве есть такие люди, которые его не любят?

— Не знаю. А такие, что его не вполне понимают, безусловно, есть. Как он умеет изображать женскую душу!.. А какая у него речь! Прочитаешь несколько страниц — и будто напьешься из чистого степного колодца.

— Хорошая речь, — сказал Солод.

Вера вспомнила, что в последнее время читала какую-то рецензию с негативной оценкой творчества Достоевского.

— А Достоевского я не люблю. Не люблю за то, что он выбирает и подчеркивает в человеке плохие черты. Иногда кажется, что он смакует их... Не так ли?

— Правда, Вера. Правда, — сказал Солод, поднимаясь.

— Куда вы?..

Солод улыбнулся лукавой улыбкой, его моложавое лицо стало еще моложе, подошел к Вере, взял ее за плечи.

— Верочка, вы очень красивы. А глаза у вас... Есть на Кавказе озеро такое — Рица. Вода в нем... Да нет, сравнить это озеро можно только с вашими глазами. А ваши глаза — с этим озером...